…Две тысячи пятьсот девяносто семь лет назад двадцатилетний сын царя Гнура, крепкий телом и умом, ловкий и быстрый на ногу, отправился в северные земли, на территорию нынешнего Урала. Два года длилось путешествие, и вернулся он оттуда обветренным, возмужавшим, покрытым шрамами. Самый глубокий шрам наискосок прочёркивал его живот, подобно канату перетягивая внутренности. Братья и отец, увидев след страшной раны, изумились. Как можно выжить человеку, разрубленному надвое? Он усмехался в ответ и говорил, что во всём виновато имя. «Ты, отец, назвал меня Анахарсисом, что значит «глас неба». И я не могу умереть, пока этот глас не войдёт в уши людей». Он узнал что-то в путешествии, услышал ли от встречных или сам понял, неважно. На нём лежала тень большой тайны, но объясняться с родными он не захотел.
Анахарсис не задержался дома. Центр мира тогда располагался в Афинах, и он направился туда. В молодом человеке видна была такая сила знания, недоступного прочим людям, что никто не стал отговаривать его от рискованного путешествия. Скифу, представителю дикого и воинственного народа, являться в культурную столицу было небезопасно.
Но он явился. Анахарсис пришёл к дому первого мудреца Греции, Солона, и велел его рабу передать хозяину, что пришёл скиф, который хочет подружиться. Солон ответил через того же раба, что друзей обычно заводят на родине. «Ты как раз у себя на родине, так что же мешает тебе завести друга?» – парировал скиф. Солон сам спустился к дерзкому острослову. «Зачем ты блистаешь остроумием тут, в городе семи мудрецов?» «Только семь мудрецов могут оценить то, что хочет сказать восьмой».
Они стали друзьями. Анахарсису и в самом деле было что сказать афинским мудрецам: он изобрёл парус и якорь, положил начало мореплаванию и покорению неизвестных земель. Он придумал кузнечные меха и гончарный круг, и завертелось колесо истории. Появились ремёсла, мастеровые люди, артели, союзы торговых городов… А ещё он написал письма самым известным тиранам того времени: лидийскому царю Крезу, тирану Гиппарху, Медоку, Аннону, Терею, Фразилоху. Он писал о преимуществах природного образа жизни, о свободе от условностей, об отказе от лишнего. Он критиковал законы и государство. «Закон – лишь верёвка, натянутая поперёк дороги. Высокий переступит, а маленький пролезет снизу». «Моя обувь – подошва, моя постель – земля, мои яства – голод, мой дом – весь мир. У меня нет ничего из того, что вы так цените. Благодаря этому у меня есть время, чтобы помочь вам».
Он лечил людей. Без лекарств, без инструментов, без молитв и без жертв, приносимых бесчисленным языческим богам. Скиф построил себе в Афинах дом по греческому образцу, и никогда не иссякал к нему поток больных, увечных, раненых страждущих. Вокруг Анахарсиса постоянно присутствовало какое-то волшебное поле, освежающее воздух, заряжающее воду, проясняющее умы. Рядом с ним жилось легче.
Достигнув пятидесяти лет, он решил вернуться на родину, в крымские степи, чтобы там уединиться и написать книгу о своей жизни. Постоянный поток больных мешал ему это сделать. И он ушёл из обжитого дома, не взяв с собой ничего, кроме одного раба, наученного письму. Ушёл пружинистой походкой молодого, полного сил человека, с тем же ясным и точным взглядом на вещи, который покорил Афины тридцать лет тому назад.
Путь домой занял полгода. Анахарсис не спешил, составляя книгу. В ней он описал свои приключения и путешествия. Половину глав он диктовал на неизвестном языке и тщательно проверял записанное рабом. Достигнув приморского города Томы, он завершил труд, посадил раба на корабль, следующий на юг, вручил ему книгу. «Отвези её лидийскому царю Крезу. Её прочтут через много лет. А пока она непонятна никому», – сказал мудрец.
Возвращение на родину было печальным. Скифы не приняли ни обычаев, ни мудрости, принесённой от греков. Зависть и злость в ответ на мудрость и добрые советы. Жизнь Анахарсиса оборвала стрела, выпущенная его родным братом Савлием. Ещё одна великая жертва. Лучший на алтаре истории, истекающий кровью. Других вариантов нет.
Не знаю, откуда это всё пришло, тут совершенно нет ветра. Но я вспомнил. Вспомнил разговор с Марией и те латинские слова под рисунком… В книге, которую я назвал липовой… Там было написано: ventum custodit. Латынь возникла за тысячу лет до нашей эры, и, конечно же, для любознательного скифа она была, как для меня английский, маст хэв… И он написал под рисунком: ветер сохранит. Теперь осталось выйти к микрофону и произнести… Всего лишь… Не так и много, но по силам ли… Не знаю.
+
Пакистан, секретная тюрьма Масфахан
7 июля 2011 г.
– Он и в самом деле встал.
Мейр Гамер ждал чуда, но сомневался до последнего. Мало ли что говорят, мало ли какие документы под нос подсунули! Болтать можно всё что угодно, и подделать любую видеозапись можно. Но тут очевидно: человек не умирает в яме без воды, при температуре выше тридцати градусов. Действительно, пешка становится ферзем. И этот ферзь вот-вот потребуется на доске.
– Сделайте ему укол. И перевозите к нам в Масфахан.
Скоро он будет готов к работе. Для этого всё приготовлено, и уговаривать его не нужно. Нужно лишь продумать детали операции.
– Анатолий, что удалось перехватить за последние дни в сети?
– Отчет я ещё не сформировал. Если срочно, то можете перечитать все материалы прямо с экрана.
Помощник Мейра подвинул к нему ноутбук.
– Спасибо. К вечеру Куйбышев должен быть тут. Всю трассу проверьте с вертолёта. Могут быть снайперы. Везите его в микроавтобусе, укройте кевларом. Меняйте темп. Следите за обстановкой. Ошибок быть не должно. Всё, идите.
Теперь можно читать. Что нарыли в сети аналитики? Так… «В начале июля прошли совещания глав государств ещё не оформленного Евразийского союза. Определены сферы интересов, называемых экономическими. В сегодняшней ситуации они должны быть названы военными. За дипломатическими выражениями скрываются совершенно очевидные планы экспансии, вызванные отсутствием ядерного сдерживания. Россия претендует на выход к Средиземному морю, настаивает на военном присутствии в Турции, Норвегии, Финляндии, Польше, Крыме, Молдове, Болгарии и части Балкан. Китай провозглашает своей исторической территорией Японию, обе части Кореи, Непал, Бирму, Вьетнам, Малайзию, Таиланд». Всё же обозначили и Японию. Пока это третья экономика мира, но что от неё останется после тотальных бомбардировок?
Эти азиатские разборки не пройдут спокойно. У них огромный неядерный потенциал, и они готовы сбросить на головы соседей миллионы снарядов. Южная Азия станет партизанской территорией, ближневосточные страны ударятся в джихад… Настоящего терроризма ещё не было на Земле, он только начинается, господа! А вот интересное из Западного полушария: 4 июля с мыса Каннаверал вылетели баллистические ракеты, предположительная цель – Гавана. До цели не дошли, упали в море. Что это? Провокация? Или ошибка? Не слишком ли много ошибок, магнитных бурь, помех? Почему подводит техника, проверенная в Персидском заливе? Надо внимательно разбираться и отслеживать все сообщения.
Вот ещё одно донесение: Америка договаривается с Гвинеей о расширении военного присутствия. Понятно, бокситовый комплекс на два с половиной миллиона тонн в год – это вам не игрушка, а основа для будущего производства оружия. Значит, Нигерия, Эфиопия, Ливия, Алжир, Марокко – все горнодобывающие страны Африки будут захвачены. Кто теперь сможет помешать?
Но всего интересней клубок змей, опутавших нефтеносные страны. России, по замыслу мировых кукловодов, должны отойти Норвегия и Северный Кавказ; Китай схватится с Америкой в Аравийской пустыне. И Мейр Гамер готов поставить на Китай, опять же учитывая неядерный характер войны… Американские профи исчисляются в десятках тысяч, а китайские фанатики – сотнями миллионов. Страна Жёлтого Дракона неминуемо захватит всю Азию до самого Синайского полуострова. Какова судьба Израиля? Никакой судьбы, кроме той, что уже состоялась: распылиться по миру и собраться вместе через тысячу лет. Южная Америка вся становится зоной влияния Бразилии. Не очень технологичная зона, зато сытая. Никакими бомбами не засыпать все их пастбища и пахотные земли. Так что это будущий очаг силы; даже если демонтировать их политические структуры, всё равно они будут способны кормить тот миллиард, что выживет. Или полмиллиарда, это было бы ещё надёжнее.
Мейр Гамер мысленно вычерчивал границы на земном шаре. Прикидывал, как будет называться религия завтрашнего дня. Демократия? Она сто раз уже всех насмешила, её наверняка спишут и объявят вне закона вместе с коммунизмом. Православие? Да его и сегодня никто бы не знал, если бы русские со своей безумной энергией не превознесли эту старую рухлядь до небес. Ислам слишком импульсивен и неуправляем, а вот буддизм – то, что надо. Некое оцепенение подойдёт послевоенному миру. В этом мире не нужно будет спешить к новым вершинам. Нужно будет сохранять место и беречь чистую среду для лучших, для избранных, для сотой части процента, которая будет владеть всем.
И главный рычаг послевоенного мира понятен. Это золото, и только золото, и ничего, кроме золота.
Коротко пискнул мобильный телефон. Сообщение от Анатолия. Две буквы – ОК. Хорошо. Эндшпиль получается славный.
+
Пакистан, секретная тюрьма Масфахан
14 июля 2011 г.
Сон то и дело обрывался. Николай вдруг видел стену напротив койки, тускло подсвеченную ночником, потом сразу, без перехода, – остроносое лицо мудрого скифа, потом палубу «Гипатии», над которой парил тяжелый сладкий запах мёртвой плоти. Проснуться полностью, как это делает здоровый человек, не получалось: слишком много химии вкололи за последние дни.
И волшебная дорожка с красным песком более не вспоминалась, и запах яблок не приходил. Почему-то невозможно было встать, не было сил, и только бесконечные провалы в беспамятство, в полубред, обрывки фраз, обрывки виденного, недо-мысли, полу-слова. «Что это, растянутая последняя секунда жизни, для наблюдателей короткая, для меня самого – бесконечная? Может, так и умирают, как Ахиллес догонял черепаху, бесконечно замедляясь, никогда не достигая порога? Вот в чём смысл смерти… Не достигнуть бесконечности и провалиться в парадокс… Что же туда провалится? Тело гибнет, это видно. Но человек – не только сапиенс, а ещё и хомо, так говорил старик Зеленцов, чудик, которого я… И моряков… Они лежали, вывернутые, переломанные… И после этого я смею называться хомо? Да, так, в большей степени хомо, но оно почему-то присохло к этому жалкому сапиенсу. Они вместе лежат на кровати. Кровать прикручена к стене. Стена обита пластиком. На стене – прорези окон, прозрачных только в одну сторону… Встать, встать… Спать…»
– Коля, Коля, Николай, сиди дома, не гуляй.
«Кто это? Послышалось. Спать…»
– Коля, знаешь, что ты должен понять? Опасность, тебя уничтожат.
«Кто это? Мария? Где ты? Ты тут? Тебя привезли?»
– Нет, меня никто не привозил. Я тебе снюсь.
«Хороший сон. Снись. Это лучше, чем про старика, которого…»
– Не думай об этом. Тебе надо выжить. И я тебе помогу.
«Да, выжить. Остановить эту растянутую секунду. То есть перейти, окончить её, войти в следующую. Так кто ты, я не вижу тебя? Офелия? Помяни меня в своих молитвах. Но нет…»
– Ты попал в руки разведки. Это жестокие люди. Ты не можешь встать и не можешь проснуться. Они уже две недели держат тебя между жизнью и смертью.
«Зачем, зачем? И выход, где выход?»