- Ах, вы этот приемчик знаете, - отозвался Данкман и положил пирожное обратно на блюдо.
До войны Ардов пробовал свои силы и в кинематографе. Однако опыт этот был весьма неудачным: он написал сценарий под названием "Светлый путь", а режиссер Григорий Александров снял на этой основе свой бредовый фильм. Я картину никогда не видел, но родители говорили, что от ардовского сценария там осталась лишь одна шутка - вывеска с надписью "Гостиница Малый Гранд-отель". Мама вспоминала, как они с отцом сидели на первом просмотре этой ленты. Глядя на летающий в небе автомобиль и прочие в том же роде режиссерские находки, Ардов то и дело восклицал:
- Ух ты!.. Ух ты!..
Однако же рассориться с Александровым и убрать свою фамилию из титров мой родитель все же не решился... (А вот у Ильфа и Петрова решительности было достаточно, они в подобном случае пошли на конфликт, и фильм Григория Александрова "Цирк" вышел на экраны без указания имен сценаристов.)
Я родился в 1937 году, а через год после этого мои родители еще раз поменяли место жительства. На этот раз наша семья переехала из Лаврушинского переулка на Большую Ордынку, в ту самую квартиру, которая благодаря Ахматовой получила наименование "легендарная".
Со временем квартира была обжита и обставлена не без некоторой роскоши. В кабинете Ардова была мебель карельской березы, в столовой - красного дерева... На кухне жила домашняя работница по имени Оля, в детской комнате - нянька Мария Тимофеевна. А кроме того, у Ардова появилась секретарша - Наталья Николаевна.
Но все это благополучие было весьма зыбким: в стране господствовал террор, во Владимире были арестованы родители моей матери. Ардов рассказывал:
- В тридцать седьмом году я встретил одну из дочерей знаменитого фотографа Наппельбаума. Спрашиваю: "Что поделывает отец?" Она отвечает: "Отец? Он бьет негативы..."
Тут требуется некоторое пояснение. Моисей Наппельбаум в течение многих лет фотографировал знаменитых людей - политиков, писателей, актеров, музыкантов... А в тридцать седьмом этих деятелей арестовывали в первую очередь, и ему всякий день приходилось разбивать стеклянные негативы с изображением очередных жертв террора.
В феврале сорокового года родился мой младший брат Борис.
Когда разразилась война, Ардова на фронт не призвали, у него был так называемый "белый билет" - из-за порока сердца. Отец пошел в армию добровольно уже в сорок втором году. Нас он отправил в эвакуацию вместе с семьями других писателей, а сам остался в Москве.
В те дни в городе практиковались ночные дежурства, во время воздушных тревог люди поднимались на крыши домов, чтобы сбрасывать оттуда зажигательные бомбы... Отцу несколько ночей довелось дежурить в Союзе писателей. Пока тревога не объявлялась, дежурный мог находиться в какой-то комнате, где стояли стулья и огромный стол, покрытый зеленой скатертью. Ардов не долго думая улегся на этот стол, а сукно использовал как одеяло.
Через некоторое время в комнату заглянула уборщица.
- Ой, - удивилась она, - это я в первый раз вижу!
- Неужели никто из дежурных тут не ложился? - спросил ее отец.
- Нет, на столе они все лежали. Но еще никто не догадался накрыться скатертью...
В самом начале войны кто-то из приятелей так отозвался о моем отце:
- Ардов такой нахал, что даже не трус.
В нем не было не только трусости, но и склонности к хвастовству. О войне он рассказывал не часто и не много, хотя получил несколько медалей и даже орден - Красную Звезду.
Мне теперь вспоминается лишь одно военное приключение, о котором Ардов иногда говорил. Это было в Краснодаре, в тот самый момент, когда к городу подошли немцы. Отец ехал в грузовике рядом с шофером. И вот они разглядели, что впереди стоят какие-то танки. Тогда водитель предложил:
- Давай подъедем поближе, посмотрим - наши они или немецкие...
Ехать долго не пришлось, один из танков выстрелил, снаряд разорвался впереди грузовика, и машина тут же заглохла. Ардов и шофер выбрались из кабины и пустились наутек... Отец вспоминал:
- В этот момент я вовсе забыл про свой порок сердца. Я с легкостью перепрыгивал через полутораметровые плетни. И притом еще, выхватив пистолет, стрелял назад, в сторону предполагаемой погони...
У Ардова было звание майора, и всю войну он служил в армейской печати. В той газете, где ему пришлось пробыть дольше всего, редактором был некий полковник по фамилии Березин. Он Ардова очень не любил и старался изводить мелкими придирками.
Происходило это следующим образом. Отец приносил редактору фельетон, тот смотрел его и говорил:
- Это - г..., а не материал.
Ардов удалялся, и через два часа у него был готов новый фельетон. (Писать для фронтовой газеты было вовсе не трудно.)
Редактор опять браковал:
- И это никуда не годится...
Еще через два часа отец приносил третий фельетон...
За единоборством Ардова с Березиным с интересом и сочувствием к отцу следили прочие сотрудники редакции.
Те же тексты, что редактор браковал, Ардов отсылал в Москву, в "Крокодил", где их частенько публиковали. И то, что отвергнутые им вещи выходят в центральной печати, симпатии к отцу у Березина не прибавляло.
Уже в конце войны моя мать где-то встретилась с Александром Фадеевым, который, как известно, был первым секретарем Союза писателей. Между прочим, он ей сказал:
- Березин все время шлет нам в союз доносы на Ардова. Но судя по тому, что он пишет, будто Виктор беспробудно пьет, там и все остальное - вранье...
(Все, кто знал Ардова, были осведомлены о том, что он в рот не берет спиртного.)
А еще я вспоминаю, как Ардов осуждал некоторых военных деятелей за излишнюю жестокость. В частности, он говорил это о Кагановиче, который был членом Военного Совета фронта. То же самое относилось и к Жукову. Отец говорил, что, приезжая в какую-нибудь подчиненную ему часть, знаменитый маршал то и дело произносил:
- Расстрелять и оформить через трибунал...
После войны отец довольно скоро демобилизовался. Он сдал свой пистолет "ТТ", но у него еще оставался маленький браунинг, который хранился в ящике письменного стола. С этим пистолетом связана памятная мне история.
Мой старший брат Алексей Баталов в ранней юности отличался тем, что когда-то называли любострастием. Когда ему было всего шестнадцать, он всерьез вознамерился жениться на даме двадцати двух лет.
- Алеша, - внушали ему, - в таком возрасте твой брак не станут регистрировать...
А он, как всегда, рассчитывал на покровительство и помощь Ардова и потому с беспечностью говорил:
- Виктор мне это устроит.
Так вот, когда к Алексею в гости приходили знакомые девушки, он доставал браунинг из ардовского стола и со свойственным ему артистизмом разыгрывал перед ними драматические сценки. И это едва не стало причиной трагедии.
Однажды у нас в гостях был какой-то мальчик, наш с младшим братом приятель. Мы втроем зашли в кабинет к отцу и попросили его показать нам пистолет. Ардов достал свой браунинг, шутя навел его на брата Бориса и сказал:
- Сейчас я тебя застрелю...
При этом он был убежден, что патрона в стволе нет. Отец не догадывался, что Алексей при помощи этого оружия развлекает своих приятельниц...
Слава Богу, в последнюю секунду Ардов отвел пистолет в сторону, а вслед за тем прогремел выстрел - пуля вошла в стену... Мы опешили, а отец побледнел как полотно... Браунинг был удален из дома в тот же день.
Когда брат Алексей стал учиться в школе-студии при Художественном театре, Ардов стал называть его "народный артист нашей квартиры". Шли годы, и вот ему действительно присвоили звание "народного". Узнав об этом, отец покачал головой и сказал:
- Вот тебе и "народный артист нашей квартиры"!..