- Слухи доходили до меня, о Разум-в-будущем, - подтвердил Гомон, и слабый огонек зажегся в ледяных голубых глазах. - Твоему верному поклоннику кажется, что жители этого мира разглядели и оценили по достоинству то, что отверг твой собственный мир.
- Да, так они думают. Но я хочу вернуться. Мне здесь не нравится, я не гожусь и не останусь ни за что. ТЫ должен отвести меня в тот туннель!
Аскет порывисто вздохнул.
- Ты и впрямь не годишься, о Избранник. Надо же, сам лишил себя плотских утех со вдовами Хурава...
- Что, ты и об этом слышал?
- Я много о чем слышал. Итак, ты отказался от них, в результате одна подумала, что ты - аскет, тогда как мне доподлинно известно, что это не так.
- Ага, мне только не хватает парочки маленьких Роллинов с воплями: "Не покидай нас, папочка!"
- Как я уже сказал, твое поведение не совсем похоже на аскета. Ты рискнул взвалить на себя ответственность, тобой же и спровоцированную, в результате люди подумали, что ты - благородный человек. Однако ты нарушал обещания по мелочам что, строго говоря, не совпадает с достойным поведением. Короче, ты ни плох, ни хорош, не абсолютно невинный, но и не развращенный, не бесчестный, но и не благородный до конца. В нашем мире такое просто невозможно.
- Да знаю я! И это одна из тех вещей, которые я не могу понять и принять.
Гомон улыбнулся.
- Ты последователен только в одном направлении и упрям. Но боюсь, не могу способствовать твоему стремлению вернуться в трехзначный мир.
- Почему? - от негодования голос Хобарта перешел в клекот. - Туннель, что ли, заблокирован?
- Вовсе нет, о господин. Но тебе известно или нет, что без Разума наш мир пропадет? Я не могу допустить, чтобы такой кошмар приключился с его ни в чем не повинными жителями.
- Даже если лорд Высокий Стул прикажет тебе?
- Даже и тогда. Уничтожь меня на месте или кинь в душегубную печь, я не отступлю.
- Да я... я просто могу уйти отсюда, и пусть все рухнет или провалится в тартарары, или взорвется, или все равно что. Я так и сделаю, имей в виду!
- Главное, что я тут буду ни при чем.
И Гомон скрестил на груди руки, очевидно, готовясь к худшему. Хобарт задумался ненадолго, выражение отчаяния пропало из его глаз.
- Расскажи-ка мне о моей новой работенке. Могу я взойти на трон и творить чудеса? - спросил он явно с намеком.
- Возможности твои безграничны, по крайней мире, в этом мире, о господин.
- Могу я пожелать чего-нибудь, и желание сбудется?
- Да, до тех пор, пока ты не ограничиваешь силу Разума.
- В каком смысле?
- Ну, ты не можешь изменить что-либо навсегда, потому что тогда следующий Разум не сможет это изменить. То есть ты ограничишь его силу, которая по определению не может быть ограничена.
- Послушай, Гомон, либо я полноценный Разум, либо нет, следуя твоей же причудливой логике; значит, если Разум всесилен, то и я должен быть таким...
- Да простит меня мой господин, - прервал его аскет, - но я не понимаю столь тонких философских материй. Я только еще достигаю духовного совершенства, в основном, за счет своей скромности.
- Хм. А что ты ценишь превыше всего?
- Мое духовное совершенство, - немедленно ответил Гомон. - Ни смерть, ни мучения не коснутся его!
- Не хочу показаться тебе грубым, старик, - усмехнулся Хобарт, - но после всего того, что ты натворил, притащив меня сюда, скажу тебе следующее. Либо ты возвращаешь меня домой, а жрецы тем временем подыскивают нового претендента на трон, либо я поднимусь туда и превращу тебя в развратного распутника, какого твой аристотелев свет еще и не видывал! Ты жить не сможешь без спиртного, от одного только взгляда на женщину будешь сгорать от вожделения и желания сорвать с нее одежду немедленно...
Ужас исказил черты лица аскета, его самообладание разбилось вдребезги.
- Только не это! Слушаюсь и повинуюсь, о Избранник! Мне не справиться с тобой! - зарыдал он.
- Так-то лучше. Теперь, думаю, нам надо поторопиться.
- Я провожу тебя, - поникшим голосом ответил Гомон. - Но пока еще ты здесь, я должен предупредить людей, чтобы они закончили все свои дела. Уже иду!
И аскет, придерживая набедренную повязку, торопливо удалился.
16
Прошло много дней, милосердно стремительных, а Хобарт все ждал аскета. Сто раз на дню он радовался тому, что все устроилось, и еще сто раз убеждал себя, что где-то спрятана ловушка. Когда Хиделас объявил о возвращении Гомона, Хобарт наспех попрощался со жрецами, не обращая внимания на их последние мольбы, и с криком: "Скорее!" схватил аскета за локоть и потащил к выходу.
Как только они вышли из пирамиды, яркое солнце заволокло невесть откуда взявшимся серым туманом. Все вокруг приобрело цвет сырой промокашки, очертания предметов расплывались на расстоянии двадцати футов.
- Вот оно, безвластье. Законы природы перестали действовать и все то ли живет, то ли уже умерло, - тоскливо объяснил Гомон.
- Меня это не волнует. Я беспокоюсь только о том, чтобы ты не заблудился в тумане, - одернул его Хобарт.
Они быстро добрались до краев чаши и начали подниматься по изогнутой стене. Сначала путь был легким, а потом склон стал слишком крутым для размеренной беседы. Ботинки Хобарта соскальзывали с "обсидиана", тогда как босоногий Гомон спокойно двигался наверх. Затем добавилось еще кое-что: под ногами Хобарта скалы начали крошиться и сминаться. После нескольких обвалов поверхность скал стала неровной и вполне пригодной для подъема.
- Видишь, о Роллин. Началось, - стонал Гомон.
- Разрушение?
Аскет всхлипнул, кивнул и подал Хобарту руку, помогая преодолеть последние несколько футов. На краю чаши стояли два навьюченных животных лошадь и ослик. Хобарту, разумеется, предназначалась лошадь.
- Более подходит моему смиренному положению, - пояснил аскет, садясь на осла.
К седлу Хобарта были приторочены два мушкета.
- Поехали, - двинул пятками Гомон в бок своего скакуна. Ослик послушно рванулся вперед, похоже, Гомон умел находить взаимопонимание с меньшими братьями. Они двигались по краешкам чаш, абсолютно идентичных той, в которой стояла пирамида. По мере продвижения блестящая черная поверхность скал покрывалась все большими трещинами и ямами. Когда здесь говорят о крушении мира, то именно физическое крушение и имеют в виду! Всадники выбрались на равнину и пришпорили скакунов, в дороге Гомон, видимо, руководствовался инстинктом. Они проехали груду мусора, еле различимую в тумане, которая недавно еще была хижиной крестьянина. Хозяин вместе с семьей стояли перед руинами дома и сыпали проклятьями.
- А дома в больших городах не разрушатся? - поинтересовался Хобарт.
- Айе, - резко ответил Гомон. - Что, по-твоему, я делал, пока ты сидел рядом с троном? Я послал весточки всем городам, чтобы люди попытались выжить на случай, если каким-то чудесным образом отыщется новый Разум! Расслабься, мы уже в Конических Горах.
- Так быстро?