– Ты можешь мне рассказать. Пожалуйста, – взмолился Григора. – Что она такое? Что ты видела?
– Ничего такого, что ты когда-нибудь захотел бы узнать, – сказала Сарашина, снова переводя глаза на Кая. – Ничего такого, что хоть кому-то стоит знать, и за это я от всего сердца прошу прощения.
– Прощения? – переспросил Кай. – Прощения за что?
Сарашина метнулась вперёд со стремительностью ртути и обхватила голову Кая обеими руками. Свет, которым пылали её глаза, вспыхнул ещё ярче, и Кай зашёлся в крике, когда его разум переполнился хлынувшими в него образами – чёткими, полными огня, насилия и крови. Кай вопил, его мозг пытался обработать этот необъятный поток информации, в его сознании мелькали миллиарды миллиардов сцен, событий, воспоминаний и чувственных впечатлений. Перед ним проходили сенсорные ощущения сущности, чья жизнь длилась многие тысячи лет. Такую огромную кладовую знаний не смог бы вместить в себя ни один смертный мозг. Лишь разум, существующий вне материального мира, разум, не сдерживаемый физическими ограничениями плоти и крови, мог заключать в себе такое богатство переживаний.
Посреди хаоса, царящего в его переполненной голове, раздался голос Сарашиной. Он пробился сквозь нарастающий шквал чужих мыслей, как алмазный клинок:
"Это предупреждение предназначено одному человеку, и только ему одному. Ты поймёшь кому, когда его увидишь. Прочие будут стремиться добраться до переданного мной, но ты никогда не должен рассказывать им даже слова из того, что узнал. Они вывернут тебя наизнанку, чтобы дознаться, о чём я тебе говорила, но ничего не найдут. Я спрячу предупреждение в то единственное место, куда ты не полезешь".
Аугметические глаза Кая закатились, из его глаз заструились кровавые слёзы. Мир схлопнулся в белую точку света.
Он услышал грохот выстрела из крупнокалиберного оружия, и ему в лицо плеснуло тёплой влагой.
Мир лишился света, и хлещущий в Кая поток жизненных впечатлений резко иссяк, как будто из логического устройства Механикум вырвали кабель для передачи данных. Из шквала картин, сменявшихся тысячами за каждое мгновение, вырос один-единственный образ, видимый с кристальной чёткостью.
Лицо, древнее и мудрое, безжалостное и целеустремлённое.
Человек, который был стократ больше, чем просто человеком: воином, поэтом, дипломатом, ассасином, советником, убийцей, мистиком, миротворцем, отцом и зачинателем войн.
Всеми ними, и ещё тысячами других.
Но вниманием Кая сразу же завладели его глаза.
У них был невероятно притягательный цвет жидкого мёда.
Как у монет из чистейшего золота.
Кай открыл глаза и обнаружил, что смотрит на голый железный свод транс-зала. Водянистое свечение тлетворного солнца исчезло, и пространство заливал резкий свет дуговых ламп, освещая помещение с безжалостной отчётливостью.
Он хотел сесть, но он не мог оторвать конечности от боков. Страшно трещала голова. Его мозг методично пронзала простреливающая боль, и он застонал, когда всю переднюю часть головы заломило так, словно его терзала сама прародительница всех мигреней.
Перед глазами вспыхивали разноцветные пятна, вызывая тошноту и головокружение. Внутренности бунтовали, и он изо всех сил пытался сдержаться, чтобы его не вырвало фонтаном желчи. Это была не пси-хворь, а перенагрузка. Как слишком редкое применение астропатических способностей вызывало болезненные ощущения, так и чересчур активное их использование могло привести к похожему упадку сил.
– Что за?.. – было всем, что ему удалось выдавить. Потом над ним возникло лицо, расположенное вверх тормашками.
– Ты очнулся, – сказал Григора.
– Полагаю, что да, – отозвался Кай. – Что произошло?
– Что ты помнишь? – спросил Григора, обойдя его по кругу, так что теперь он располагался правильно.
– Немногое, – ответил Кай. – Я чувствую себя ужасно. Почему я не могу шевельнуться?
Григора мотнул головой вниз и опустил глаза на туловище Кая. Тот проследил за его взглядом и увидел, что его запястья и лодыжки удерживают сверкающие серебряные оковы. На металле имелся замысловатый орнамент, вытравленный кислотой, и Кай добавил увеличения, чтобы его разглядеть.
– Охранительные символы? – спросил он. – Почему я в цепях, покрытых охранительными символами?
Григора вздохнул:
– Ты в самом деле не помнишь, что случилось, когда Сарашина до тебя дотронулась?
Кай замотал головой, и Григора бросил взгляд вверх, посмотрев на что-то за пределами поля зрения Кая.
– Первым делом Головко выстрелил Сарашиной в голову, – сообщил криптэстезик. – Не то чтобы она мне когда-нибудь сильно нравилась, но она этого не заслужила. Её пристрелили, как какого-то заурядного преступника.
– Она мертва?
– Ты разве не слышал, о чём я толковал? Ей выстрелил в голову Чёрный Страж. Такого, Зулэйн, не пережить никому.
– Вы всё ещё не ответили на мой вопрос, – сказал Кай. Тошнотворная головная боль истощила его и без того небогатое терпение. – Почему я в цепях?
– Для безопасности. Твоей и моей.
– Я не понимаю.
– Конечно, нет, – сказал Григора. – Подозреваю, что и не поймёшь никогда.
– И что это должно означать? – требовательно спросил Кай.
– Это означает, что я был прав, считая, что от тебя будут одни неприятности.
Из-за спины Кая появились крупные руки и рывком поставили его на ноги. Его конечности казались ватными, как будто он лишился всех сил. Его мотало, ноги подгибались под весом собственного тела, и он не упал лишь благодаря чужой руке, которая без труда удерживала его в вертикальном положении. Тело ныло, а по поверхности кожи как будто бегал слабый электрический заряд.
Тень, которую отбросил перед собой Кай, выглядела удлинённым ломтём мрака. Она появилась в компании двух других, но последние были безоговорочно шире и безусловно длиннее. Это были тени гигантов. Кай обернулся, чтобы посмотреть, что за громилы стоят у него за спиной. Когда он разглядел тех двоих, что подняли его с пола, как пушинку, у него перехватило дыхание.
Золото их доспехов не имело ни единого изъяна, их тяжёлые пластины и кольчужное полотно, сплетённое из плоских колец, дополнялось килтом из кожаных лент и полос шлифованной стали. Плащи насыщенно-багряного цвета удерживались на их плечах резными застёжками в форме молний. На обоих были конические шлемы, только один был украшен кроваво-красным султаном из конского волоса, а у второго поверх нащёчных пластин крепились серебряные крылья.
Они были вооружены длинными алебардами с древками цвета слоновой кости, каждое из которых завершалось клинком размером с руку Кая и несло на себе стрелковое оружие чудовищных размеров, навешенное под лезвием. Пластины их брони не были гладкими, они несли на себе замысловато выгравированные слова, которые обвивали поножи и шли по краям нагрудников, под наплечниками и вокруг горжетов.
– Легио Кустодес... – выдохнул Кай.
Ему доводилось слышать, что кустодии заслуживают имена по ходу своих удлинённых жизней, и если это было правдой, то воины за его спиной явно были уже хорошо пожившими экземплярами своей породы. Они стояли неподвижно, как золотые статуи, которые, по слухам, охраняли гигантские подземные пирамиды в скрывающихся под поверхностью пустынях Зюдафрики, однако Кай догадывался, что они могут прийти в движение быстрее, чем он мог подумать.
– Кай Зулэйн, – произнёс один из золотых гигантов – тот, у которого на шлеме были серебряные крылья.
– Да, – ответил Кай, проявляя удивительное спокойствие перед лицом такого смертоносного воина.
– Меня зовут Сатурналия Принцепс Карфагина Инвиктус Кронус Ишайю Холам, и по закону Империума ты обязан перейти под мой надзор. Если ты попытаешься бежать или задействовать свои астропатические способности хоть в каком-то их аспекте, ты будешь уничтожен на месте, без права апелляции в любые вышестоящие инстанции. В сказанном мной есть что-нибудь неясное?
– Прошу прощения, что?
Гигант нагнулся вперёд, и Каю показалось, что красные глазные линзы его шлема сузились. Голова Сатурналии склонилась вбок, и Кай попытался представить, что за мысли бродят сейчас у кустодия в голове. Сатурналия посмотрел на Григора.
– Из него сделали имбецила? – спросил кустодий.