Нагасена тут же понимает, чьё имя ему назовут.
– Лунный Волк, – говорит Головко. – Здесь нет его тела.
– Именно, – подтверждает Дорн. – Я не потерплю, чтобы по Терре свободно разгуливал один из людей Хоруса Луперкаля.
– Я его найду, – говорит Нагасена. – Но это будет моя последняя охота.
Примарх кивает и смотрит вниз на Кая Зулэйна.
– Что же ты узнал? – вслух интересуется Дорн, и Нагасена слышит в его голосе то, чего он никак не мог ожидать от такого исключительного воина, – растерянность.
– Первый принцип обороны, Ясу, состоит в том, что необходимо понимать, от чего ты защищаешься. Боюсь, этот человек мог бы помочь мне разобраться...
– Разобраться в чём? – спрашивает Нагасена, когда молчание примарха затягивается.
– Я не знаю, – отвечает Дорн. – Но этот день что-то отнял у каждого из нас.
Примарх отправляется прочь, а Ясу Нагасена чувствует, как по его спине бегают мурашки, которые не имеют никакого отношения к задувающим с гор ледяным ветрам, чьи вздохи доносятся сквозь разбитые окна и изрешечённую крышу Храма.
"Чего вы боитесь? – размышляет Нагасена. – Чего вы на самом деле боитесь?"
Серебристый цилиндр гудел, приближаясь к концу инкубационного периода. Из батареи баков с белками разбегалось множество проводов и труб. Каждый из них опутывала система терморегулируемых трубок, побулькиваюших по мере подачи внутрь питательной среды. В лаборатории было холодно, освещение было притушено, как будто проводимую здесь работу по каким-то причинам держали в тайне и не были уверены в её результатах.
Отдельный комплект экранированных и изолированных кабелей связывал серебристый цилиндр и три прозрачных стеклянных сосуда, в каждом из которых содержался маленький, невзрачный на вид комок нежной органической ткани сливового цвета. Эти необычные органы пронзало множество тонких биопсийных игл и генетических анализаторов. Они пульсировали, как детские сердца, по ходу расшифровки информации, закодированной в каждой их зиготе, и невероятно сложной структуры их аминокислотных цепочек.
Ход процедуры тщательно регулировался контрольной аппаратурой. Это была фантастическая в своей деликатности операция, которая могла пойти не так по миллиону причин. Она включала в себя почти бесконечное количество этапов, и каждый требовалось проделать абсолютно правильно, прежде чем на горизонте могло замаячить что-то похожее на успех.
Напоминающие самоцветы лампочки, расположенные на верхней поверхности цилиндра, наконец ожили, загоревшись зелёным в быстрой последовательности друг за другом. Раздался тихий звон, решётка на боку контейнера испустила охлаждающие газы, произошёл слив питательных растворов.
Раздалось шипение воздуха, и цилиндр плавно открылся. От лоснящегося органа, который находился внутри, поплыл туман испарений сложного химического состава. Его поверхность, имеющую глянцевито-красный и фиолетовый окрас, пронизывала сеть из мириадов сосудов, по которым текла перенасыщенная кислородом кровь. Только что выращенный и просто-таки вибрирующий от скрытых в нём возможностей, он был настолько близок к совершенству, как это только можно было себе вообразить.
Не считая этого помещения, на Терре имелась всего одна лаборатория, которая смогла бы установить природу этого органа, – та, которая находилась глубоко под кожей этой планеты и защищалась, как никакое другое место этой планеты. Ни одному генетику из числа смертных не удалось бы разобраться в хитросплетениях этого чуда биологии, и лишь один человек за пределами этой комнаты смог бы воспроизвести процесс его создания.
– Сработало? – спросил Гхота.
– Да, сын мой, – торжествующе выдохнул Бабу Дхакал. – Сработало.
Император вошёл на командную палубу "Духа Мщения" и увидел Хоруса. Воитель возвышался над трупом изувеченного ангела. Обзорный иллюминатор за его спиной заполняла истязаемая планета. Она казалась безделушкой, которую Хорус мог сграбастать одной когтистой рукой. Повсюду лежали трупы жестоко убитых кустодиев.
Хорус повернул к Императору своё лицо, рдеющее изнутри кровавым светом, и заговорил:
– Бедный Сангвиний. Я предложил ему встать у кормила власти при новом порядке. Он мог бы воссесть по правую руку бога. К несчастью, он решил держаться проигрывающей стороны. Он не оставил мне никакого выбора, кроме его убийства. Я задушил его насмерть голыми руками.
Император стоял, пригвождённый к месту этой жестокой картиной: один сын мёртв, второй – его чудовищно преобразившийся убийца. Он попытался вытолкнуть из себя слова своим отнявшимся языком. В конечном счёте, ему удалось лишь прошептать:
– Почему?
Раздался бешеный хохот.
– Почему? Ты спрашиваешь меня: "Почему"? Разве ты ничему не научился за все эти тысячелетия? Глупый слабак, твоя боязливость не позволила тебе взнуздать силы Хаоса. Вместо того, чтобы приручить своих врагов, ты просто вступил с ними в противоборство. Ты смиренно отказался от безграничной власти. Я совершил то, чего не сделал бы ты. Я подчинил Губительные Силы своей воле, и я поведу человечество в новую эру господства над Галактикой. Я совершил это, я, Хорус Повелитель Хаоса, Владыка Рода Людского, Истинный Император Человечества.
Император посмотрел на своего бывшего любимца и покачал головой. Он прекрасно понимал, в какую ловушку угодил Хорус.
– Ни одному из когда-либо живших людей не под силу главенствовать над Хаосом, – спокойно сказал он. – Я не пошёл этим путём, и поэтому ты считаешь меня слабаком. Ты сам себя обвёл вокруг пальца. Ты – слуга Хаоса, а не его повелитель.
Хорус преобразился от ярости. Он простёр руку, и с неё сорвался разряд псионической энергии. Император вскрикнул от мучительной боли, которая начала терзать его тело.
– Почувствуй истинную природу моей силы, тогда и расскажешь мне, как я заблуждаюсь, – проревел Воитель. Его голос был гласом разъярённого божества.
На лбу Императора выступили капли пота, он собрался с силами, справляясь с болью. Он чувствовал, что энергия, которой пользуется Хорус, пропитана скверной Хаоса. Он узнал отметины четырёх великих Губительных Сил.
– Тебя обвели вокруг пальца, – сказал он.
Хорус сделал ещё один жест, и по венам Императора заструился чистый яд, обжигая их пронзительной болью.
– Я позволил тебе прийти сюда, отец, чтобы ты мог быть свидетелем моего триумфа. Преклони передо мной колени, и я пощажу тебя. Признай нового Повелителя Человечества.
Император с лихорадочной поспешностью мобилизовал свои силы и свою энергию и бросился на своего порочного сына. Между сражающимися засверкали молнии. Воздух наполнился вонью озона. Император прыгнул вперёд с поднятым мечом. Лязгнуло скрестившееся оружие, и они вступили в битву на всех уровнях: физическом, духовном и псионическом.
Энергетические разряды мелькали взад и вперёд, полубоги боролись друг с другом, и чаша весов, на которых лежала судьба Галактики, при каждом ударе склонялась то туда, то сюда. Рунный меч и молниевые когти сталкивались с оглушительным звоном. Высвобождаемых энергий хватило бы, чтобы снести до основания всё на поверхностях целых планет. Зал превратился в кромешный ад, и "Дух Мщения" сотрясался от носа и до кормы.
Хорус ударил Императора наотмашь, и тот пробил своим телом каменную переборку. Воитель пригнулся вниз, и ответный удар его противника пришёлся в несущую колонну, выворотив её из потолка.
Император чувствовал, что в варпе присутствуют силы Хаоса. Они завывали от ликования и исступления, вкачивая ещё больше энергии в свою пешку. Они долго дожидались этой возможности ударить по своему самому страстному врагу. Повелитель Человечества в одиночку противостоял их массированной мощи и понимал, что проигрывает. Каким-то образом, он не мог заставить себя ударить по Хорусу в полную силу. Да, Воитель был предателем, но где-то глубоко внутри него всё ещё жил его избранный сын, самый лучший из примархов, его возлюбленный наследник.
Хорус не выказывал подобной сдержанности. Молниевые когти вспороли доспехи Императора, словно ткань, рассекая плоть и перерубая кости. Император парировал псионическим ударом, призванным нарушить работу нервной системы Воителя. Хорус расхохотался, отразив его без всякого труда. Его когти пробороздили по горлу Императора, дробя трахею и перерезая ярёмную вену. Из задыхающегося Императора потоком хлынула кровь. Он зашатался, поспешно зажимая шею. Ещё один удар перерезал сухожилия на его запястье, и безжизненные пальцы выронили меч.
По залу раскатился безумный хохот. Хорус едва ли не игриво ткнул Императора кулаком, сломав ему несколько рёбер. Лицо Императора опалил энергетический шквал, расплавляя плоть, пока она не потекла, не лопнул глаз, не вспыхнули волосы. Император подавил стон и спросил себя, как он может проигрывать. Его сознание угрожало погрузиться во тьму.
Хорус ухватил его за запястье, дробя кости. Из горла толчками выплёскивалась кровь. Хорус поднял своего врага над головой и опустил вниз, ломая его позвоночник о своё колено. Император на мгновение потерял сознание, придя в себя от вспышки мучительной боли, когда Хорус вырвал его руку из плечевого сустава. Воитель испустил триумфальный звериный рёв.
Внезапно избиение прекратилось. Император увидел своим уцелевшим глазом, что в зал вошёл одинокий кустодий. Верный гвардеец без колебаний бросился на Воителя, стреляя из своей алебарды. Хорус смерил его взглядом и расхохотался. Какое-то время он стоял с торжествующим видом, позволяя телохранителю увидеть, что он сотворил с его Императором.
Император мгновенно осознал, что произойдёт дальше. Он увидел злорадное ликование на лице Хоруса, и понял, что его верный слуга подошёл к смертной черте. В Хорусе не осталось ни следа от его возлюбленного сына. Те человеческие качества, которыми он когда-то обладал, были вытравлены практически полностью, и сейчас остался лишь демон, ведомый безумной разрушительной яростью.
Воитель обратил на кустодия свой пылающий взгляд, и броня телохранителя разлетелась на части. Его плоть осыпалась хлопьями, являя скелет, но затем исчез даже он, превращённый в прах. Все было кончено за какие-то мгновения.
Эта смерть ранила Императора до глубины души. Телохранитель прослужил ему два столетия, если не больше. То, что с ним сделали, было неподобающей наградой за подобную преданность и верность долгу. То, что Хорус убил его с таким бессердечием и так походя, бесцеремонно и безжалостно, встряхнуло Императора. Оно наконец показало ему, что того Хоруса, которого он знал и любил, уже нет, он безвозвратно уничтожен безумием Хаоса и могуществом, которые он избрал. До этого Император надеялся, что ему как-нибудь удастся спасти Воителя из рабства у Губительных Сил, вычистить из него заразу амбиций, вернуть блудного сына в родное гнездо и навсегда покончить с этим конфликтом. Сейчас он понял, что это можно прекратить лишь одним способом. Хватка богов Хаоса была слишком сильна, их когти чересчур глубоко погрузились в душу Хоруса. Чтобы разжать их тиски, Императору придётся убить своего избранного сына. Он должен нанести один смертельный удар. Он знал, что у него не будет другой возможности.
Император воспользовался краткой передышкой, которую его телохранитель добыл ему своей смертью, чтобы овладеть собой. Достигнув абсолютной сосредоточенности, он сфокусировал всю свою псионическую мощь в разряд чистой энергии, – более когерентный, чем лазерный луч, более разрушительный, чем взрыв звезды. Он метнул его в Воителя, это энергетическое копьё, нацеленное в сердце безумца. Хорус почувствовал, как нарастает энергия, и обернулся к Императору. Он осознал мощь атаки и её смертоносность, и удивление, написанное на его лице, сменилось ужасом.
Псионическая молния Императора ударила в Воителя. Хорус закричал под ливнем обрушившейся на него смерти. Он извивался и корчился от колоссальных мучений. Он прилагал яростные усилия, пытаясь противостоять смертельному удару Императора, но его потуги становились всё слабее под потоком убийственных энергий. Император, движимый всей силой своего гнева, боли и ненависти, направлял свою волю на то, чтобы убить Хоруса. Он почувствовал, что силы Хаоса отступают, разрывая связь со своей пешкой. Когда они это сделали, к Воителю вернулся рассудок. Император увидел, что на его лице забрезжило осознание совершённых им злодеяний. На нём заблестели слёзы.
Хорус рыдал от муки и раскаяния под шквалом псионической атаки Императора. Он мучительно выдавливал из себя свои последние слова: "Я был... глупцом. Я так заблуждался... всё погублено... Я предал тебя... мой отец. Я не прошу меня простить... окончи мои мучения... убей меня немедля! Я слишком слаб, чтобы устоять перед ними... они взывают ко мне... умоляю, покончи с этим".
Хорус был свободен, но Император знал, что умирает, и что силы Хаоса могут снова овладеть Воителем, – и во второй раз ему их не остановить. Риск был слишком велик. Хорус должен умереть. И всё же, вглядываясь в лицо своего старого друга, он колебался какой-то краткий миг, не в силах совершить это деяние. Затем он подумал о резне, которая всё ещё продолжалась за бортом и которая могла растянуться на всю вечность, и укрепился в своём намерении. Он изгнал из сердца всё милосердие и сострадание, выбросил из памяти всё, что только знал о дружбе, товариществе и любви. Его взгляд встретился с глазами Хоруса, и он увидел в них понимание. Тогда, с полным и холодным осознанием того, что он делает, Император уничтожил Воителя.