102432.fb2
– Поехали скорей, ради бога, сами Николая мы не найдём, – бормотал Михаил.
– Поехали, едри тебя в душу… Вот тебе и Коля-Коля-Николай, сиди дома, не гуляй. Ну, туристы, мать вашу…
Береговая охрана объявила тревогу. Пограничный катер сошёл с обычного маршрута и стал прочёсывать прибрежную полосу. Завели вертолёт, двое местных рыбаков вылетели вместе с отрядом спасателей к Нижней Тяге. Михаил в поисках не участвовал: он закрылся в каморке радиста, и сквозь хлипкую филёнчатую дверь слышны были его причитания и обрывки фраз: «Я не отходил, Ярослав Васильевич… Да, знаю, что голову снимете… Клянусь вам… Он просто пропал… Нет, я ничего не пил, можете экспертизу сделать…»
Через час, жалкий, помятый, с красными глазами, Михаил вышел из комнаты радиста и принялся разбирать вещи Куйбышева. Разбросал одежду, вытащил из рюкзачных глубин нетбук, сунул его за пазуху. Вышел из домика, двинулся к берегу. За первыми же крупными камнями, скрывшими его от биноклей пограничников, остановился, огляделся и швырнул компьютер в океан. Высморкался, вытер лицо, оглянулся: никого... Закурил. И не спеша двинулся назад.
Москва, ул. Володарского, д. 43
24-25 мая 2011 г.
– Алло?
– Куйбышева Надежда Игоревна?
– Да.
– Простите, у меня для вас плохие новости. Куйбышев Николай – ваш муж?
– Николай? Он в командировке сейчас. А кто это говорит?
– Нечаев, командир отдельного поста береговой охраны, Камчатский край.
– Вы с Камчатки звоните? Что-нибудь случилось?
– Произошёл несчастный случай. Вы слышите меня? Алло?
– Да. Что, что?
– Ваш муж… Куйбышев Николай… Его смыло в море. Был шторм.
– Как в море? Когда?
– Вчера. Ведутся поиски.
– Какие ещё поиски? Где, откуда его смыло? Какое море?
– Он находился на берегу моря во время сильного шторма. И был смыт. Унесло… Ведутся поиски.
– Нет, вы не понимаете! Вы не знаете ничего! Он не мог, никак… Вы говорите – смыло? В океан?
– Да.
– Вы не знаете, он не мог утонуть!
– Надежда Игоревна, успокойтесь. Постарайтесь взять себя в руки. Мы сообщим вам, если…
+
…Сначала была оглушающая пустота. Казалось, что исчезло всё вокруг, нет больше ни суетливой Москвы, ни хмурого неба, ни квартиры в новом доме, на шестнадцатом, две комнаты, улучшенной планировки, спасибо Алексею Филипповичу, помог купить… Да и Алексея Филипповича нет, хотя он звонит из Женевы, звонит и звонит, обрывает телефон. И мама звонит, и младшая сестра, и подруги одна за другой. Мобильник взвизгивает, принимая эсэмэски. Домашний телефон раскалился, и в дверь уже стучат, жмут звонок, надо открывать, они уже ломают дверь, они её вышибут, ну и пусть, всё равно. Нечего им всем сказать, никто не знает, никто не поймёт, будут сейчас жалеть, будут обнимать и плакать, а зачем жалеть?..
Надя так и не открыла дверь, и замок, кажется, вскрывали. В квартиру ввалились два МЧСовца, за ними – сестра Катюха со своим парнем, Артуром. Подбежали, трясут за плечи, шарят глазами вокруг. «Наверное, думают, что напилась таблеток, а зачем, зачем мне пить таблетки?»
– Я в порядке.
– Надюша, что же ты не открывала! Мы чёрт знает что подумали, Надюша, сестрёнка!
Катька ревёт. А у самой Нади – ни слезинки. Лицо каменное. Голос ровный, хоть и тихий. Сидит и ни на кого не смотрит, думает о чём-то неотступно…
Следом появились подруги. Поняли, что тут нервный ступор, ушли на кухню, советовались. Решили дежурить по двое: до вечера подруги посидят, ночевать приедет сестра, а завтра утром мать их сменит. Позвонили матери в Питер, договорились обо всём. Потом звонили в Женеву Алексею Филипповичу, и это было грустно, и трудно, и никак не выговаривалось страшное слово «погиб». Говорили: «идут поиски», «потерялся», «ждём сообщения от спасателей», «пока ничего страшного». Но все понимали – как раз страшное, и не будет никаких вестей, кроме плохих. Даже если и найдут, то это будет не Николай Куйбышев, а его тело… А скорей всего, и найти не смогут. Тихий океан, шторм, вода – плюс пять градусов, течения, акулы, нет, лучше и не вникать, лучше повторять упрямо, что ждём сообщений.
– Она так и не плакала?
– Нет, глаза сухие.
– Это плохо. Надо обязательно плакать, легче станет.
Но она сидела и молчала, и думала о своём. От ужина отказалась, выпила глоток воды и легла, не раздеваясь, на кровать. Подруги прикрыли пледом, оставили дверь в маленькую комнату открытой, сами бродили поблизости: то на балкон курить, то на кухню подкрепиться, то в гостиной на диване полежать. Заглядывали каждые пять минут, как будто она неведомым образом может исчезнуть или умереть просто так, без причины.
Надю сморило, и она не стала сопротивляться, уснула. И сразу же пришел сон, и во сне был он, живой, невредимый, хмурый, как обычно, неласковый, раздражённый.
– Ты куда положила свитер? – спросил он.
– Какой? Твой старый, зелёный?
– Да не зелёный он, он серый, сто раз тебе говорил.
– Вот он, Коля.
Она подала ему свитер, и он накинул его на плечи, обвязал рукава вокруг горла.
– Тебе холодно?
– Что ты всё глупости спрашиваешь! Ты же знаешь, мне не бывает холодно.
Вдруг они очутились на дороге. По сторонам её высились холмы, густо заросшие лесом. Пошли вперёд, свернули с дороги. Кругом трава. Вошли под деревья. Похоже на яблони, цветущие яблони. Коля впереди. Обернулся, бросил на ходу: