Яркий лунный свет!
На циновку тень свою
Бросила пальма.
Бабочек легкий рой
Вверх летит, - воздушный мост
Для моей мечты.
Санджи на пути!
А в сердце его -
Кия и любовь.
Строки, которые в несколько видоизмененной форме в семнадцатом веке напишет Кикаку, очень хорошо подходили под настроение наместника. Он наизусть знал многих поэтов Японии, вспоминать оказалось очень легко, особенно, под влиянием вдохновения и влюбленности. Поэтому, не задумываясь о том, кому на самом деле принадлежало авторство, Санджи выводил на папирусе красивые японские иероглифы.
Камнем бросьте в меня!
Цветок лотоса
Я обломал…
Ради любви!
От нее, недоступной,
Глаз не отвести…
Все чувства в слова - иначе она не поймет, опять позовет охранников, и те прогонят чужестранца прочь. И только его происхождение позволяло ему не оказаться на каменоломнях и продолжить борьбу за сердце любимой женщины.
Так, хватит хвалебных речей, пора переходить к делу и открыть все, что известно Киномото. Как там писал Кикаку на смерть жены друга… Стихотворение тут же всплыло в памяти, и Санджи продолжил рисование иероглифов и сопутствующих картинок в стиле манги.
Где Неб? О, что сталось с ним?
Расстался с жизнью, и теперь
Он - как море в тихий день.
Но это ложь!
Как сакура,
что зацвела зимой.
Тридцатый после смерти день,
А будто бы вчера его не стало.
Плакучей ивы тень.
Нет, что-то не то, не так явно выражены мысли! Куда проще написать об этом в прозе: 'Кия, твой сын живет в Москве, но ему не дозволено возвращаться на родину! То, что вы похороните в Уасете - это фальшивка, подброшенная богами!' Портить стихи столь длинной фразой не хотелось, поэтому наместнику предстояло уложить эту мысль в тристишия, по семнадцать японских слогов в каждом. Жаль, что классикам подобной ситуации не ведомо, придется разбавить чудесную поэму корявым слогом господина Киномото.
Боги мудры.
Спася любимчика от смерти,
Придется людям врать.
Погребение царя.
Плач рабынь разносится
В долине Хапри.
Так надо.
Никто не должен знать,
Что мумия - подмена.
Не плачь, любимая.
Ты просто человек,
Которому солгали боги.
И на плечо твое
Опустившись, заснет доверчиво
Бабочка.
Она знает,
что наместник Ниххонии -
правду сказал.
Вроде бы, все. Осталось только одно, самое главное трехстишие. Но стих Бусона так красноречиво выражал схожие мысли…
Иду и иду,
А сколько еще идти да идти