Но ему нужна не похвала, а подтверждение того, что беспокоило его весь день.
– Говори, – командует Нагасена, когда Картоно не произносит ни слова. – И будь честен.
Картоно кивает:
– Крыши дворцовых зданий скучились, как заговорщики, а над всем возвышаются горы. Они отбрасывают на землю холодную тень. Я думал, что пики сияют серебром, но вы написали их в белизне траурных одежд. На мрачном небе висят низкие облака, надувшиеся, как недовольные дети. Мне не нравится эта картина.
– Почему? – спрашивает Нагасена.
– Я чувствую, что от неё исходит угроза, как будто в переплетении нитей шёлка притаилось что-то злобное.
Картоно поднимает глаза от картины и хмурится, когда не видит ничего из изображённого на ней за окнами башни. Над горами золотом сияет солнце, а ленивые облачка бредут по восхитительно-прозрачному голубому небу, как странствующие менестрели.
– Вы написали это сегодня? – спрашивает Картоно.
– Да, – подтверждает Нагасена.
– Мастер, я не вижу того, что видите вы.
– Да я этого и не ожидал. Мы все смотрим на мир по-своему, и то, как мы его ощущаем, окрашено тем, что живёт в нашем сердце. Ты глядишь на мир и видишь позитив жизни, далёкой от охот и убийств, но я...
– Что? Что вы видите?
– Ах... Я старик, Картоно, и мои глаза начинают слабеть, – говорит Нагасена, внезапно теряя разговорчивость. – Что я могу знать?
– Расскажите мне, что вы видите, – умоляет Картоно.
Нагасена вздыхает и вглядывается в картину:
– Я вижу, что у нас впереди – эпоха тьмы. Мир знает об этом, и он страшится грядущего кровопролития. Я боюсь, что мы стоим на пороге логова спящего дракона, и войдя в него, мы разбудим самую ужасающую угрозу, что только можно себе вообразить.
Картоно трясёт головой:
– Вы говорите о Хорусе Луперкале. Какое касательство мы имеем к взбунтовавшемуся Воителю? К этому моменту от его армии должен остаться лишь прах. Пока мы тут с вами разговариваем, Феррус Манус и остальные ударные силы лорда Дорна уже празднуют победу.
– Я боюсь, Картоно, что ты заблуждаешься, – говорит Нагасена. – Я считаю, что Воитель – более страшная угроза, чем кто-либо отдаёт себе отчёт. И, по моему мнению, лорд Дорн серьёзно недооценивает, насколько далеко распространилось влияние Хоруса.
Нагасена кладёт свою кисть и направляется прочь из башни. Он спускается по её семидесяти двум ступеням и входит в свой розарий. Ему хотелось бы провести в нём больше времени, но он знает, что это желание невыполнимо. Картоно следует за ним, и они призраками скользят через изысканно-соразмерные и со вкусом обставленные помещения виллы.
– Что вы затеваете? – спрашивает Картоно, когда Нагасена входит в свои личные апартаменты. Три стены помещения покрашены в белый цвет и украшены длинными шёлковыми гобеленами и древними картами давно исчезнувших стран. Четвёртая скрыта стеллажами, заполненными скрученными свитками и массивными справочниками. В центре комнаты размещается низкий узкий столик из тёмного орехового дерева, на полированной поверхности которого аккуратно разложены принадлежности для письма.
– Я готовлюсь, – загадочно отвечает Нагасена, водя руками по одной из голых стен помещения в последовательности замысловатых узоров.
– Готовитесь к чему?
Стена перед Нагасеной откатывается назад, открывая длинное помещение, заполненное стойками с оружием и доспехами. Реструктуризующие генераторы, метатели обездвиживающих сетей, снайперские винтовки, силовые клинки, вмонтированные в перстни лазеры, плазменные пистолеты, кастетные перчатки, дробовики, огнестрельные пики, фотонные тенёта и стазисные гранаты. Принадлежности для погони и задержания.
– К охоте, – отвечает Нагасена.
– На кого? – спрашивает Картоно. В его голосе начинают проскальзывать раздражённые нотки.
Нагасена растягивает губы в улыбке, но в ней нет тепла, поскольку он понимает, что ответ лишь ещё сильнее обескуражит его друга.
– Пока не знаю, – говорит Нагасена.
Подобно всем дурным известиям, новости о резне на Исстване V разлетелись с ликующей быстротой, как будто те, кто их разносил, находили в их пересказе некое непристойное удовольствие. Реакция населения Дворца была мгновенной и противоречивой. В рабочих поселениях Плато Брахмапутры вспыхнули потасовки между возмущёнными самой идеей того, что Воитель мог быть изменником, и хулившими его за вероломное нарушение присяги. В округах Тер-Гуара десять тысяч причитающих женщин преклонили колени перед громадной твердыней Врат Вечности, умоляя Императора опровергнуть эти известия.
На улицах болтались любители нагнетать обстановку и сеятели паники, которые визжали о том, что брат пошёл на брата, завывая и скрежеща зубами с энтузиазмом буйнопомешанных. Смятение неслось по Дворцу ужасающим вирусом "Истребитель Жизни", оставляя за собой испепелённые надежды и разрушенные мечты. Мужчины плакали, не стесняясь своих жён и детей, их вера в непогрешимость Императора пошатнулась до самых основ. То, что Хорус Луперкаль оказался способен предать своего отца, само по себе было ужасным до невообразимости – а уж выяснить, что его мятеж поддержало так много сынов Императора, находилось для многих за пределами того, что они могли выдержать.
Люди Терры начинали осознавать, что очутились в совершенно иной действительности – да такой, что многие обитатели земного шара обнаружили, что они не в состоянии её вынести. Крушение мечты – мечты столь заветной, что жить без неё было невмоготу, – такова была суровая реальность дня, последовавшего за известиями о резне на Исстване V.
Сотни безутешных граждан Терры бросались со скал Дворца или втихомолку подносили лезвия к шеям и запястьям в стенах своих неприветливых домов. Семь тысяч мужчин и женщин, работавших на складах биологического оружия на мериканских равнинах Джонасбурга, заразили себя разрушительным штаммом недавно выведенного вируса цзянши[42], предпочтя смерть в огне автоматических обеззараживающих процедур жизни в мире, где могут предать Императора.
Когда весть о мятеже достигла каторжного острова Димена[43], заключённые объявили себя верными слугами Воителя и вырезали своих надзирателей. В центральные районы Меганезии[44] стягивались полки, отобранные из Мадьярских Оссуритов, но на то, чтобы отбить остров обратно, уйдёт много кровавых недель.
Твёрдая уверенность в несокрушимости Империума трещала по швам по всему земному шару, но худшее было ещё впереди. Когда солнце достигло своего своего зенита над Полой Горой, и тени спрятались, разнеслась весть о том, что в песках Исствана V пал один из сынов Императора. Феррус Манус, возлюбленный генетический прародитель Железных Рук, был мёртв – сражён, как утверждалось, рукой своего самого любимого брата.
В это было невозможно поверить, это было какой-то нелепицей. Сама идея того, что полубог может быть убит, была абсурдом, бредовым измышлением безумного глупца. Однако проходили часы, из Города Прозрения по крупицам просачивалась информация, и становилось всё сложнее отрицать, что Ферус Манус и в самом деле был мёртв. Люди рвали на себе волосы и умерщвляли свою плоть, оказывая кровавые почести павшему сыну Императора. Ходили слухи, что погиб и Вулкан, хотя никто пока не мог сказать с уверенностью, было ли это правдой или измышлениями воспалённых умов. Объективные факты, попав в сознание населения планеты, распространялись на гребне девятого вала диких слухов и безумных приукрашений, которые всё росли и росли с каждым новым пересказом.
Некоторые слухи утверждали, что флот Воителя прорвал внешний периметр Солнечной Системы, в других его боевые корабли были уже на грани выхода на терранскую орбиту. На всех континентах поднимали головы лже-пророки, насаждая лживые и вводящие в заблуждение идеологии, пока их не утихомиривали имперские арбитры или воины Легио Кустодес в золотых доспехах. Количество гуляющих по планете небылиц всё росло и росло, и в умах лидеров Терры начало формироваться подозрение, что часть из них была вызвана не паникой и не извращающей природой слухов и расстояний, а ложными сведениями, умышленно распространяемыми агентами Воителя.
Криптэстезики, связавшись с Легио Кустодес, сообщали о множестве посланий, в которых прятались скрытые подтексты и тайные шифровки, и которые приходили на Терру по подозрительным маршрутам. Действуя на основе этих сведений, кустодии произвели многочисленные аресты, которые только раздули костёр смятения. Концепция вражеских засланников превращала братьев во врагов, соседей – в потенциальных шпионов, а за любое слово инакомыслия на человека ставили клеймо предателя.
Очутившись в атмосфере всеобщего страха, население Терры хваталось за любую возможность отвлечься. Кто-то находил утешение в компании дорогих ему людей, для других это было забвение, которое сулили алкоголь и наркотики. Иные укрылись за надеждой, что Империум достаточно силён, чтобы вынести эту страшную бурю, доверившись мудрости Императора и мощи оставшихся у него армий.
У некоторых же вера в Императора была совершенно другого свойства, и нелегальные церкви "Лектицио Дивинитатус", раньше бывшие маленькими кучками единомышленников, теперь разрослись до многочисленных сообществ, которые собирались в потайных подвалах, гулких складах и прочих заброшенных местах сходного толка.
В минуты треволнений, ум человека ищет утешения везде, где только может – и никогда сильнее, чем во времена войны. Ибо всем и каждому на Терре было ясно, что предательство Воителя уже вышло за пределы обычного локального мятежа.
Оно стало ничем иным, как гражданской войной галактического масштаба.
В Храме ещё никогда не было так оживлённо – парадоксальный факт, если учесть, что его, скорее всего, в ближайшее время сравняют с землёй. Гхота так и не вернулся, но Роксанна понимала, что это лишь вопрос времени. Она спрашивала себя, можно ли было поступить как-то иначе, могла ли она сделать что-нибудь, что позволило бы избежать этого неотвратимого рока. Но нет, она защищала себя, и если бы не её уникальные дарования, она умерла бы медленной, унизительной и мучительной смертью.
В своё время Роксанна пришла в Храм, считая, что заслуживает подобную судьбу, но время и расстояние позволили ей разобраться в том, что произошло на борту "Арго". Вопреки тому, что твердили ей отец и братья, в случившемся не было её вины. Судно ввели в эксплуатацию на заре Великого Крестового Похода, а требования военного времени не позволяли ему следовать графику плановых ремонтов. С учётом нестабильности, бывшей неотъемлемой чертой технологии создания полей Геллера, катастрофа была лишь вопросом времени.
Она с усилием сглотнула желчь, подступившую к горлу при воспоминании о том, как она сидела взаперти под защитой своего хрустального купола, и ей оставалось лишь гадать, что сталось с экипажем, хотя она прекрасно понимала, какая судьба должна была их постичь.
Роксанна потёрла глаза основаниям ладоней и сделала глубокий вдох.
– Спокоен путь, что видит глаз, – заговорила она, – И шторм расступается передо мной. В гармонии дивной вздымает сейчас Океан мне навстречу волну за волной.
– Разговаривать с собой – признак сумасшествия, – сообщил голос откуда-то с уровня её плеч. – Мой папа всегда так говорил.
Роксанна посмотрела вниз и увидела потерянное личико старшего из выживших сыновей Майи.
– Арик, – произнесла она. – Твой отец был умным человеком. Думаю, он мог быть в чём-то прав.