– Говорит, что хочет к нам вступить, – на жирдяе были погоны поручика.
– Хочу, – подтвердил прогрессор. Хоть бы товарища не покалечили, с них станется.
– А где ж ты раньше был, дрянь штатская? – хорунжий говорил тихо.
– Вы мне не тыкайте, я с вами свиней не пас. Я стрелять учился, пока их благородия драпали от кучки неграмотных мужиков.
– Какой апломб! Тебе бы в театре выступать, в амплуа трагика.
Лось бы с большим удовольствием всадил хорунжему пулю между глаз, но в затылок сопел солдат.
– Я таких, как ты, за версту чую. Тупое быдло играет в разведку и думает, что под черной тряпкой они уже могучая армия.
Вот так. И Штоссу не помогли, и сами вляпались.
– А доказательства? У меня что, на лбу написано, что я – махновец?
– А одежда почему такая?
– На рынке с рук купил, не голым же ходить. И наган за мамины серьги выменял.
И Прокопенко жаль, хороший мужик. И, главное, сам во всем виноват, испугался тещи, поехал в разведку. А народу тут много, трудновато хлопцам будет. Разве что Илько с дружками положат этих паскуд.
– Изображаем из себя интеллигента? Думаешь, я не учую махновца?
– Я вам настоящего махновца поймал, вот с ним таким тоном и разговаривайте. А я всего лишь хочу вступить в Добровольческую армию.
– Этот еще не сдох? Если нет, веди его сюда.
Солдат переступил с ноги на ногу, половицы заскрипели.
Блефовать прогрессор умел, спасибо дружкам–картежникам. И с кулаками на хорунжего поэтому и не кинулся.
– Численность и дислокация?
Прокопенко вскинул голову, не заплывший глаз горел ненавистью.
– Думаешь умереть героем? Что молчишь? Повторяю, для мужичья – сколько вас и где находитесь?
Махновец не отвечал.
– Кажись, он глухой, – пробурчал солдат за спиной у прогрессора.
– Как жаль, что мы не на вокзале, – вздохнул хорунжий.
– Тикать надумал? – Прокопенко умудрялся хамить даже со связанными руками и в кровь разбитой физиономией.
Хорунжий встал со стула, одернул черкеску, врезал махновцу по уху.
– Я ж тебя не расстреляю, я ж тебя на кол посажу.
– А что, вас так плохо снабжают амуницией? – прогрессор очень надеялся, что его посчитают восторженным идиотом или хотя бы отстанут от махновца.
– Если я доберусь до той интендантской сволочи, я засуну ему трехлинейку в задницу и выстрелю, – хорунжий мечтательно глядел в окошко.
– Мабуть, каждый день себе носки меняет, а я, как дурак, обвешиваюсь вашими трофейными гранатами, и не того боюсь, что взорвусь к растакой матери. Френч с мешковины, на второй день разлезся на спине, а зашить невозможно.
– Хорошо, один наш обоз вы взяли. А куда еще один делся? А какая–нибудь паскуда катает свою любовницу в лакированном форде по Малой Арнаутской! А я, между прочим, второй месяц сижу без денег!
– А Деникин пьет кофе с сахаром. Каждый день.
Хорунжий занес кулак, но почему–то не ударил.
– А ваш треклятый Махно сам идет в бой.
Прокопенко заулыбался.
– Как в таких условиях воевать? Наше пополнение нагло дезертирует куда попало, а капитан Белов поел грибочков, самолично собрал сыроежек, пожарил с лучком, да еще и денщика угостил.
Лось не стал уточнять.
– Шо зубы скалишь? Вам бы так повоевать! Генералы в штабах планы строят, но мы же не с немцами воюем! Это немец–австрияк простой да понятный, в час бомбит, в два атака, в четыре у них ужин.
– Ты думай, хлопчик, думай. Может, что умное придумаешь.
Хорунжий показал махновцу кулак.
– А ты чего стал? Надеялся, что нас на руках носят?
Лось уже не знал, что и думать. Похоже, этот тощенький скуластый белогвардеец стремительно менял окрас.
– Я сам бывший дроздовец, так шо не дрейфь.
– Ты мне что предлагаешь, морда бандитская? – но злости в голосе у хорунжего уже не было.
– Сам подумай, хлопчик. Пополнение до нас бежит или до Петлюры, Рябовол послал ваше командование, а на Дон я бы тоже не сильно надеялся. Они краснюков не любят, шо да, то да, но еще за гетьмана они вроде як нейтралитет сделали, ихний со Скоропадским. Беженцев пропускать, а до нас не лезть, то есть. А если опять згадают? Казаку за родную хату воевать хорошо, а не за туманные прожекты.
– Повернись спиной, – хорунжий говорил равнодушно. Выудил из кармана перочинный ножичек, разрезал веревки. Прокопенко только зубами клацнул. Солдат за спиной у прогрессора остолбенел.
– Рядовой Степанов! Ты со мной или как?
– Куда ж я денусь с подводной лодки, – Степанов отодрал свои погоны в два счета. Хорунжий медленно отцепил орден.
– Степанов, приведи коней, только Гавриленко на глаза не попадайся. И отдай вот этой бандитской морде гранаты.
Над селом по–прежнему трепыхался черный флаг, доставшийся от Ляховского. Хоть какая–то память про человека. Крысюк сидел на крыльце, курил после ужина и возвращению прогрессора не удивился. Ездил себе человек в разведку, приехал обратно. Петлюровец тоже куда–то делся, во всяком случае, в хате старосты его уже не было. Зато командир мирно жевал яичницу и спорил со старостой, какой сорт картошки лучше сажать вон за тем горбочком. А возле хаты, которая если от колодца, так направо, торчала знакомая мосластая фигура.