Он, что вполне объяснимо, из одежды на себе имел только простынь, но в отличие от меня, его это явно не напрягало. Чекист выглядел благостно расслабленным и улыбался шпане, как родным людям.
— Что тут у вас за вопросы, ребятушки? — Поинтересовался он ласковым тоном, при этом медленно двигаясь в нашу сторону. Я бы даже сказал, не двигаясь, а перетекая с места на место еле заметными шажками, словно хищник на охоте.
Кстати, за эти дни Николай Николаевич стал мне чуть более понятен. Я немного научился определять его настрой. Сейчас, могу дать руку на отсечение,(лучше, конечно, не мою руку, а Косого,) что вот эта показная ласковость чекиста говорит об одном, пацанам лучше бы по-тихому свалить, пока они при памяти. Еще лучше, сделать это максимально быстро, потому как взгляд Клячина стал еще более холодным, чем обычно, а это, между прочим, –хреновый звоночек.
— Дядя, шел бы ты мимо.– С бравадой выдал один из подпевал.
— Вот дура-а-а-ак… — Тихо прокомментировал я, но меня уже никто не слушал.
Внимание «крутышей» переключилось на новоприбывшего участника драмы. Тем более, если мы с Реутовым выглядим как семнадцатилетний парень, очень худой и мелкий, то Клячин точно вызывает опасения своей комплекцией. Пусть он не сильно здоровый, как тот же Иваныч из парикмахерской, но по Николаю Николаевичу видно, человек –в отличной физической форме. Видимо, по этой причине в данный момент шпана оценила его как соперника, который заслуживает бо́льшего внимания, чем я.
Подпевала, посоветовавший чекисту «идти мимо», сунул руку в карман и вынул кастет. Видимо, чтоб придать своим словам и себе самому больше веса.
Я так понимаю, «ребятушки» отталкивались от стандартных правил математики, что три — один черт больше, чем два. Поэтому напряглись из-за появления чекиста, но не сильно. А кастет — на всякий случай, вдруг новый участник беседы сто́ит двух. Тогда в уравнении ставим знак «равно». Это шпану никак не устраивает.
— Ух, ты…– Клячин поднял открытые ладони на уровень плеч.
Данным жестом он словно говорил, что пришел с миром. При этом чекист продолжал все так же осторожно двигаться вперед. До троицы «крутышей» ему оставалось сделать буквально крохотный шаг, когда он, что было неожиданно даже для меня, внезапно метнулся вперед и ударил. Но главное, ударил не того, который с кастетом, что было бы логично, а второго подпевалу. В сторону которого за все время даже глазом не повёл.
Удар у Николая Николаевича вышел не кулаком в лицо, как, например, лупану́л бы я, а ребром ладони по горлу. Между прочим, опасный приемчик. Гортань, кадык — они всегда на виду, за мышцами их не спрячешь.
Бедолага даже пискнуть не успел. Он только начал кашлять и задыхаться, пытаясь рукой хвататься за место, куда пришелся удар.
После того, как один из подручных Косого, самый безобидный, кстати, внезапно вышел из строя, Клячин, не дожидаясь реакции остальных, схватил на излом руку второго подпевалы. Как раз ту, в которой был кастет. Пацан настолько обалдел от происходящего, что пребывал в ступоре. Такого подвоха он точно не ожидал. Бедолага смешно вытаращил глаза, охреневшая еще больше, но в следующую секунду они у него просто вылезли на лоб.
Просто Клячин два раза сильно вхерачил ему кулаком в живот. И сделано это было опять же, внезапно. Смотрел чекист пацану в лицо. Двигался так, будто собирается бить в челюсть. А тут — живот. Ясное дело, крутыш забыл как дышать, застонал, согнулся, и тут же в догонку получил коленом в лицо. Это был — финальный аккорд. Пацан громко «хрюкнул», а потом завалился на землю, прямо в грязь.
Первый противник Николая Николаевича продолжал кашлять, но, видя плачевное состояние товарища, попытался что-то предпринять. Честно говоря, думаю — смыться. По крайней мере, развернулся он не к чекисту лицом, а наоборот, в противоположную сторону. Однако в этот момент получил удар кулаком в висок и прилег рядом с товарищем.
— Да ты че…Совсем…Да я тебя! — Вожак, который растерянно таращился то на Клячина, то на своих подельников, валяющихся рядом, внезапно разучился говорить связно.
А еще, тоже внезапно, ему, видимо, окончательно отказал мозг. Он вдруг достал нож с наборной ручкой и зверски осклабился. Честно говоря, даже не понял, откуда именно достал. Просто я лично в этот момент охеревал ничуть не меньше пацанов, двое из которых красиво лежали на земле, не подавая активных признаков жизни. Соответственно, момент появления холодного оружия немного упустил из виду. В общем, драма медленно, но верно превращалась в стопроцентный боевик.
Нет, такое положение вещей меня устраивает гораздо больше, чем если бы на месте шпаны оказался я сам. Но…твою мать! Зачем так жёстко⁈ Они, по сути, просто охреневшие мандюки. Ну, дал в рожу. Хорошо. Тут и я подключился бы. Однако чекист вел себя…Даже затрудняюсь подобрать слова… Вел себя так, будто не сомневаясь, прямо сейчас, может свободно наступить на горло каждому, кто подвернётся. Наступить и сломать к чертям собачьим. То есть в нем не было желания слегка наказать зарвавшийся молодняк. Ни хрена. Он смотрел на них, как на клопов, которые мешаются. Создают неудобства.
Вожак тем временем, поняв, что я по-прежнему стою возле сарая с вылупленными глазами и вмешиваться не собираюсь, сделал выпад в сторону Клячина. Чекист совершенно легко избежал удара. Просто отскочил и все. Но красиво отскочил, не вопрос. Я бы сказал, судя по реакции, подобные стычки Николаю Николаевичу привычны.
Но главное, он вообще не нервничал. Улыбка на его лице по-прежнему светилась добром. Вот глянет сейчас кто-то случайный на Клячина со стороны и решит, какой хороший, прекрасный человек этот мужчина в простыни.
— Не надо, — Сказал чекист неизменно ласковым тоном. — Порежешься.
Однако у пацана, похоже, сто процентов поехала крыша. Его будто перемкнуло. Он сделал несколько взмахов перед собой, будто собирался нашинковать Клячина порциями. Николай Николаевич внимательно следил за Косым, взгляд не отрывал, с места не двигался.
От того, что происходило дальше, я просто охренел окончательно.
Крутыш сделал очередной тычок, но Клячин не отскочил, а наоборот, стремительно скользнул навстречу. Со стороны выглядело так, будто он приобнимает парня, гладя его по руке и плечу. Шаг, блок с захватом и рука с ножом сгибается в локте. Лезвие легко, как по маслу, входит в живот парня, заставляя его выпучить глаза от боли и разинуть рот в беззвучном крике.
Я такое до этого только в кино видел и был искренне уверен, в реальной драке подобный прием невозможен. Но вот же! Вот! Только что прямо на моих глазах! Факт остается фактом. Клячин, который не выглядит богатырем, завалил троих, в том числе, вооруженного ножом. Причём, если подпевалы могут прийти в себя, то Косому, боюсь, сильно не повезло.
Он, кстати, в этот момент выглядел очень удивленным. Мне кажется, пацан даже не понял, что произошло.
Я думал, на этом чекист успокоится. Но нет…
Клячин дернул рукой, вгоняя нож ещё глубже, а затем позволил Косому упасть. Придерживал его, как друга. Можно сказать, аккуратно положил парня на землю.
Чекист выпрямился, отряхнул руки, окинул взглядом подпевал, лежащих на земле, и уже после этого повернулся ко мне.
— Ну, чего ты застыл? Идем? Там пиво принесли.
— Так это…Он же умрет сейчас! — Я с ужасом смотрел на дергающееся тело Косого. Пацан готовился отдать концы. Не надо иметь медицинское образование, чтоб это понять.
— И чего? — Клячин небрежно пожал плечами — По-твоему лучше было бы мне сдохнуть? Или тебе? Они сами виноваты. Думать надо было, прежде чем нож доставать. Пойдем, говорю!
— А… Они? — Я кивнул в сторону подпевал. — Их тоже бросим? Они ножа не доставали, если уж на то пошло.
— Эти? — Чекист ленивым взглядом обвел парочку подручных Косого. — Не… В милицию сдадим! Шакалье! Но сначала… Чтоб больше не баловались…
Николай Николаевич хмыкнул. Спокойно так. Без нервов. А затем нагнулся, поднял камень, который валялся рядом, шагнул к пацану, на руке которого оставался кастет, и с силой несколько раз ударил камнем по его пальцам, ломая их
— Зачем? — Я поднял взгляд на чекиста. — Он в отключке уже. Зачем⁈
— Шакалы не понимают другой язык, кроме грубой силы. — Клячин, усмехнувшись, отбросил камень в сторону. — Идём. Надо закончить с помывкой. Время поджимает, пора возвращаться в дом.
Он развернулся и направился ко входу. Я — тоже двинулся следом. Осторожно обошел три тела, лежавшие на моем пути, приблизился к двери, а потом…
А потом меня жёстко вывернуло. Я просто почувствовал резкий приступ тошноты, которую не мог сдержать, и честно говоря, было искренне плевать, что об этом подумает Клячин. Впервые, вот так запросто, на моих глазах убили человека. А вина его лишь в том, что он оказался не в том месте, не в то время и не перед тем человеком решил выпендриться.
Глава 8
В которой происходит то, о чем я не подумал
— Что-то ты, Алексей, размяк? Не барышня ведь. Давай, собери волю в кулак. Стыдно за тебя, честное слово… — Высказался Клячин, а затем с усмешкой посмотрел в мою сторону.
Твою ж мать… Ненавижу его этот взгляд. Так и кажется, сейчас мне на башку что-то упадёт. Причем, чекист точно знает, что именно. Знает, смотрит и ждёт, когда мои мозги разлетятся в разные стороны. Вот такое ощущение складывается.
Я не стал играть с ним в «гляделки» и просто отвернулся. Честно говоря, очень хотелось послать его к черту. Но… Ясен пень, теперь вообще сто раз подумаю, прежде чем ругаться с этим человеком. Он отмороженный наглухо. Я с первой встречи подозревал, с башкой у него нелады, а теперь уверен в этом на сто процентов.
— Ух… Аромат-то какой… Аромат… — Не дожидаясь моего ответа, Николай Николаевич тоже отвел взгляд. Хотя усмешка на его губах все равно осталась. Веселится он… Весело ему…
Чекист, продолжая довольно «ухать», снял с плиты облезлый, кривобокий котелок и плюхнул его на стол, прямо мне под нос.
Кстати, плита, которая вызвала вопросы из-за отсутствия конфорок, оказалась просто-напросто дровяной. Это и объясняло ее ровную, гладкую поверхность, смутившую меня изначально. Простенько, но достаточно эффективно, между прочим. На ней чекист приготовил незатейливый ужин. Сейчас я был согласен съесть, что угодно, и любая еда казалась мне верхом поварского искусства. От голода сосало под ложечкой.
В котелке лежала картошка, которая неимоверно вкусно пахла. Обычная картошка, сваренная прямо в кожуре. Помимо этого на столе были сало, хлеб, нарезанный толстыми ломтями, бочковые огурчики. Дополняла картину железная кружка, такая же кривобокая, как и котелок, в которую Николай Николаевич плеснул водки. Кружка предназначалась мне. Водка — тоже. Ее чекист вынул откуда-то из закромов. Где эти закрома, понятия не имею. Я, честно говоря, не понял, откуда у нас и все остальное появилось. Картошка, хлеб, сало… Было это где-то здесь заныкано, или принес, кто, не могу ответить. Причина неосведомленности — мое состояние. Оно оставляло желать лучшего.
Дорога из бани к дому прошла, будто в тумане. Не помню, как мы вернулись. Реально. И не помню, как оказался в кухне.