102432.fb2
И он поцеловал. Она отворачивалась, и первый поцелуй пришелся куда-то в затылок, в тяжёлые пряди. «Они у неё такие удивительные, – вспомнил вдруг Николай. – Не каштановые даже, а почти красные. Сколько раз пытал её – красишься? А она обижалась, дурочка». Поцеловал и в лоб, и в глаза, которые оказались мокрыми-мокрыми. И в губы наконец. Пусть рухнет этот дурацкий мир, пусть… «Целуй же ещё, ты забыл меня, целуй…»
+
Пакистан, секретная тюрьма Масфахан
21 июля 2011 г.
– А я уверен, что помощники вам нужны. И общение с близкими для вас ценно. Вы, Николай, по возрасту мне приходитесь сыном. Невольно отношусь к вам по-отечески. Вы не убийца, но стали им невольно. Вы хотите продолжить свои исследования, но ни с кем не хотите сотрудничать. У вас депрессия, а вы избегаете близких. Вот девушка приехала… Всё бросила. Родных, работу, плюнула на общественное мнение. И терпеливо ждёт, когда у вас пройдёт… вот это. Отца вы тоже не хотите видеть? Вас не волнует, что он сейчас в чрезвычайно сложной ситуации и шансов спастись у него мало? Вы что, не понимаете, что политическая верхушка любой страны, те, кто принимает решения, – это так называемый военно-промышленный комплекс? Военная верхушка. По интересам первых лиц нанесён страшный удар. Да, безусловно, он в Швейцарии, это тихое место. Но не настолько… Вы в бреду часто вспоминали господина Зеленцова. Учитель? Сочувствую… А почему вы не хотите вспомнить Ван Маардена? Он выступил вслед за вашим отцом, его заявление было не такое заметное, но для специалистов…
– Что? Маарден? Он тоже влез в эту историю?
Мейр выдвинул ящик стола. Достал толстый глянцевый журнал, показал Николаю.
– «PhysicsWorld»? Май? Так это ещё до всего…
– Да, но тут сенсация. А вот тут продолжение.
Вслед за журналом на стол легла «The New York Times». Следом – «The Wall Street Journal» и «La Tribune». Мейр показал пальцем на число – 20 июля 2011 года.
– Смотрите. Эта же статья во всех других изданиях. Кроме русских. Вы сможете читать на немецком? Нет? Хорошо, я вам изложу. Ван Маарден подвёл итоги исследований, в которых вы принимали участие. И пришёл к неожиданному выводу. У вас несколько лишних пар хромосом. Такой мутации не было ещё никогда. Все мутации, возникавшие в процессе эволюции, локальны, малозаметны, сказываются лишь после долгих лет, когда накопятся мелкие изменения. А ваша мутация – революционная. Клетки вашего организма могут получать энергию не за счет химических процессов, как у всех прочих людей, а за счет внутриядерной энергии. Вам кажется, что вы черпаете силы в ветрах, с которыми связаны эмоционально. То есть это для вас адреналин, катализатор обычного вида, он запускает процесс деления ядер. Если вас лишить этого катализатора, вы переживаете депрессию, но зато становитесь не опасны для окружающих.
– Так вы меня…
– Мы вас не пытали и не доводили до самоубийства. Мы постарались химическими средствами вернуть вас в общество нормальных людей. Согласитесь, что нельзя убивать всех подряд.
– Но это непроизвольно было…
– Я вас, Николай, не обвиняю. Наоборот, сочувствую. Вы прошли очень жёсткий курс терапии, зато теперь мы уверены, что использовать ваши способности стало труднее, и вы будете делать это сознательно. По плану. Мы предложим вам план.
– Вот как?.. Это следует понимать как плату за курс лечения? Теперь я должен буду добывать для вас электричество? Или поджаривать ваших врагов?
– Спокойно, спокойно... Не заводите себя. Это приведёт к новому витку депрессии. Ваши надпочечники не смогут вырабатывать адреналин в нужном количестве, как раньше. Кроме подавленного состояния, вы ничего не добьётесь. Николай, не стоит меня обвинять, не выслушав до конца. Отвратительная русская привычка, вам не к лицу.
– Так расскажите до конца.
– Безусловно. Виски?
Мейр встал, прошел к маленькому бару в углу кабинета, достал бутылку. Вернулся к столу, наполнил стакан для Николая. В свой плеснул на самое дно. Сделал приглашающий жест.
– Вам и в самом деле помогает спиртное. Не могу понять, почему вы не пьянеете с таких доз. Надо было исследовать этот феномен в институте Кларка… Он не менее интересен...
– Как раз ничего интересного. В России с таких доз никто не пьянеет, без всяких там хромосом.
Николай выпил целый стакан залпом, не морщась. Мейр коротко хохотнул.
– Наливайте ещё, если хотите. Итак, к делу?
– Да.
– Вы хотели бы продолжить исследования?
– Чьи?
– Ваши. Исследования вашего феномена.
– Нет. У моего феномена другие планы.
– И вы не хотите обогатить науку знаниями о таком уникальном случае, как ваш?
– Ту науку, которую вы имеете в виду, я не хочу обогащать.
– Почему же?
– Потому что это тупиковая структура. Если бы её сломать полностью и заново построить новую…
– Кто же вам мешает? Ломайте. Тем более что вскоре всё будет сломано само собой. Грядёт война. Вы понимаете, что отсутствие ядерного оружия приведет к войне?
– Я думаю над этим.
– Отлично. Не буду вас торопить. Думайте. Но процесс уже запущен. Америка выпустила ракеты на Гавану. По нелепой случайности они упали в Мексиканский залив. Китай открытым текстом объявляет войну Японии. Бразилия провозгласила Южную Америку зоной мира и под этой вывеской вводит войска во все страны континента. Россия огромные силы сосредоточила около Прибалтики: готовятся занять её в очередной раз, заодно – Финляндию и Норвегию. Ближний Восток вооружился до зубов и вот-вот столкнётся с русскими в Турции. Во всём мире паника. Везде, кроме Китая.
– Почему?
– В Китае контролируется доступ в интернет и пресса под контролем. Но это вопрос времени. Информацию нельзя прятать вечно… А во всем остальном мире люди бегут из крупных городов. Забираются в глушь. В мире начинается хаос. Невиданный хаос.
– Ну и что же вы от меня-то хотите?
– Вам безразлично? Не волнует судьба человечества? Это, скорее всего, временное. Слишком много химии… Вы немного не в себе. Пройдёт. Но судьба, например, Ван Маардена вам не безразлична?
– О да, я хотел бы с ним повстречаться. Он совершенно неправильные выводы сделал. Хотя можно было представить себе, что он потянет одеяло на себя. Физик… На самом деле – никакой ядерной энергии… Он не понял ничего. Это всё только ветер. Ветер переносит не только воздух, как принято думать… Но на английском я вряд ли могу спорить по этой теме.
– Судьба отца вас беспокоит?
– Пожалуй, да. Не хотелось бы, чтобы он продолжал давать такие интервью.
– А эта девушка?
– Алёна? А что с ней?
– С ней всё в порядке. Она ждёт вас. Как только закончим разговор, можете с ней увидеться. Можете вообще больше не расставаться, если хотите. Я про её дальнейшую судьбу спрашиваю. Вы не хотели бы как-то обезопасить близких?