Но хотя Атхарва и был безмерно очарован кустодиями, его мысли всё время притягивал разум, который атаковали пси-зонды. На первый взгляд, эта личность ничем не выделялась среди сотен других заключённых этой тюрьмы, если не считать малую толику псионических способностей, да стеклянистые рубцы, оставшиеся от процедуры Прикрепления Души.
Атхарва осознавал себялюбие этого человека, его правомерную заносчивость, вскормленную годами, проведёнными с Легионом Жиллимана. Её можно было понять, но не она была его истинной сутью. Этот человек был лучше, чем сам о себе думал, но ему удастся содрать с себя эту шелуху лишь очень мучительной ценой. Этот процесс уже начался, но скорее всего, так и останется незавершённым до его смерти.
Этого человека звали Каем Зулэйном, и это о нём толковало Око, но его имя ничего не говорило Атхарве. Даже когда перед ним обнажилась вся память этого человека, ничто не указывало на то, какой интерес он мог для кого-либо представлять. И всё-таки внутри него было что-то скрыто – то, чего не мог увидеть даже Атхарва. Оно было закутано в чёрное покрывало кошмара из неукротимой ярости эфира и чувства вины, которое нельзя было снять без надлежащих инструментов.
Сила здесь бесполезна, этот ужас не перебороть никакой угрозой физической расправы, как не уломать его извне ни уговорами, ни обещаниями удовольствий. Эту пытку можно прекратить лишь изнутри. Но что за сокровища могут таиться внутри настолько тщательно охраняемой тюрьмы?
Атхарва терпеть не мог загадок, и этот секрет требовалось раскрыть. Его мозг учёного должен был разгадать эту тайну. Хоть Алый Король и сделал опрометчивый шаг, появившись на Терре, благодаря его визиту Атхарва понял, что надлежит делать. Кай Зулэйн был жизненно важен для будущего, хоть никто и не понимал, каким образом, но если кто и насладится выпавшей ему возможностью взломать разум этого человека, то это будет мистик из Легиона Тысячи Сынов.
Мимо стеклянной двери его камеры шла группа охранников, и Атхарва открыл глаза. Все они исхитрились не посмотреть в его сторону – все, кроме одного, и Атхарва засадил шип своего сознания в разум этого человека.
Его звали Натрадж, и Атхарва улыбнулся соответствию этого имени[66]. Натрадж был бойцом элитного десантного полка Уральских Властителей Бури, служившего Империуму с ранних лет Объединительных Войн бок о бок с геносептами[67] южных призывов. Его жена растила их пятерых сыновей в общине при гидро-ферме на склонах горы Аркад, а все его братья уже были мертвы. Натрадж был честным, достойным человеком, но ему больше не хотелось служить в войсках Империума.
Его преданность своим товарищам-бойцам и клятвы, которые он принёс перед Крылатым Ковчегом своего полка, обязывали его играть свою роль солдата и тюремщика, но Натрадж уже приближался к сороковому году своей жизни, и его единственным желанием было вернуться домой к своей семье и присматривать за тем, как его мальчики становятся мужчинами.
Простое стремление. Понятное.
Распахнутая дверь для Атенейца.
Кай валялся на полу своей камеры весь в поту, его сердце колотилось так, будто он одним махом взбежал на самый верх Шепчущей Башни. Всё тело ныло, глаза ощущались так, словно швы, которыми они крепились к коже, потихоньку расползались. В запёкшемся рту стоял желчный привкус рвоты, а одежда провоняла мочой и испражнениями. Ломило весь скелет до последней косточки, а трясшая мышцы мелкая дрожь лишала астропата любой возможности отдохнуть.
Камеру залил яркий свет, невидимая решётка вокса грянула резким треском статики. Каю хотелось подняться и встретить допросчиков с мужеством и достоинством, но у него не осталось ни капли сил, чтобы бросить им вызов.
Его скрюченная рука процарапала по полу, и на лице астропата появились морщинки едва заметной улыбки: ему наконец удалось оставить в камере собственную метку. Его пересохший язык проскрёб по растрескавшимся губам. Кай заморгал, избавляясь от гноя, который скапливался в уголках его глаз.
Астропат не имел никакого понятия, сколько времени он пролежал здесь, в лужах собственных выделений, да и по правде говоря, это его уже не волновало. Он смотрел на узоры, которое его дыхание создавало на луже рвоте. Они походили на зыбь на поверхности огромного озера, которое изнемогало под слепящим красным солнцем.
Затем что-то изменилось. По воздуху пронёсся трепет. Открылась дверь.
Кай попытался шевельнуться, но его конечности уже перестали ему подчиняться. Перед его глазами появилась пара ботинок. У них были каблучки, и они были изготовлены из дорогостоящих материалов, бывших по карману лишь терранским толстосумам и высокопоставленным шишкам. Он услышал женский голос, приглушённый и неразборчивый, затем под ним оказались чьи-то руки, которые подхватили его и вздёрнули в вертикальное положение. Кай задёргался от их касания, его тело представляло из себя одну сплошную боль, и оно шарахалось прочь от людских прикосновений. Его протащили через камеру и разместили на краю его ложа. Два человека в громоздкой чёрной броне, которая состояла из переслоенных полос чего-то похожего на кожу в соединении с пластинами керамита, отступили от него на шаг, и между ними появилась женщина – самая изысканная из всех, что Кай только видел в своей жизни.
Кай сощурился, глядя сквозь яркий свет ламп. Его посетительница была ему незнакома. Её благородное происхождение не вызывало сомнений, как и то, что её внешность была сформирована тонко продуманным косметическим операциям. У неё были ярко-зелёные глаза, которые хирургически улучшенная композиция её черт идеально обрамляла высокими скулами. Её светлые волосы были пострижены в очаровательное асимметричное каре, украшенное аметистовыми бусинами.
Её гибкую фигуру обтягивало чёрное трико, а вокруг тела обвивалась фиолетовая спираль мерцающей ткани, напоминая собой застывший вихрь. Женщина была одета для выезда в какой-нибудь из роскошных бальных залов Мерики, а не для визита в тюрьму под забытой всеми горой, и Кай недоумевал, чего она вообще могла от него хотеть.
– Ты знаешь, кто я такая? – спросила она.
Кай облизал губы, смочив их той скудной влагой, что ещё оставалась у него во рту.
– Нет, – ответил он. Его голос прозвучал едва слышным шёпотом. Пыльным шуршанием трупа в пустыне.
– А с чего бы тебе? Я вращаюсь в кругах, лежащих далеко за пределами твоего ограниченного кругозора, – сказала женщина. Она осторожно пробралась через лужи на полу и присела около него. Её наряд менял положение по ходу её движения, скользя вокруг её фигуры змеёй, с тем, чтобы ни в коем случае не коснуться земли.
Она увидела, что он это заметил, и улыбнулась:
– Наноткань, запрограммированная так, чтобы всё время оставаться в заданном положении и на фиксированном расстоянии от моего тела.
– Дорого стоит.
– Чудовищно, – подтвердила она.
– Чего вы хотите?
Женщина щёлкнула пальцами:
– Дайте человеку попить. Я его едва слышу.
Один из охранников женщины присел рядом с Каем и предложил ему пластиковую трубку, отсоединённую им от наплечника своих доспехов. На её конце висела капелька влаги, и Кай с благодарностью втянул прохладную жидкость, произведённую рециркуляторным комплектом бойца. То, что эта вода была выделена из пота и телесных отходов, не волновало Кая ни на грош. Он чувствовал, как она растекается по его туловищу и вдоль его конечностей, вливая в него жизнь, как укол стимулятора.
У него тотчас же прояснилось в голове, а донимавшая его тошнота отступила.
– Уже лучше, – сказала женщина. – Теперь мне не нужно быть в такой близи от тебя, чтобы расслышать, что ты говоришь.
– Это была не вода, – заметил Кай, указывая на бойца, который пристёгивал прозрачную пластиковую трубку обратно к своему наплечнику.
– Нет, но ведь ты чувствуешь себя лучше, так?
– Гораздо лучше, – подтвердил Кай.
Женщина склонила голову набок, её взгляд гулял по лицу астропата. У неё были совершенно изумительные очи, причём свои собственные, и их, вероятнее всего, генетически смоделировали ещё в утробе матери. Аугметические глаза Кая заметили едва различимые контуры электу[68] прямо под третьим кожным слоем, и он машинально навёл на них резкость. Это была наклонная заглавная буква "К", выполненная знакомым курсивом, и Кай коснулся внутренней стороны своего запястья, где была нанесена точно такая же электу, не сдержав при этом стона.
– Вы из дома Кастана, – сказал он.
– Я есть дом Кастана, – ответила женщина. – Я – Элиана Септмия Вердучина Кастана.
– Дочь Патриарха, – произнёс Кай.
– Именно так, – подтвердила Элиана, поднимая свою чёлку и открывая украшенную драгоценностями повязку по центру её лба, которая скрывала третий глаз. – И ты, Кай Зулэйн, – ходячий позор моего Дома.
– У меня никогда не было умысла им стать, домина, – сказал Кай, поспешно отводя глаза и используя официальную форму обращения. Посмотреть в око навигатора было равносильно смерти, а с точки зрения семьи Кастана из Навис Нобилитэ, он более чем заслужил подобную судьбу.
– Я пришла сюда не для того, чтобы тебя убить, – сообщила Элиана. – Хотя, Трон свидетель, это решило бы целую кучу проблем. Я нахожусь здесь, чтобы дать тебе второй шанс. Я пришла предложить тебе возможность искупить гибель "Арго" и потерю лица в глазах Конклава навигаторов, которая едва не подкосила моего отца.
– Зачем бы вам делать что-то подобное?
– Потому что я не люблю транжирство, – ответила Элиана. – Несмотря на все причинённые тобой беды, ты всё ещё остаёшься искусным астропатом, и мне хотелось бы компенсировать те значительные расходы, которые понёс мой отец, устраивая так, что тебя прикомандируют к нашему Дому.
– Вы сможете обеспечить моё освобождение из этого места? – спросил Кай.
Элиана улыбнулась и покачала головой, как будто забавляясь наивными вопросами ребёнка.
– Я – Навис Нобилитэ, – заявила она. – Я говорю, и мир обращается в слух.
– Даже Легио Кустодес?
– Даже преторианцы, – подтвердила Элиана. – Если я дам гарантию, что никогда не позволю тебе вернуться на Терру. Невелика цена, чтобы подвести черту под этой... неприятностью. Полагаю, ты согласен?