- Они очень опасны, благородный адмирал, - тихо проговорил Кирел. Мало того, что они убили своего императора, они сделали из убийства настоящий конвейер. Если мы с ними покончим, на планете станет легче дышать.
Атвар вспомнил донесения и записи из лагеря смерти Треблинка, а также из еще одного - Аушвица, который Раса захватила вскоре после того, как он начал работать. Раса никогда не осуществляла подобных проектов. Обитатели Халесси и Работева тоже. Удивительный мир этот Тосев-3! До самого обрубка хвоста Кирелу хотелось бы забыть о том, что он видел в тех чудовищных лагерях.
- Когда мы с ними покончим, тосевиты больше не смогут уничтожать друг друга с такой звериной жестокостью. Мы научим их вести себя как полагается: ведь они будут нашими подданными. В знак покорности Императору мы должны это сделать.
Кирел вслед за Атваром опустил глаза.
- Так и будет, благородный адмирал. Я рассчитываю, что остальные Большие Уроды совершат такую же ошибку, что и дойче - в результате их ядерная программа будет уничтожена Мне бы совсем не хотелось, чтобы тосевиты овладели ядерным оружием - их жестокость не знает предела.
- Тут я с тобой согласен, - сказал Атвар.
Глава XIV
Гейнрих Егер окинул человека, который его допрашивал, сердитым взглядом.
- Я уже много раз вам повторял, майор, что ничего не смыслю в ядерной физике и находился в сотне километров от Хайгерлоха, когда случилось то, что случилось. А раз так, я понятия не имею, чего вы от меня пытаетесь добиться.
Офицер гестапо ответил:
- То, что произошло в Хайгерлохе, какая-то загадка, полковник Егер. Мы разговариваем со всеми, кто имел отношение к проекту, с целью выяснить, что там на самом деле случилось. Вы ведь не станете отрицать, что принимали участие в работе над проектом. - Он показал на награду на груди Егера.
Егер надел аляповато уродливую медаль, когда его вызвали в Берктесгаден, чтобы напомнить типам, вроде этой длинноносой ищейки, что награду вручил ему сам фюрер - из рук в руки. А тот, кто решит, что он предал интересы Германии, пусть лучше держит свои идиотские подозрения при себе. Теперь же Егер отчаянно жалел, что не оставил медаль там, где ей и полагалось находиться - в футляре.
- Я принесу Рейху гораздо больше пользы, если меня пошлют в мой полк, - сказал он. - Профессор Гейзенберг со мной совершенно согласен и поддержал мое прошение о переводе из Хайгерлоха за несколько месяцев до несчастного случая.
- Профессор Гейзенберг мертв, - ровным голосом сообщил гестаповец. Егер поморщился, ему никто не сказал, что физик погиб. Увидев его реакцию, человек, сидевший напротив, кивнул. - Теперь вы, кажется, начинаете понимать размеры... проблемы?
- Возможно, - ответил Егер.
Если его догадка верна, офицер гестапо собирался сказать что-нибудь вроде "катастрофы", но в последнюю минуту заменил слово на более нейтральное - "проблема". Ну, тут он прав. Если Гейзенберг мертв, претворение проекта в жизнь находится под угрозой.
- Вы все понимаете, но почему-то не хотите нам помочь? - спросил гестаповец.
Мимолетное сочувствие, которое Егер испытал к нему, растаяло, словно ударный батальон, раздавленный русскими танками в середине зимы.
- Вы понимаете по-немецки? - спросил он. - Я ничего не знаю. Разве я могу сообщить вам то, что мне неизвестно?
Офицер тайной полиции отнесся к его вспышке совершенно спокойно.
"Интересно, кого он обычно допрашивает?" - подумал Егер. - "Сколько раз ему приходилось слышать отчаянные мольбы о справедливости - правдивые и лживые?"
Иногда невиновность хуже вины. Если ты совершил преступление, тебе, по крайней мере, есть, в чем признаться, чтобы положить конец своим мучениям. А вот если перед законом и совестью ты чист, тебя никогда не оставят в покое.
Поскольку Егер был полковником Вермахта, участвовал в войне и получил не одну боевую награду, специалисты из гестапо не применяли к нему особых мер воздействия, к которым непременно прибегли бы, если бы им пришлось допрашивать русского офицера или еврея. Егер примерно знал, что представляют собой "особые меры воздействия", и радовался тому, что ему не довелось познакомиться с ними поближе.
- Ну, хорошо, полковник Егер, - вздохнув, заявил майор гестапо; может быть, он сожалел, что лишен возможности привести более веские доводы, которые заставили бы несговорчивого полковника сотрудничать с тайной полицией. Или решил, что оказался не на высоте и не справился с заданием командования. - Можете идти. Однако вам еще не позволено вернуться в полк. У нас могут возникнуть новые вопросы, когда мы продвинемся в нашем расследовании.
- Большое спасибо, - сказал Егер и встал.
Он не мог отказать себе в таком удовольствии, хотя и сомневался, что гестаповец в состоянии уловить иронию в его голосе. Майор производил впечатление человека, который с удовольствием орудует дубинкой. Представить его со шпагой в руке просто невозможно.
"Дубинка для русских", - подумал Егер.
В прихожей перед кабинетом - словно гестаповец был зубным врачом, а не головорезом - сидел профессор Курт Дибнер и листал журнал "Сигнал", такой старый, что в нем не упоминалось об инопланетянах, речь шла лишь об обычных врагах Германии. Профессор кивнул Егеру.
- Что, вас тоже тут полощут, полковник?
- И не говорите. - Егер с интересом взглянул на Дибнера. - Вот уж не ожидал, что вы... - Он замолчал не в силах придумать, как бы потактичнее закончить фразу.
- Остался в живых? - Видимо, профессора вопросы такта не особенно занимали. - Счастливая случайность, которая иногда заставляет человека задуматься. Гейзенберг решил вывести показатели за критическую отметку как раз в тот момент, когда я отправился навестить сестру. Если честно, я подозреваю, что везение тут не при чем, просто ему не хотелось делиться со мной славой.
Егер не сомневался, что Дибнер прав. Гейзенберг держался с ним демонстративно высокомерно, хотя по мнению полковника (следует заметить, исключительно непрофессиональному в данном вопросе) Дибнер добился не менее значительных результатов, чем все остальные ученые, а иных и опередил.
- Ящеры, по-видимому, знают, что нужно делать, чтобы избежать неприятностей во время производства взрывного металла, - сказал Егер.
Дибнер провел рукой по редеющим, зачесанным назад волосам.
- К тому же, они занимаются исследованиями в данной области значительно дольше нас, полковник. Спешка - вот в чем заключалась наша ошибка. Вам известно, что означает высказывание "festina lente"?
- Торопись не спеша - В гимназии Егер, как и все, изучал латынь.
- Вот именно. В общем, очень даже неплохой совет, но на данном этапе войны мы не можем ему следовать. Нам необходимы эти бомбы, чтобы победить ящеров. Мы рассчитывали, что если реакция выйдет из-под контроля, мы бросим кусок кадмия в тяжелую воду, и сможем снова управлять атомным котлом. Наши надежды не оправдались. Кроме того, если я не ошибаюсь, на инженерных чертежах нет пробки, которая открывала бы путь тяжелой воде из котла. Следовательно, остановить реакцию таким способом не представляется возможным. Нам не повезло.
- В особенности, тем, кто в тот момент находился рядом с котлом, заметил Егер. - Если вам известны причины катастрофы, доктор Дибнер, и вы все рассказали представителям властей, почему же они продолжают вести свои бесконечные допросы и не оставят, наконец, нас всех в покое?
- Во-первых, полагаю, затем, чтобы подтвердить мои слова... кроме того, мне известны не все факты, приведшие к катастрофе, меня же не было в городе. Ну и, конечно же, они хотят найти человека, которого можно обвинить в случившемся.
С точки зрения Егера это звучало разумно. В конце концов, он как раз и старался избежать того, чтобы стать козлом отпущения. Вермахт славился тем, что умел ловко возлагать ответственность за общие неудачи на отдельных людей. Ему в голову пришла другая поговорка: "У победы много отцов, поражение всегда сирота". Впрочем, сейчас это тоже не совсем верно, поскольку представители властей пытаются найти родителей и для неудачи. Результат не всегда получался справедливым, но Егер подозревал, что правда в данном случае мало кого волнует.
На пороге кабинета появился майор гестапо, скорее всего, для того, чтобы выяснить, почему не заходит Дибнер. Увидев, что двое подозреваемых беседуют в приемной, он нахмурился. Егер смутился, но в следующую секунду разозлился на офицера тайной полиции, который пытался его запугать. Развернувшись, он молча направился к двери, где столкнулся с крупным высоким человеком.
- Скорцени! - вскричал он.
- А, они и тебя затащили в свои сети, - весело проговорил офицер СС. Меня собираются заживо поджарить на раскаленных углях, хотя я находился в сотне километров от вонючего городка, где у них все полетело в тартарары. Какой-то майор должен заняться мной через пять минут.
- Он немного припозднился, - сообщил Егер. - Только что закончил со мной и принялся за одного физика. Хочешь, пойдем куда-нибудь, выпьем шнапса? Больше здесь делать нечего.
Скорцени с удовольствием треснул его спине.
- Первая разумная мысль с тех пор, как меня сюда приволокли, клянусь Богом! Идем, даже если у шнапса теперь вкус, будто его сделали из картофельных очистков, он нас отлично согреет. Кстати, я рассчитывал тебя тут встретить. Я работаю над одним планом, и мне кажется, ты мне пригодишься.
- Правда? - Егер удивленно приподнял брови. - Как благородно со стороны СС проявить интерес к бедному, но честному представителю Вермахта...
- Да брось ты это дерьмо, - скривился Скорцени. - Твои знания могут оказаться мне полезными. Пойдем и правда чего-нибудь выпьем. Сначала я накачаю тебя спиртным, а потом попытаюсь соблазнить.
- Понятно, тебе нужно мое тело, - заметил танкист.