Каю хотелось излить на них своё бешенство, но он не мог выговорить ни слова. Ему хотелось крикнуть им, что он – человеческое существо, астропат, представляющий ценность для Империума. Но он понимал, что даже если ему удастся заставить их себя услышать, то им будет всё равно. Для Сатурналии долг перед Императором перевешивал всё остальное, а Хирико и Шарфф просто делали свою работу.
Астропат попытался задёргаться, но он был полностью обездвижен удерживающими устройствами и медикаментами.
Хирико уселась подле него на табурет на колёсиках и сверилась с информационным планшетом, который свисал с боковой стороны каталки.
– Превосходно, – заявила она. – Кай, ты демонстрируешь замечательный прогресс. Ещё секунда, и мы будем готовы.
Адепт Шарфф уселся напротив Хирико и вкрутил разъём в заднюю часть своей шеи, где, как Каю удалось разглядеть краем глаза, поблёскивала имплантированная когнитивная аугметика. Шарфф подобрал второй конец кабеля и подключил его к безликому чёрному ящику, который был прилажен к боковой стороне каталки. Он размотал выходящий из него тонкий кабель и, одарив Кая улыбкой, с щелчком пристёгнул его к соединительному разъёму на кожаном шлеме астропата. Его глаза на мгновение расфокусировались, и Кай почувствовал всплеск давящего ощущения в лобных долях своего мозга.
– Ты в умбре[65]? – спросила Хирико.
– Да, – ответил Шарфф отсутствующим голосом. – Готов к твоему внедрению.
– Замечательно, – произнесла Хирико и аналогичным образом подключилась к безликому чёрному ящику. Она тоже присоединила конец своего кабеля к устройству, покрывающему голову Кая, и он вновь почувствовал давящее ощущение, вызванное вторжением в его разум.
– Ну а теперь, – сказала Хирико, – приступим.
Она нажала оранжевую кнопку на боку ящика, и разум Кая залило светом.
Его яркость росла, пока не стала непереносимой, как у поверхности звезды, рассматриваемой с такого близкого расстояния, что это выжгло бы ему глаза. Кай закричал, и свет начал тускнеть, пока не стал терпимым. Астропат обнаружил, что стоит посреди пустыни, и вокруг него на сотни километров во всех направлениях нет ничего и никого. Горячий ветер ерошил верхушки окрестных барханов, а бьющие вниз лучи палящего солнца вносили долгожданное разнообразие в стерильную обстановку, которой он был окружён под горой.
Это было его укрытие, Пустая Земля.
Что бы они с ним ни сделали, эта уловка не сработала.
Кай понимал, что всё это иллюзорно, что это искусственно сотворённое пространство грёзы, и осознав это, он сообразил, что не должен был тут появляться. Именно на это они и рассчитывали. Они хотели, чтобы он оказался здесь, в месте, где его самые потаённые мысли были, как на ладони, и откуда можно было добраться до его самых сокровенных секретов.
Хотя Кай и заявлял раньше о своём желании рассказать Хирико и Шарффу всё, что им захотелось бы узнать, его вдруг охватила убеждённость, что ему не стоит идти по этому пути наименьшего сопротивления. От того, сохранит ли он в тайне переданное ему, зависела его жизнь. Об том, что он знал, можно было рассказать только человеку с золотыми глазами, а это станет возможным лишь при условии, что Кай убережёт этот секрет от Хирико и Шарффа.
Вместе с их именами пришло и ощущение их присутствия в его разуме. Он не мог их видеть, но знал, что они здесь, притаились и выжидают, когда он выведет их к тому, до чего им хотелось докопаться.
На песке рядом с ним возник человек. Это была женщина в свободных одеждах до пят с длинными, серебристо-серыми волосами. Её взгляд был тёплым и добрым. Он знал её, хотя и не в таком обличье, не с глазами из плоти и крови. Они были изумрудно-зелёными, искрящимися и полными жизни. То, что такие прекрасные очи добровольно отдали всего лишь ради того, чтобы обезопаситься от обитающих в варпе тварей, выглядело противоестественным.
– Аник, – сказал он. – Вы же умерли.
– Не будь таким глупышкой, Кай, – ответила Сарашина. – Никто не умирает по-настоящему, пока о нём кто-нибудь помнит. Как сказал великий поэт, "– Коль не захочешь, ввеки не умрёт – То, что в твоём воображении живёт".
– Так говорила мне Сарашина, но ты не она.
– Нет. А кого бы ты тогда хотел во мне видеть? – спросила женщина, и её черты мгновенно преобразились в лицо его матери. Глаза остались изумрудно-зелёными, но там, где раньше была сердечность, теперь осталась лишь тоскливая печаль.
Астропат отвернулся от них, вспоминая грустные взгляды, бросаемые матерью всякий раз, когда они с отцом уезжали навстречу очередным приключениям по всему земному шару. Кай изо всех сил старался сохранять невозмутимость, но это сложно сделать, когда стоишь перед женщиной, которая вырастила тебя и помогла вылепить из тебя того мужчину, которым ты стал.
Только вот это была не она.
Его мать умерла, точно также как и Сарашина.
– Ты адепт Хирико, так?
– Естественно, – сказала его мать.
– Тогда выгляди так, как должна, – рявкнул Кай. – Не прячься за масками.
– Я и не пряталась, – ответила Хирико, принимая более знакомый Каю облик. – Я просто пытаюсь помочь тебе расслабиться. Процедура пойдёт гораздо глаже, если ты не будешь нам сопротивляться. Я понимаю, что ты не имеешь представления о рассказанном тебе Сарашиной, но мне нужно до этого добраться.
– Я не знаю, где оно.
– Думаю, это не так.
– Нет, так.
Хирико вздохнула и взяла его под руку, увлекая к пологому склону бархана.
– Знаешь, сколько пси-допросов я провела? Нет, конечно же не знаешь, но их было много. И именно те, кто нам сопротивляется, всегда кончают тем, что становятся "растениями". Ты этого хочешь?
– Что за глупый вопрос?
Она пожала плечами и продолжила так, словно он ничего не говорил:
– Человеческий разум – головокружительно сложная машина, это хранилище миллиардов воспоминаний, воспринимаемых ощущений, ответных реакций и автономных функций. В него тяжело вломиться, не нанеся непоправимый ущерб.
– Так не вламывайтесь, – предложил Кай.
– Хотела бы я иметь такую возможность. Честное слово, – улыбнулась Хирико. – Ты мне нравишься, но если потребуется, я порву в клочья саму суть твоего разума одними голыми руками. В конечном счёте все выдают свои секреты. Всегда. Вопрос лишь в масштабе увечий, с которыми они готовы жить по окончании процедуры.
Они достигли верхушки бархана, и Кай обнаружил, что смотрит вниз на искрящуюся крепость Арзашкуна. Самые высокие башни колыхались в жарком воздухе, и Кай прикрыл рукой глаза, защищаясь от отсверков солнца на его золотых минаретах.
– Впечатляет, – произнесла Хирико. – Но ей не удержать меня снаружи. Даже и на минуту не заблуждайся по этому поводу.
Кай остановился и развернулся кругом, высматривая в песках любой признак того, что они здесь не одни. Ему показалось, что на периферии его зрения мелькнула тень, двигающаяся под песком очень далёкого бархана.
– А где Шарфф? – спросил он. – Он к тебе не присоединится?
– Он здесь, но этим зондажем руковожу я.
Тут Кая озарило, и его лицо пошло морщинками, медленно расплываясь в улыбке.
– Его задача – выдернуть тебя отсюда, если станет слишком опасно, да?
Раздражение, вспыхнувшее в её изумрудных глазах, подтвердило его догадку.
– Ты не знаешь, сможешь ли это сделать, так? – спросил он.
Хирико сильнее стиснула его руку.
– Смогу, поверь мне. Единственный вопрос – в жёсткости процедуры, и тут всё будет так, как ты пожелаешь. Моргнуть не успеешь, как я разрушу эту крепость, разберу её по выдуманным камушкам и воображаемым кирпичикам. Я буду растирать её в пыль и порошок до тех пор, пока ты не перестанешь отличать её остатки от песка пустыни.