- Когда она... Когда я увидела ее в первый раз, я хотела убить себя. Я знала, что ее никогда не признают настоящей, хотя отклонение это почти незаметно. Но я не сделала этого, потому что подумала, что сумею как-нибудь спасти ее. Я... Пойми, я люблю ее, она... Она чудесная девчушка, совсем здоровенькая, кроме... кроме _э_т_о_г_о_. Ну, взгляни сама... Взгляни, разве я не права?
Мать молчала, и тетя, вздохнув, продолжала тем же безжизненным голосом:
- Я не знала, просто понятия не имела, как это сделать. Я просто... Просто надеялась. Я знала, что могу продержать ее немного у себя, пока ее не отберут... Ведь по закону дают месяц. Целый месяц... Всего месяц, а потом необходима регистрация и... я решила воспользоваться этим сроком. Держать до последнего...
- А Генри? - перебила ее мать. - Что Генри говорит?
- Он... сказал, что мы должны заявить немедленно. Но я не позволила ему... Я не _м_о_г_л_а_! Эмили, я не могла! Ведь это уже _т_р_е_т_и_й раз! Я держала ее на руках и молилась, молилась и... надеялась. А потом, когда я узнала, что у тебя преждевременные... и тоже девочка, я подумала...
- Что ты подумала? - холодно и удивленно спросила мать. - Какое это может иметь отношение ко мне? Хоть убей, не понимаю, к чему ты клонишь?
- Я подумала, - еле слышно произнесла тетя, - если бы я могла оставить свою крошку у тебя, а с собой взять твою...
Судя по воплю, который издала мать, она не сумела даже найти слов, которые бы выразили ее омерзение и ужас.
- Да ведь это же только на день-два, не больше!... - торопливо взмолилась тетя Харриет. - Только пока я получу Метрику! Ты... ты же моя сестра, Эмили, моя родная сестра! И только ты можешь мне помочь теперь! Помочь сохранить мою дочь! - Она расплакалась.
Некоторое время мать молчала. Потом она заговорила.
- Никогда в своей жизни, - взвешивая каждое слово произнесла она, - я не слышала ничего более возмутительного! Прийти сюда в надежде, что я... я буду помогать тебе в этом ужасном противозаконном деле!.. Должно быть, ты просто помешалась, Харриет! Подумать, что я могу _о_д_о_л_ж_и_т_ь_... она не успела закончить свою речь, как послышались тяжелые шаги отца, прошедшие мимо моей комнатушки и остановившиеся на пороге спальни.
- Джозеф! - с пафосом обратилась к нему мать. - Скажи ей, чтобы она ушла отсюда. Скажи ей, чтобы она убралась прочь и забрала с собой это!
- Но ведь... - озадаченно пробормотал отец. - Ведь это же Харриет!..
Тогда мать подробно, не стесняясь присутствия тетки, рассказала ему все.
- Это... Это правда, Харриет?! - по-видимому, не до конца поверив, обратился к тете отец.
Та помолчала, а потом заговорила устало и обреченно:
- Это уже третий раз. Они опять заберут мою дочь, как забрали первых двух, а я... Я не вынесу этого. И Генри... Я уверена, он выгонит меня и найдет себе другую жену, которая родит ему нормальных детей. И тогда для меня все будет кончено. Я пришла сюда в последней надежде... Пришла за помощью или... хотя бы за участием. Если мне и мог кто помочь, так только Эмили... Но теперь я вижу, как это глупо было с моей стороны - прийти к вам! Как глупо было надеяться на вас!
Ей никто не ответил.
- Что ж, я все поняла, - тихо сказала Харриет. - Я... пойду.
Но не такой человек был мой отец, чтобы дать ей просто так уйти. Не мог он упустить случая высказать свое отношение к подобным происшествиям.
- У меня не укладывается в голове, - начал он медленно, постепенно накаляя себя, - как ты могла прийти сюда, в дом, где чтут и почитают Господа, с такой просьбой! Но мало того! Я не вижу на лице стыда! Тебе и впрямь не стыдно?!
- Чего же я должна стыдиться? - неожиданно спокойно спросила в свою очередь тетя Харриет. - Я не совершила ничего постыдного. Нет, мне не стыдно - мне больно. Очень больно, но не стыдно.
- Чего стыдиться? - угрожающе переспросил отец. - Не стыдиться того, что ты произвела на свет кощунство?! Не стыдиться того, что ты пыталась вовлечь свою родную сестру в преступление, сделать ее сообщницей? - он перевел дыхание и разразился длинной проповедью - Слуги дьявола среди нас, рядом с нами. Они только и ждут случая, чтобы сбить нас с пути истинного. Нет предела их стараниям исказить представление об истинном образе и подобии Творца, и через наши слабые души они стремятся разрушить и осквернить чистоту расы. Ты согрешила, женщина! Загляни себе в душу, и ты поймешь, как тяжело ты согрешила! Твой грех позорным пятном ложится на нас всех! Ты забыла, что всякое отклонение от образа и подобия Божьего есть богохульство! То, что ты произвела на свет, оскверняет...
- Оскверняет? Богохульство? - прошептал Харриет. - Одна несчастная крошка?
- Крошка, которая, случись все так, как ты замыслила, стала бы взрослой и порождала себе подобных. Порождала бы их из поколения в поколение, пока вдруг среди нас не стали бы кишмя кишеть мутанты - поганые и омерзительные! Так случалось в местах, где ослабевала вера людская, но здесь так никогда не случится! Стыдись, женщина!... Теперь иди, и да восторжествует в твоей душе покорность, а не гордыня! Заяви об этом властям, как того требует закон, и молись, молись, дабы снизошло на тебя очищение!
Послышались два легких шага. Ребенок захныкал, когда Харриет взял его на руки. Тетя подошла с малышкой к двери, отодвинула щеколду и внезапно остановилась на пороге.
- Я буду молиться! - с силой сказала она. - Да, я буду молить Господа, чтобы он ниспослал милосердие в этот кошмарный мир! Чтобы он ниспослал сострадание к слабому и любовь к несчастным, которым просто не повезло! И я спрошу его: неужто это и впрямь его воля, чтобы ребенок страдал, а душа его была навеки проклята из-за крохотного изъяна на его тельце?! И еще я буду молить его о том, чтобы разорвалось сердце... сердца у таких вот праведников!..
Хлопнула дверь, и я услышал, как тетя прошла по коридору. Я осторожно подошел к окну и увидел, как она вышла из дому, подошла к двуколке и бережно опустила белый сверсток на повозку. Несколько секунд она стояла, пристально глядя в одну точку, потом отвязала лошадь от изгороди, взобралась на сиденье и положила сверток к себе на колени, одной рукой держась за вожжи, а другой бережно прижимая ребенка к груди.
Она обернулась, и картина эта навсегда осталась в моей памяти: малыш, прижатый к ее груди, расстегнутая накидка, открывающая шею, невидящие глаза на застывшем, как маска, лице...
Она тронула вожжи, и двуколка покатилась.
Из соседней комнаты доносился голос отца.
- Ересь! Самая настоящая и неприкрытая ересь! - никак не мог успокоиться он. - Попытку подлога еще можно как-то понять - в такой период женщине могут прийти в голову самые идиотские идеи. Но ересь - это дело другое! Она не только бесстыдная, но и опасная женщина! Никогда бы не заподозрил столь явную ересь в твоей родной сестре... И как она могла подумать, что ты пойдешь на это? Ведь она знала, что ты сама дважды была вынуждена... Ну, ты понимаешь, о чем я... М-да, так открыто произносить еретические речи в моем... _м_о_е_м_ доме! Ну нет, это ей даром не пройдет!
- Может, она просто не соображала, что говорит? - робко попыталась возразить мать.
- Ну теперь-то ей придется сообразить! И наш долг проследить за этим, - твердо сказал Джозеф Строрм, мой отец.
Мать пыталась сказать еще что-то, но неожиданно расплакалась. Никогда до сих пор я не слышал, чтобы она плакала, никогда не видел ее слез. Отец, не обращая на нее никакого внимания, продолжал разглагольствовать о твердости веры, чистоте помыслов и особой важности этой чистоты для женщин... Все это я слышал уже не раз и не два, и никакой охоты слушать дальше у меня не было. Никем не замеченный, я прокрался по коридору и вышел из дома.
Честно говоря, мне тогда очень хотелось узнать, что же это была за "малость" у дочки тети Харриет. Может быть, думал я, это был лишний палец на ножке, как у Софи? Но мне так и не довелось узнать, что это было...
Когда на следующий день до нас дошел слух, что тело тети Харриет нашли в реке, никто и словом не обмолвился о ребенке, будто его и не было вовсе...
8
Несколько ночей подряд мне снилась Харриет, лежащая на дне реки, прижимающая белый сверток к груди... Глаза у нее были широко раскрыты, волосы струились по течению, лицо белое, как мрамор... Я был очень напуган всем этим. Ведь все случилось оттого что ребенок был чуть-чуть не такой, как все. У него было что-то лишнее или, наоборот, чего-то не хватало, и это не соответствовало Определению Человека. Была какая-то "малость", которая делала его...
Отец назвал его мутантом... Мутант! Я вспомнил обрывки текстов, которые мне приходилось заучивать в школе. Вспомнил обращение пришедшего к нам как-то раз по какому-то делу священника - ненависть и ярость были в его голосе, когда он произносил: "Будь прокляты мутанты!"
Мутант - значит проклятый... Мутант - исчадие дьявола, постоянно пытающееся разрушить порядок на земле и ввергнуть нас в пучину хаоса. Превратить всю землю в Джунгли, где нет закона, совсем как на юге, в тех землях, про которые мне рассказывал дядя Аксель...
Я молился горячо и усердно много ночей подряд.
- Господи, - шептал я, - сделай меня таким, как все. Я не хочу быть другим, не хочу ничем отличаться от остальных! Сделай так, чтобы завтра я проснулся таким же, как все! Сделай это, ведь тебе же ничего не стоит!..
Но каждое утро я по-прежнему _н_а_х_о_д_и_л_ Розалинду или еще кого-нибудь из наших и убеждался в том, что мои ночные молитвы опять ничего не дали. Я просыпался точно таким, каким засыпал, и шел на кухню, и ел свой завтрак, уставившись на испещренную надписями стену, которая теперь перестала быть для меня частью домашней утвари, а превратилась в постоянный укор мне: "Мутант проклят Богом и людьми!". Я был очень напуган...
Дней пять спустя Аксель остановил меня как-то раз после завтрака и попросил помочь ему почистить лемех от плуга. Несколько часов мы работали молча, а потом он предложил передохнуть, и мы уселись на крыльце дома, прислонившись спинами к стене. Он угостил меня пирогом, и когда мы дожевывали последние куски, сказал:
- Ну, Дэви, выкладывай.
- Что выкладывать? - вздрогнул я.
- Что на тебя нашло в последние дни? Я прекрасно вижу, что ты будто потерял кого-то и никак не можешь найти, - спокойно и неторопливо ответил он. - Говори, говори, не бойся. Может, кто-то узнал?
Я рассказал ему про тетю Харриет и ее ребенка.