– Значит, ты не нужен? Так?
– Нет, нет, что вы, я придумаю…
– Придумывай по дороге. Едем.
По дороге Миша пытался заикнуться про свои личные интересы, про то, что неплохо бы его и Надю вывезти в спокойное место, что он нужен и полезен, и в случае, если Куйбышев-младший объявится где-нибудь в Корее, с ним никто не договорится лучше старого друга. Но попутчики молчали. Высаживая его около подъезда известного дома на улице Володарского, Толик обронил: позвонишь, отчитаешься. Дверца захлопнулась, машина укатила.
И снова Михаил оказался на шестнадцатом этаже, у двери, через которую его вытолкали сорок минут назад.
+
Пусан, Южная Корея
28 июня 2011 г.
Рефрижератор «Гипатия» стоял на рейде в Пусане. Капитан вёл переговоры о продаже груза. Точнее – ждал первого июля, начала отпусков, подъёма цен в ресторанах, хотел навариться. Таких ожидальщиков набралось в заливе немало, десятка три. Все они стояли рядом, в двух километрах от причала, заякорившись в неглубоком заливе.
Команда почти всё время оставалась на борту: холодильники требовали обслуживания, да и денег пока что никто за рейс не получил – так зачем зря болтаться на берегу с пустыми карманами?
Ближе к полудню солнце разогнало всех по щелям. Прятались от жары, отсиживались и отлёживались, только Перс стоял в рубке с биноклем, и хмурый молчаливый дайвер Ник бродил взад-вперёд по палубе. К этому зрелищу давно привыкли. Он уже был не чужак. Конечно, своим тоже не стал; да и кто тут был своим? Он был всего лишь талисман, забавный ангел-хранитель, чокнутый чудак, приносящий удачу. Ему кивали при встрече, улыбались и даже не смеялись вслед, если он не замечал приветствий. Сумрачная душа; если ему нравится ходить по палубе и думать о своём – пусть.
На мостике появился Джейк. Он только что закончил разговор по рации с каким-то начальством из порта. Коротко бросил Персу: позови двоих пришвартовать лодку, к нам гости. Потом выглянул на палубу, залитую полуденным солнцем, крикнул: «Ник! Кам хиэ!»
Лодка уже приближалась. Это был полицейский катер, и Перс вопросительно посмотрел на капитана. Тот покачал головой – всё в порядке. Это не к нам. Это к Нику.
Двое матросов разложили лестницу, закрепили верхнюю часть на борту рефрижератора, а снизу за неё уже цеплялся маленький сухонький старичок в светлых брючках и старомодной рубашке без рисунка. Его толкали снизу, тянули сверху. Передали следом сумку с диковинной надписью «Динамо». Старичок озирался, крутил головой, его маленькие белые глазки цеплялись то за одного матроса, то за другого. Ощутив под ногами палубу, он церемонно раскланялся и помахал рукой полицейским в лодке. Те показали ему большой палец: отлично, пока!
Николай оторопел. Он скорей бы поверил, если бы Химера собственной персоной села на палубу... Ноги сами побежали навстречу. Зеленцов, старый друг, как это может быть? Они обнялись. Похлопали друг друга по спинам. Пожали руки. И ещё обнялись. Произносили междометия: ну, Коля, да, чёрт, Евгений Михалыч, здравствуйте, как же это, как же это здорово!
– Вы один? – Николай беспокойно оглядывался. Но ничего страшного: те же суда вокруг, то же спокойное море с мелкой волной, солнце в зените. Полицейский катер, кажется, отчаливает. Так откуда?
– Всё нормально, Коля. Не беспокойся. Я расскажу.
+
Пусан, Южная Корея
28 июня 2011 г.
– Не сходи с ума, Коля! Ты противопоставляешь себя целой стране, причём, заметь – своей собственной стране! В тот момент, когда ты более всего нужен.
– Что тут скажешь, Евгений Михайлович... Я профан в политике. Да и в людях разбираюсь плохо. Мной опять будут крутить… Провокации, шантаж…
– Ну и что? Ваше величество не может потерпеть? Идеально не будет. Они грубы, туповаты... Но цель, Коля, цель! Я уже час… – профессор поглядел на свои наручные часы, – уже два часа тебе доказываю э-ле-мен-тар-ные вещи, понятные ребёнку. Зачем ты притворяешься, что не понимаешь? Хотя да. Сытое детство, никаких проблем... Может быть, ты и не притворяешься.
Они беседовали почти два часа. Их не прерывали, только один раз появился Перс, принёс холодную воду и сэндвичи. Воду выпили, а к еде не притронулись – не позволил накал страстей.
– Это всё ужасно. Ракеты… Плутоний… Калинин… Но я не могу понять, ради чего я должен помогать одним людям в ущерб другим.
– Своей стране?..
– А что вы называете страной? Что вы твердите без конца – Россия, Китай?.. Почему вы так любите употреблять слова, не понимая их смысла?
– Стоп, стоп… Мне кажется, Николай, это ты не понимаешь…
– Ваш смысл ветхозаветный. Вы говорите о стране, о той стране, которая была полвека назад. Её объединяли общая воля, смысл, борьба. Она только что победила в войне и собиралась вокруг победы, как железные опилки вокруг магнита. Да, то была страна. А теперь совсем другое. Теперь, как вы говорите, Россию не объединяет ни общая вера, ни общий язык. Ваш язык непонятен мне, мой язык непонятен вообще никому… Молодежь предпочитает английский. Экономика тоже стала транснациональной… Сегодняшняя страна объединяется только общим телевидением. И вы предлагаете мне эту общность обслуживать?.. Сто сорок миллионов, собравшихся под кнопкой первого канала?..
– Нет, конечно. Они не виноваты, что их дурят. Я не беспокоюсь о государственных идеях. Но люди…
– А что люди? Вы говорите, придут китайцы. Разве они станут так издеваться над людьми, как издевается собственное правительство? Разве что работать заставят. Зато смысл появится… Хоть убейте, Евгений Михайлович, но я не патриот, мне всё равно, как называются страны – Чина, Раша, Джапан.
– Вижу-вижу, ты уже успел усвоить такую снисходительную манеру думать о народах как о детях. Ну конечно, они дерутся. Витя дёргает Свету за косички, а Валерка отобрал у Анечки куклу. Сами подрались, сами и помирятся, да? Зачем взрослым лезть… Ты ведь особенный, правильно. Вы особенные – ты и Калинин. Что вам разборки в песочнице? Только ты не заметил, Коля, что Калинин забрал у этих детишек ножички. Он ушёл, всё бросил, ушёл на этот самый остров, хотя не верится. Гипотеза твоя слабая… слишком поэтично, чтобы быть правдой. Но – забрал! Чтобы не порезались! А ты? Что должен сделать ты? У них, у детишек, ещё вон сколько всего осталось. Пузырьки с ядами, провода с током, иголки, петарды. Ну, подумай!
– Отобрал, говорите, ножички? Конечно. И теперь они срочно перебирают остальные игрушки, ищут, что бы там найти острого, колкого… Убрал одну проблему, обострил десять других.
Профессор Зеленцов вдруг вспомнил про свою сумку. Схватился за неё, стал расстёгивать молнию.
– Коля, как же я забыл? Ведь я привёз… Достал…
– Неужели?
– Да. Вот, сейчас... Я ведь больше всего из-за этого. Не вербовать же я тебя приехал.
Зеленцов достал толстую, тяжёлую пластиковую папку.
– Ксерокопии. На обратной стороне – перевод. Сам понимаешь, оригинал достать невозможно. Он сейчас в Германии, выставлен на аукцион... Всю коллекцию Ивана Грозного распотрошили…
– И это тоже вам помог волшебный гебешник Овчарук?
– Не Овчарук, Овченков. И не гебешник он. Это президентская служба, занимающаяся прогнозированием. Да, некоторые методы они унаследовали, не без этого. Тем не менее, хоть ты и не любишь слова «патриотизм»…
Николай вынул листы из папки, положил на столик у окна каюты, сдвинув в сторону нетронутые сэндвичи.
– Вы пока закусите, профессор. А я почитаю.