- Я поняла, что этим... - тут моя собеседница указала рукою на потолок (в те времена такой жест означал, что речь идет о самом высоком советском начальстве), - ... что этим даже деньги не нужны. Им нужен только срам.
VII
Я уже упоминал, что свою приятельницу Наталию Ильину Ахматова считала осведомительницей. Свое мнение Анна Андреевна объясняла весьма убедительно и просто:
- Все те люди, которые вместе с нею вернулись из Китая, отправились или в тюрьму, или в ссылку. А она поступила в Литературный институт на Тверском бульваре...
Ум и интуиция редко подводили Анну Андреевну. Теперь, спустя полвека с той поры, как Ильина стала приходить на Ордынку, у меня появилось косвенное подтверждение ахматовской правоты. Сорок с лишним лет назад, 12октября 1957года, парижская газета "Русская мысль" напечатала "Открытое письмо Наталии Ильиной, автору романа "Возвращение". Журнал "Знамя", Москва". Начинается эта публикация так:
"Милая Наташа!
Могу Вас поздравить, Ваш роман "Возвращение" читается в Рио-де-Жанейро русскими, прибывшими с Дальнего Востока, нарасхват.
К сожалению, должна отметить, что читают его главным образом как документ из секретного отдела НКВД. Не там ли Вы и писали его, Наташа, и не был ли он Вашей платой за право проживания в Москве и прочие блага?"
Далее автор разбирает самый роман и рассказывает о людях, чьи биографии легли в основу этой вещи. А в конце открытого письма содержатся весьма любопытные сведения о жизни Ильиной:
"Вы работали спикером на японской радиостанции и прославляли подвиги тех самых японцев, которые жгли китайские деревни и гнали к нам беженцев.
Попутно с работой у японцев Вы завели дружбу в немецких кругах, которая оплачивалась уже совсем щедро. Вы даже завели себе автомобиль. Автомобиль вызвал подозрение у японцев. Вы были приглашены в отдельную комнату. Разговор был неприятен и длился дня три. Выцарапал Вас Ваш друг-немец.
По выходе на свободу у Вас брызнули "слезы обиды" .
Тогда-то Вы и перешли в советский лагерь, где и стали делать карьеру. В течение пяти лет вы систематически снабжали советское консульство доносами на нас, работавших против японцев не из личных выгод.
Во время войны по Вашим доносам советское консульство конфисковало единственный независимый литературный журнал "Сегодня" и передало его темной компании, в которой Вы играли одну из первых скрипок.
Вы приложили руку и к разгрому поэтического кружка "Остров", куда Вас не пускали. Это было уже после войны, когда Вы очень тесно приблизились к одному советскому "тузу" , уже закусили удила. Вашим оговорам, интригам, провокациям можно было бы посвятить немало страниц. Особенно рьяно Вы работали во время репатриации, и сколько душ на Вашей совести, известно только Вам и Вашему начальству.
Начав так блестяще, можно себе представить, что Вы делаете в Москве. Но, может быть, Вам уже нет выхода. Может быть, петля, которую Вы так легко набрасывали на шеи других, уже стягивается на Вашей собственной шее.
В таком случае следует Вас только пожалеть. И, возможно, даже простить. Одного только нельзя Вам простить, Наташа, - того, что Вы называете себя писательницей.
Ведь завет русского писателя издавна был:
...в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
Вы же славите кандалы и глумитесь над теми, кто уже не может себя защитить.
И это Вы, сексотка, осмеливаетесь называть творчеством?
Ю. Крузенштерн-Петерец.
Рио-де-Жанейро. Бразилия"1.
Возникает совершенно законный вопрос: если Ахматова догадывалась об этом, то по какой же причине она столько лет терпела Ильину в своем окружении?
Мне представляется, что причин тут несколько.
Самая первая и главная вот какая. В течение десятилетий Анна Андреевна постоянно чувствовала свою поднадзорность, ведь она недаром написала:
Окружили невидимым тыном
Крепко слаженной слежки своей.
Но самым близким людям Ахматова высказывала такое убеждение: в определенном смысле удобно и даже выгодно иметь возле себя толкового осведомителя, который в своих доносах хотя бы не переврет твои подлинные слова и мнения.
Затем среди причин, определявших у Ахматовой снисходительное отношение к Ильиной, был веселый и легкий нрав Натальи Иосифовны. Она была остроумным и живым собеседником, любила застолье... Да и обладала несомненным литературным талантом, писала блистательные пародии, смешные фельетоны, а впоследствии интересные мемуары...
И, наконец, еще одна причина, которая способствовала их близости. Опубликовав свой роман "Возвращение" (сперва в журнале, а потом и отдельной книгой), Ильина получила солидный гонорар, и это позволило ей купить автомобиль. Водить машину она умела еще с шанхайских времен и охотно возила Ахматову. А та любила прокатиться то в Коломенское, то просто на природу...
Иногда Анна Андреевна давала своим знакомым домашние прозвища. Так, Л. К. Чуковская по причине вальяжности и некоторой монументальности называлась "Лидессой", а миниатюрная М. И. Алигер - "Алигерицей"... Однако же сами носительницы подобных наименований обыкновенно не догадывались о них.
Было прозвище и у Ильиной, только придумала его не сама Ахматова, а Е.И. Рогожина, жена Льва Никулина. Однажды в разговоре Екатерина Ивановна запамятовала имя Натальи Иосифовны:
- Эта, ну как ее?.. Из Шанхая... Штабс-капитан Рыбников...
Мы все знали и любили одноименный рассказ, и реплика Рогожиной имела шумный успех. Ведь купринский герой был агентом, прибывшим с Дальнего Востока. С того самого дня слово "Штабс" стало тайным прозвищем Натальи Иосифовны и прочно вошло в лексикон Ахматовой.
И вот еще что мне хочется отметить. Ахматова частенько удивлялась тому, что Ильина не знает самых элементарных вещей. (Как видно, русская гимназия в Харбине была не из лучших учебных заведений, да и Литературный институт не много ей прибавил.) Анна Андреевна, например, обнаружила, что "Штабс" не имеет никакого понятия о гравюрах Альбрехта Дюрера и вообще называет его "Дурером". А еще я вспоминаю, как Ахматова говорила с усмешкой:
- "Штабс" стала мне жаловаться на неоправданную строгость профессоров в Литературном институте. Дескать, ей несправедливо поставили тройку по истории литературы только за то, что она в своем ответе сделала незначительную ошибку: назвала "Пиковую даму" - одной из "Повестей Белкина"...
Бедная "Штабс"! Она даже и того не понимала, что Ахматова - великий знаток и исступленная поклонница Пушкина - самый неподходящий слушатель для подобной жалобы.
VIII
Mаргариту Иосифовну Алигер я знал с раннего детства. В 1941 году среди прочих писательских семей, вместе с которыми мы ехали в эвакуацию, была и она с крошечной дочкой Таней. Мне помнится, какое-то время мы даже существовали вместе, в одной комнате, - моя мать с нами тремя и Маргарита Иосифовна со своим ребенком... Где это было - в Чистополе?.. В Берсуте?..
После войны мои родители дружили с Маргаритой Иосифовной. В это время у нее появилась и вторая девочка - Маша, она была дочерью Александра Фадеева. Рассказывали, что, узнав о появлении ее на свет, циничный Валентин Катаев будто бы сказал:
- Как же Сашка был пьян!
Надобно заметить, что у Маши было большое сходство с отцом, а потому некий писатель, менее ехидный, нежели Катаев, говорил:
- Когда я вижу этого ребенка, мне хочется говорить о социалистическом реализме.
В те времена Алигер со своими дочками жила в композиторском доме на Миусской площади. У них там был пудель, очень забавный щенок. Однажды маленькая Маша с ним играла, она тянула куклу в свою сторону, а песик в свою... Пудель явно одолевал девочку, и тут она обратила внимание на то, что держит игрушку рукой, а щенок - пастью...
- Ах, ты зубами?! - вскричала Маша и со своей стороны взяла игрушку в рот.
В сороковых годах Маргарита Алигер прославилась тем, что написала поэму о Зое Космодемьянской, которая в те времена стала культовой фигурой. На московских прилавках появились даже шоколадные наборы с ее портретом. И вот тогда Алигер вступилась за честь своей героини и добилась того, что конфеты с изображением злосчастной партизанки из продажи исчезли.
В архиве моего отца существует небольшая тетрадка, в которой он фиксировал свои разговоры с Ахматовой. Там есть такая запись, относящаяся к 1948 году: