— Да я не знал, что он — директор школы! Почему шляется по территории в гражданской одежде? Не на базарной площади так-то.
— Чего-о-о⁈ В гражданской? В гражданской⁉– Лицо Клячина налилось краской.
Он начал как-то нервно дышать. А я начал опасаться, как бы сейчас чекиста приступ падучей не стеганул. Вот это будет, конечно, высший класс. Чем отличился курсант Реутов? Он довёл своего наставника до инсульта. Молодец, Реутов! Хотя…большой вопрос, буду ли я теперь курсантом этой супер секретной школы.
— А ему что, из-за таких идиотов, как ты, при полном параде ходить⁈ Может адъютанта себе завести? А? Тут же у нас есть один дурачок, который на закрытой от посторонних территории директора школы перепутал…С кем? Вот даже интересно. С кем ты мог перепутать товарища Шарманазашвили Владимир Харитоновича? С лесорубом? С охотником? С дачникам? Так у него, вроде, ни ружья, ни топора, ни удочки при себе не было…
— Думал, он просто учитель…– Я недовольно покосился на Клячина и отвернулся в противоположную сторону.
Взрослый человек, коим по сути я и являюсь, несмотря на внешний вид, категорически отказывался принимать тот факт, что на меня орет какой-то левый мужик. Даже если за дело.
— Просто…– Николай Николаевич покачал головой, недоумевая, и развел руками в стороны. — Он просто думал…что это просто учитель…Реутов, у тебя точно башка отбитая. Ты скажи, вас тут кто учить будет? Макаренко твой? Ты чему вообще собрался учиться? Как коровам хвосты крутить? Откуда здесь «просто» учителя возьмутся? У-у-у-у…Контра…
Чекист согнул руку в локте и замахнулся от плеча, но я сразу понял, он не ударит. Это — так, воспитательный момент. Да и злой он был, конечно. На эмоциях. Я даже испытал легкое чувство неуместной гордости за то, что довел Клячина до белого каления. Клячина, который с блатной шпаной на раз-два вопрос решил. Но сейчас, благодаря мне, Николай Николаевич явно капитально вышел из себя.
Когда ситуация немного разъяснилась и стало понятно, что товарищ с усиками — директор школы, а я, собственно говоря, сейчас этому директору всякую хрень говорил, да еще и отпихнул, Клячин аж в лице изменился. Хотя, я в корне был не согласен с формулировкой «отпихнул». На ней настаивал товарищ Шар-ма-на-за-шви-ли…Твою ж мать…Что за ужасная фамилия.
— За мной! — Процедил Клячин, развернулся и пошел за директором, который предложил чекисту обсудить сложившуюся ситуацию.
Конечно, Владимир Харитонович использовал совсем другие выражения, в больше мере почти матерные, но мы люди культурные, глупости повторять не будем. Поэтому, да. Обсудить ситуацию.
В итоге, директор шел по коридору здания, за ним топал Клячин. За Клячиным — я. В тишине гулко раздавались наши шаги. Наверное, из-за того, что пол здесь тоже был деревянный, выстланный крашеными досками.
В кабинет меня, естественно, не позвали. Велели ждать возле двери. Клячин велел. Директор школы со мной больше вообще не говорил ни о чем.
Но я человек негордый, с принципами у меня тоже отношения хорошие, я их нагнуть могу в ту сторону, куда мне надо. Поэтому, без малейших сомнений попытался подслушать разговор двух чекистов. Ясное дело, если Николай Николаевич назвал его капитаном госбезопасности, этот товарищ с трудно произносимой фамилией тоже из НКВД будет.
Однако, с подслушкой идея оказалась не очень. Я не смог разобрать ни слова. Дом деревянный, а двери, словно из бетона. Ни черта не слышно. До меня доносился только бубнеж то Клячина, то директора. Причём, я бы не сказал, что последний отчитывает Николая Николаевича или ругает. Их бубнеж становился громче по очереди. Сначала, вроде, Владимир Харитонович наехал на моего опекуна. Потом тот начал в ответ что-то резко и грубо говорить. В общем, несмотря на разные звания, беседовали они, можно сказать, на равных.
Единственное, что я смог четко разобрать, это фамилию Бекетова. И судя по тому, как произнёс ее Николай Николаевич, эта фамилия играла роль весомого аргумента.
Переговоры шли минут десять, а то и пятнадцать. Я задолбался ошиваться под дверью. Наконец, створка распахнулась, и в коридоре появился красный, как рак, Клячин.
— Идём! — Коротко бросил он, а затем отправился на улицу.
Даже не оглянулся. Я, само собой, рванул следом. Но сначала осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Директор стоял возле большого окна, заложив руки за спину, и смотрел на улицу.
— Ну, и ладненько…– Тихо прошептал я себе под нос, а вот уже потом побежал догонять Клячина.
Просто он с таким зверским лицом выскочил из кабинета, будто только что собственноручно придушил товарища Шарманазашвили.
Едва мы оказались на улице, Клячин с ходу завел свою шарманку. Про кретина, про дебила, про «скотины кусок».
Я привел в свою защиту единственное оправдание. Что реально принял капитана госбезопасности за учителя. Потому что вот он, в отличие от того же Николая Николаевича, на чекиста совсем не похож. Взгляд поумнее будет.
— Чего-о-о⁈ — Снова взвился Клячин. — Поумнее взгляд, говоришь⁈ Поумнее, чем у кого? А?
— Товарищ старший лейтенант государственной безопасности, Вы повторяетесь…Вопрос «чего?» был задан Вами за последние несколько минут четыре раза.
— Чег… — Начал было Николай Николаевич, но тут же сообразил, что рискует число четыре превратить в пять.
Он замолчал, уставившись на меня гневным взглядом. Минуты две-три мы играли в «гляделки». Не выдержал первым чекист.
— Тьфу ты! — Николай Николаевич снова в сердцах плюнул в кусты. — Подсуропил мне товарищ Бекетов головную боль на старости лет.
— Да хватит Вам, товарищ старший лейтенант государственной… Черт…– Я оглянулся по сторонам, проверяя наличие свидетелей, а затем сделал шаг ближе к чекисту и, понизив голос, спросил. — Вообще не против субординации. Даже, можно сказать,– «за». Но можно я Вас наедине все-таки буду Николаем Николаевичем называть? Не только когда чаевничаем. Честное слово, язык уже в фигурную ду́лю завернулся от всех этих званий.
Клячин помолчал пару секунд, а потом махнул рукой.
— Черт с тобой, Реутов. Наедине — можно. Идем, провожу тебя к бараку. — Николай Николаевич, договорив, направился к углу здания, за который он явно собирался завернуть.
— Барак? — Удивлённо переспросил я его в спину.
Потом повернулся к двухэтажному зданию, возле которого мы стояли, посмотрел на него с тоской. Вполне себе добротный дом. Приличный. Я так понял, на первом этаже — что-то типа учебных классов и служебных помещений, а на втором — спальни. На черта нам в барак? Что за гадство? Хоть когда-нибудь в этой новой жизни мне удастся жить в уюте?
— Ну⁈ Ты идёшь? — Оглянулся Николай Николаевич.
Пришлось топать следом.
— Почему барак? — Спросил я чекиста, как только догнал его.
— Некоторое время будете жить отдельно. — Очень туманно ответил Клячин.
Почему отдельно? Не понятно. Типа, рылом не вышли, что ли? Чекист высказался во множественном числе — будете. Значит, не я один, а все. Как там он говорил — лучшие слушатели… Еще одно дебильное слово. Слушатели… Мне не нравится. Курсант — вот это, да. Звучит всяко приличнее.
Однако, нарываться еще больше я не стал. Решил не пытать Николая Николаевича расспросами. Сам все на месте увижу. Он явно не скоро успокоится.
В конце концов, барак, так барак. Хрен редьки не слаще. Хоть не на улице, на том спасибо.
Буквально на расстоянии сотни метров от большого дома, среди деревьев и правда обнаружилось небольшое здание барачного типа. Этаж у него был один, окна — грязные, вид — грустный.
— Мда, уж…– Тихо высказался я, когда мы подошли ко входу и чекист потянул немного кривую дверь на себя.
В ответ моментально прилетел выразительный взгляд Клячина. Мол, заткнулся бы ты, Алеша, слишком много начал трепать языком.
А я, как бы, не виноват. Просто, наверное, в моей башке окончательно уложилась мысль — всё! Назад дороги нет. Я никогда не вернусь в свою прежнюю жизнь. Почти две недели прошло. Если этому произойти, то оно бы уже произошло. А я продолжаю жить вместо Реутова, который, сука, даже не Реутов! Анекдот просто.
В бараке обнаружился коридор и большая комната. Все. Это была спальня. Туалет, даже не удивительно, отсутствовал. Душевая — тоже.
Зато имелось десять кроватей и столько же тумбочек. Скромное количество мебели в большом помещении смотрелось как-то нелепо. На полу лежал темного цвета ковер. На одной из стен были прибиты вешалки. Наверное, для верхней одежды. Помимо прочего, в комнате присутствовало ровно шесть пацанов приблизительно моего возраста. Вернее, возраста Алеши…
То есть я — седьмой. Может, конечно, у них тут хреново с математикой, но семь — точно не десять. Где еще трое?
— Не прибыли. — Сказал Клячин, который, наверное, сразу понял мой удивлённый взгляд, которым я рассматривал присутствующих.
Вообще, обстановочка сильно напомнила детский дом. С той лишь разницей, что вместо топчанов были настоящие кровати, а само помещение выглядело все-таки поприличнее. Да и кровати оказались застеляны добротного вида шерстяными одеялами.