– Ты же его знаешь.
– А ты?
– И я пошёл. Когда шквал дошёл до устья, волны по реке побежали. Может, пять метров высотой, может, шесть... Всю низину захлестнуло. Меня с ног сбило. Дождь такой ливанул… И сверху вода, и снизу вода. Колотил руками, ногами, рвался… Не помню, за что зацепился. Потом ещё раз опрокинуло, потащило... Нахлебался. Вцепился в кусты. Вылез на горку.
– А Коля?..
– Я не видел его. Вообще не видел. Как волна ударила, видел только воду.
Надя закончила макияж и наконец-то повернулась к Михаилу. Кажется, слёзы кончились. Что-то другое мелькнуло в её глазах, старое, забытое, вспомнить бы…
– Значит, ты был прямо там, откуда его смыло?
– Шёл за ним.
– Хоть бы ты его схватил, что ли, не пустил…
– Ты не представляешь, как там было. Это невозможно.
– Да, Миша, знаю. Нет, я не буду больше плакать. Хватит. Я так себе всё и представляла. Это глупая смерть, Миша.
– Зачем ты…
– А что мне ещё говорить? Что я должна думать? Героизм, да? Глупость. Эгоизм, как всегда.
У Нади подрагивали плечи, но она держалась изо всех сил, чтобы больше не заплакать.
– Я рада, что ты остался жив. И рада, что пришёл.
– Надя… Можно тебя попросить?..
– Что такое?
– Сними, пожалуйста, эти линзы.
– Зачем?
– Сними. Не воспринимаю тебя такую. Не твои глаза.
– А тебе нужны мои глаза?
– Мне только они и нужны.
Была всего одна секунда, когда весы застыли, и стрелка могла качнуться не в ту сторону. Тяжёлая, длинная, холодная секунда, когда она смотрела и ничего не делала, и могла послать подальше, могла вежливо отказаться, могла дать пощёчину… Но она не сделала этого. Она ушла в маленькую комнату и тут же вернулась без линз, со знакомым пятном на левом глазу, почти во всю радужку, родным, родимым пятном. А дальше всё было неважно: разговоры, вздохи, объятия… Уже ничего нельзя было поделать.
+
Москва, ул. Володарского, д. 43
22 июня 2011 г.
Алексей Филиппович нагрянул неожиданно. Конечно, зачем ему предупреждать, он ведь хозяин квартиры. Сыну помог, когда потребовалось, жильё купил, но предусмотрительно оформил на себя, всё же двушка улучшенной планировки в столице, немалые деньги. Имел полное право явиться когда угодно, например через месяц после исчезновения сына. Раньше некогда было: Женева, Париж, Стокгольм, банковские дела, большой бизнес.
Сначала вошёл охранник. Осмотрел квартиру, заглянул во все углы, проверил под кроватью и в шкафу. Хотел и у Михаила пошарить по карманам, нет ли вдруг чего смертоносного. Но карманов не было – Миша сидел на кухне в футболке и в трусах, пил пиво с копчёной горбушей. Резал её ножом, рвал руками на душистые, слегка солоноватые куски, глотал, почти не жуя, и запивал. Пальцы в рыбе, морда в пене. Сразу вслед за охранником на пороге кухни возник изящно одетый Куйбышев-старший, финансовый директор крупного банка. Его даже сын называл по имени-отчеству, а уж друзья – и подавно. Никаких панибратских «дядьлёш».
Застать в квартире, где, по представлению Алексея Филипповича, должна была рыдать безутешная одинокая вдова… да, застать в этой квартире Заботина… Это было оскорбительно, и на холёном лице Куйбышева-старшего застыло брезгливое недоумение.
– Надежды Игоревны, я так понимаю, нет?
– Извините, Алексей Филиппович, что в таком виде… Надя на работе…
– А вы, Михаил, давно тут прописались?
– Я не прописался… Я так… Надо же кому-то последить за квартирой…
Михаил не знал, что делать – сесть или встать, или за занавеску спрятаться. В трусах и в майке. С куском рыбы в руках. С пивной вонью. Неудобняк.
– Да-да, и за квартирой, и за женой друга. Так я понимаю?
– Нет, вы не подумайте…
– А я и не думаю. Я вижу.
– Но, Алексей Филиппович, тут ведь от телефона нельзя отходить. Мы звоним… Насчёт поисков… И ждём… Должны сообщить. И тут… Ну, надо у телефона, в общем. А пиво – так ведь жарко, Алексей Филиппович.
– Можете ваше дежурство прекратить. Собирайтесь, молодой человек. И побыстрее, иначе придётся придать вам некоторое ускорение.
Банкир Куйбышев вышел из кухни в прихожку, к охраннику:
– Набери мне Надежду Игоревну. С этим не о чем говорить.
Охранник кивнул, вынул мобильный, потыкал по сенсорному экрану пальцем. Протянул аппарат боссу.
– Алло? Надежда Игоревна, я правильно понимаю? Наконец-то я до вас дозвонился. Да-да, это я. Именно. В Москве, да. Мало того, в моей квартире. На Володарского. Да-да… Тут посторонние. Но он уже уходит.
Оторвался от трубки, посмотрел на Мишу, суетливо влезающего в штаны.
– Впрочем, пусть слышит и он. Вам полезно будет обоим послушать. Нет, я не о том. Секундочку, Надежда Игоревна, дайте мне договорить. Исповедовать вас я не собираюсь. Попрошу вас освободить мою квартиру. И вас, молодой человек. – Алексей Филиппович кивнул Михаилу, запихивающему полы рубашки под пояс брюк. – И не встречайтесь мне более. Мой адвокат свяжется с вами относительно развода и раздела имущества. Думаю, у вас не должно быть каких-то претензий, да? Нет, нет, приезжать сюда не надо. Личные вещи вам привезут. А здесь остановился я, на законных основаниях. Вам всё ясно? Вы правильно поняли?
Охранник вытолкал Мишу на лестничную клетку. Вот так – очередной фортель! Всё произошло настолько быстро, что догнать события не получалось: Михаил тупил, стоял на площадке, все ещё сжимая воображаемый стакан с пивом. Стакана не было, и от рук противно пахло. Сбоку возник дед-ветеран из соседней квартиры, вызвал лифт. Дождались. Вошли вдвоём.