Овченков возвращался из Ивановской области. Очередной провал, полный, абсолютный провал, и не подстава, не провокация, собственная глупость подвела, невнимательность, нервы проклятые! Что теперь будет? Снимут? Вздрючат? Спустят на тормозах? С одной стороны – хорошо, что это монастырь, любой гражданский объект был бы напихан проклятыми журналистами или, ещё хуже, блоггерами. Чума на нашу голову. Всё бы сняли и в сеть выложили, и вот тогда… Нет, даже представить себе невозможно этот скандал и позор. А так всё вроде тихо, если не считать, что руководство неровно дышит ко всем этим божьим местам… Крестятся, молятся, руки ряженым мужикам целуют. Так что за монастырь могут и того…
Всю ночь допрашивали парня. Ноль информации, никакого отношения не имеет. Дмитрий Белов, двадцать семь лет, местный, работает то тут, то там, то лаборант, то грузчик. Играет в рок-группе на гитаре. Типичный музыкант, патлатый придурок. Ручонками машет, рассуждает о мировых проблемах. В монастырь родители засунули, чтоб от дружков спрятать. Допросили дружков… торчки, конечно, не без этого, но зачем нашей службе заниматься такой ерундой? Никакой связи, ни родни, ни встреч, ни общих знакомых, ни-че-го. Маленькая зацепочка почудилась: этот, которого взяли, три года учился в вузе. Физика-математика. Но и только. Бросил после третьего курса, пошёл работать и мутиться со всякой гопотой. Тьфу! Откуда же взялись эти проклятые очаги?..
Федосеев уже в Москве, на вертушке полетел. Он там первый удар сверху примет… Ситуация патовая. Начальство психует, вояки ничего не могут. Не то что артподготовку провести или массовую бомбардировку, они не могут даже войска расположить вдоль границ. Тычутся, как слепые котята. Только решатся на какое-нибудь передвижение, как их накрывает магнитной бурей. Навигаторы перестают работать, связь теряется, они ориентируются по старым картам, начинается сумятица, неразбериха. Возвращаются на исходные – и снова всё работает. Начнут рассчитывать траектории баллистических ракет – опять глюки, программа теряет связь со спутником, не может уточнить координаты цели.
Они не догадываются о причинах. Они думают, что существует масштабный заговор, что Америка подготовила программу разоружения всего остального мира. Они не могут допустить, что один человек такое устроил. Это и в самом деле не умещается в голове. А надо уместить, надо. Если ему в висок выстрелить, всё встанет на свои места. Найти и выстрелить, любой ценой. Потом уже можно будет оправдаться за что угодно, и забудутся, к чертям собачьим, эти провалы – в Пусане, в Ивановской области, на Камчатке. Но никто не хочет даже выслушать, прерывают, нагибают, заставляют заниматься ерундой. Сбор данных, мониторинг, анализ динамики магнитных бурь, перехват сообщений в сети. А главное – не это!.. Все случаи сбоев, все помехи, все очаги аномальной магнитной активности на Земле сопровождаются одним и тем же фирменным выбросом альфа-частиц. Это на сто процентов подтверждают физики...
Овченков задремал, не уснул даже до конца, лишь отключился на пару секунд, а то и меньше – так, голова поехала немного вбок, ткнулся лбом в стекло и тут же проснулся. Но успело, приснилось. Будто бы рядом сидит кто-то. Лицо в тени, но явно знакомый человек. Небольшого ростика, такого на одну генеральскую ладонь посадить можно, а другой прихлопнуть. И почему-то он смеётся, аж потряхивает его от смеха. И говорит непонятное: «Что, Ярослав Василич, решил стать Понтием Пилатом? Не выйдет у тебя ничего, не выйдет. Никакого шоу не получится, мне ведь оно не нужно, я ж не он. У него другая задача была, он человечество от животного состояния к человеческому привести хотел. И ради того всё так сделано было красочно, как в театре, с декорациями, с легионерами, с крестом. А я совсем другую задачку решаю. Я ножички у вас отбираю, слышь, генерал, ножички! Хотя тоже уйду, туда же, но из тебя Пилата не получится. Вы не нужны больше, пойми ты это. Тысячи лет вы пили кровь из человечества, всё у него забирали, все ресурсы, жить не давали, все мозги на вас работали, вместо того чтобы понимать и познавать… А теперь вы до точки дошли и готовы вообще цивилизацию уничтожить. Вы исчерпали себя, планета от вас освобождается. Иди в управдомы…»
Овченков проснулся и хотел ответить, что не читал, только сериал смотрел лет пять назад, а книгу не читал, не знаю, объясни… А ещё хотел сгрести его, шваркнуть пару раз башкой о переднее сиденье, но никого рядом не увидел. За тонированным стеклом между серых полей бежит серая дорога, на переднем сиденье шофёр флегматично крутит баранку, негромко бормочет радио… Какой ещё, к чёрту, Понтий?
+
Москва, ул. Малая Ордынка, 43
20 августа 2011 г.
– Нет, Андрей, не снимут. Сношать будут, но работать оставят. Некого им на это место, нет у них кадров… Так что всё нормально… Хотя хрен ли тут нормального!
– Мы же завалили операцию, Ярослав Васильевич.
– Ну да, да, но никто не виноват, он прячется, и мы ничего с ним не можем поделать. Между прочим, я с самого начала говорил, что эта идея – брать его и работать с ним – дурь. Вот, убедились уже в который раз. Мейр его взял, и где он сейчас? На кой хрен надо было повторять чужие ошибки?
– А что же вы предлагаете?
– Снайпер, Андрей, только снайпер. Если уж он никого не подпускает… Вот ты анализировал… Пытался разобраться, да? И я так и эдак прикидывал. Ни хрена. Все продумали, костюмы специальные разработали, газ специальный. Потому что близко не подойдёшь – обязательно такая защитная реакция последует, что мама не горюй. Ну, попробовать, например, отравить… Но он может и не есть! Радиация тоже не годится. Ничего не годится. Но когда пуля попадает в голову, это надёжно. Помяни мои слова, так и будет. Сейчас не нашли, ошиблись. Но ведь всё равно найдём, сам знаешь, такому человеку не спрятаться. И тогда – снайпер.
– Вы думаете, проблема только в нём?
– Думаю, что таких людей несколько. Только мы их не знаем. Их наверняка готовят где-то. Следи за информацией, Андрей, обязательно всплывёт что-нибудь, я так думаю, именно место. Но как можно таких прятать? Не понимаю. Слишком уж всё очевидно. Мы его путь отслеживаем со спутников с февраля месяца с большой точностью. Если бы ещё такой же… Должны заметить, только не замечаем. Объясни мне, если можешь!
– Если б я мог…
– Да уж, слишком много всего... Возьми тот же плутоний. Его переработка потребовала энергии, да? Ведь не духом же святым. Дальше, магнитные поля. Ты не просчитывал энергетические затраты? Тут нужны такие энергии… Представить себе невозможно. Допустим, если нормальный человек за день съедает килограмм пищи, да, то сколько химических киловатт он получит? А если килограмм переводить в ядерную? Много? Всё равно не хватит, мне кажется. Надо тысячу таких, как он. Посчитай, дай задачу своим спецам.
– Может, не сегодня? Суббота всё же…
– Да, суббота. Пошло бы оно всё… Почему мы крайние? Никто до сих пор не смог обосновать те трупы в Пакистане. Сваренные заживо! Весь мир, все эти нобелевские лауреаты, никто ничего объяснить не способен. Мгновенное повышение температуры? Что за бред? Как она может? Такое было хоть раз? Хоть примерно, гипотезу хотя бы? Представь, Андрей, если бы готовили такое оружие, ведь утечка была бы… Это же лет десять надо разрабатывать, ставить эксперименты, привлекать то ядерщиков, то программистов, покупать у разных фирм оборудование, причем уникальное! Как бы это могло так, что никаких данных? Ни у кого?..
Федосеев отвечал коротко, односложно или вообще молчал, старался не спорить. Когда генерал достал привычную бутылку коньяка, он лишь поднёс предложенный стакан к губам, но пить не стал. Овченков не обратил на это внимания и продолжал разглагольствовать.
– Они, мля, только и могут унижать. Орут, требуют... Чего требуете-то? Чтобы всё было, как раньше? Да не будет так уже никогда! В гробу видал я их всех. Ну, снимайте! Кого вы поставите? Кто сможет целую службу вот так держать? А? Что? Сами будете? – Он ударил по столу ладонью. – Ну, вперед, попробуйте! Давайте!
Ударил ещё сильней, раз, другой, третий... Швырнул на пол папку с бумагами. Схватил стакан, кинул об пол. Мелкие брызги. И ещё раз кулаком по столешнице.
Федосеев сидел прямо, на генеральские бесчинства не оборачивался. Лишь побледнел немного: всё же двухметровый мужичище колотит пудовым кулаком со всей дури в двух метрах от тебя. Генерал схватил бутылку и приложился к ней, хлебнул прямо из горлышка. И тут зазвенел телефон, не внутренний, по которому соединяла секретарша, а скромный серый аппарат, спрятавшийся на тумбочке за столом. На нём не было номеронабирателя, и звонил он так особенно, так уверенно, что Овченков в долю секунды протрезвел и успокоился. Схватил трубку, сказать в неё ничего не успел, лишь выслушал короткую команду.
– Сейчас буду, – так же коротко ответил.
Обернулся к Федосееву:
– Андрей, я на ковёр. Дождёшься? Не думаю, что там долго. Всё же суббота.
Федосеев молчал, в упор разглядывая шефа холодными цепкими глазками. Когда дверь за Овченковым закрылась, и звук его шагов угас в коридоре, Андрей Иванович вызвал Маргариту:
– Уберись тут. Больше чтоб никакого спиртного. Вызови руководителей отделов. Через два часа, сюда. Совещание.
Оставшись один, он достал айфон, поискал в списке абонентов. Нажал вызов:
– Ты где? Как раз допрашиваешь Заботина? Так, хорошо. Вези его ко мне. Без наручников. Да, да… Он восстановлен на работе. Нужен приказ Овченкова? Нет больше его, забудь эту фамилию. А приказ Федосеева сейчас получишь по факсу.
Он брезгливо снял со стола недопитую бутылку, взял листок и карандаш и быстро набросал список:
1. В Кремль за новой вводной – воскр., 10 час.
2. Проверить, надежно ли изолировали О. Без вариантов!!!
3. Запретить мистику. Отменить все работы в Челябинской области.
4. Поменять секретаршу и шофёра.
5. Отдать кабинет охране, для меня две большие комнаты на 2 этаже – в одну.
6. Машину поменять, договориться с хоз. службой.
Пятидесятипятилетний Андрей Иванович Федосеев, старый служака, кандидат экономических наук, полковник федеральной службы, вскинул голову к потолку, сжал кулаки и потряс ими в воздухе.
Аргентина, таверна «Улатац» в шести милях от Лос-Чакрас
25 октября 2011 г.
И пришёл, наконец, ураган. Ветер старательно бил по крыше, гремело всё, что может греметь в большом старом здании, пережившем много таких бурь: стучали мелкой дробью ставни, звенели стёкла, гулко ухало, прогибаясь, железо на крыше, свистела оснастка телевизионной антенны, бились в стены песок и мелкие ветки, а то и камни прилетали и с револьверным звуком хлопались по дощатой обшивке таверны. Аргентинец ходил по дому, недовольно бормоча под нос. Гостей он больше не замечал – только хуракан. Чтобы его пережить без потерь, надо за всем следить…
Говорить в этом шуме стало трудно, и Ван Маарден склонился над столом, поворачивая к Николаю левое ухо, которым, видимо, слышал чуть лучше, чем правым.