— Именно так, генерал Кассим, — жрец улыбнулся мягко… и как-то так, что у генерала едва опять не подкосились ноги.
Раны не торопились заживать, правда Разящий сам бинтовал Садара и следил за повязкой, проявляя почти беспокойство и сдержанную заботу. Во время ритуала он даже не удосужился удивиться тому, что тело принца — девичье. Да, под одеждой незаметно, постоянные тренировки расширили плечи, сделали руки пусть и не такими мускулистыми, как у бывалых воинов, но и женскими их больше не назвать. Поджарый пёс, а не девица, от женских форм остались лишь намёки, легко скрываемые одеждой и, тем более, доспехом. Неприкасаемый не спрашивал, Сейдар молчала, решив раз и навсегда, что отказывается от самой себя и никогда не возропщет. И стала братом даже в своих мыслях, примерив если не лицо его, то хотя бы мимику и жесты: в отличие от сестры, Садар частенько улыбался, любил шутить и всегда выглядел неунывающе. Сдержанная, даже угрюмая, Сейдар уснула, почти умерла, уступая место выбранной маске.
Прислушиваясь к говоркам, принц узнал, что проклятому всего лишь шестнадцать, и он моложе самого принца на девять лет, а не на четыре-пять, как показалось изначально. Поняв это, Садар зашипел от злости. Мальчишка. Пусть неприкасаемый, но всего лишь мальчишка. После первой ритуальной ночи последовали и другие, менее пыточные и возвышенные. И наследнику оставалось лишь рычать от бессилия, сдерживая слово, что отдаст все, позволяя белобрысому чудовищу насиловать его снова и снова, понимая, что стерпит, смолчит, но никогда не простит попранной гордости. Постепенно между воинами поползли шепотки, от которых у Садара шерсть на загривке вставала дыбом.
— Смотри-ка, едет, как ни в чем не бывало. Удобно ли сидеть в седле этой подстилке проклятого? — донеслось до ушей Садара. Рука непроизвольно дернулась к ножнам… которых нет. И все же голова обидчика полетела с плеч, срубленная молниеносным клинком. Разящего.
— Зачем ты это сделал? — прошипел принц, становясь похожим на разъяренного хорька, понимая, что он бы вызвал на поединок злоязыкого солдата, предпочитая одержать победу в честном бою, а не вот так размахивать с наскоку клинком, не дав возможности обороняться. Шипеть на этого сумасшедшего уже входило в привычку.
— Мой господин хотел смерти этого человека и потянулся за мечом. Я — твой меч, господин, — ровным голосом ответил Разящий. Садар умолк, не зная, что на такое можно ответить. По-своему неприкасаемый был прав — принц хотел смыть кровью нанесенное оскорбление. Подоспевший на шум генерал смачно выругался, от досады сплюнув. Отец Кирит окинул отряд таким взглядом, что едва не сравнял воинов с землей, и произнес:
— Кому дорога жизнь — тот попридержит язык.
После этого случая все притихли, и чтобы там не носили в мыслях солдаты, но произносить вслух не решались, побаиваясь даже косо смотреть в сторону принца Садара.
Глава третья
— Потому ты и избрал женщину своим владельцем, что важна… постель?
— Постель, как ты это называешь… хм, нет, не важна, просто это единственное, из-за чего я ощущаю себя живым.
— Но ты зовешь себя мечом и сам себя считаешь оружием, тогда зачем?
— Меч должен быть живым, иначе он — не более чем кусок стали. И еще, Разящие убивают женщин, с которыми делят ложе.
— Меня же не убил.
— Так ты мой господин, тебя — всегда успеется.
— Мальчишка. Тупой безголовый мальчишка.
Мадерек, год 2565
— Скажи, Кирит, неужели ты хотел сделать императора владельцем этого "меча"? — Кассим недобро прищурился, глядя на жреца.
— Дурные у тебя мысли, генерал. Император чист и непорочен, даже если у него гарем из тысячи наложниц. Нет, я сам планировал стать владельцем Разящего, таким образом обеспечив его преданность империи. Хотя не помню, чтобы подобное упоминалось в описании ритуала, — улыбнулся жрец, отвечая звонким голосом, от которого генерал невольно поморщился. Все же голоса служителей Тарида отличались излишне "колокольчиковым" тембром.
— И тебя не коробит от мысли, что этот неприкасаемый сделал бы с тобой?
— Ни в коей мере. Это не имеет значения, я же жрец, мне всё равно, что станет с моим телом. Нас этому учат. Почти так же, как неприкасаемых учат быть оружием.
— А они все… такие огромные? Для шестнадцатилетнего мальчишки Разящий крупноват, не находишь? Не многие взрослые мужи могут сравниться в ним, а ведь он еще, поди, растет, — поинтересовался генерал. По всей видимости, его беспокоило то, что юнец чуть ли не на полголовы выше самого Кассима, а уж тот коротышкой вовсе не считался.
— Да, они все такие. Вымахивают под два метра, и плечи широченные. Их же берут младенцами в "обучение" и тянут специальной дыбой, да еще и кормят чем-то особенным, чтобы кости были крепкими. Вот только выживают немногие из этих детей, — пояснил жрец.
Кавалькада въехала под крепостные своды ворот Мадры — столицы Мадерека. Копыта лошадей, шествующих по улицам огромного богатого города, зацокали по камням брусчатки. Садар поморщился. В сравнении с этой громадиной Сидерим смотрелся жалкой деревушкой. Гордость наследника была задета. Он сам удивился, что у него еще осталась эта самая гордость. Лишенный наследия, народа, страны, чести, казалось, принц должен смириться со своей участью и стать покорной молчаливой игрушкой безумного проклятого мальчишки, для которого не существовало ценностей, по крайней мере, тех, что дороги и понятны обычным людям. И все же, глядя на великолепие имперской столицы, на её светлые дома из прочного дорогого камня, пышные храмы и богатые дворцы вельмож, принц Садар мог думать лишь о том, как вернется в своё разоренное, стёртое с лица земли королевство и возродит его. Отстроит, возведя такой же невероятный город. Нет, он не думал о завоеваниях, лишь хотел вернуть то, что принадлежит по праву. По праву рождения. Сейдар или Садар — не имеет значения — как ни крути, но истинный правопреемник короля по крови, не самозванец. А стало быть, страну нужно вернуть в законное владение. Вернуть и вознести на такую высоту, чтобы никто более не посмел ступить с мечом в руках на землю Сидерима.
Жемчужина пустыни, Мадра, раскинулась в предгорьях северных отрогов Зальмекского хребта. Город прижимался к высоким скалам, отчего защищать его становилось намного проще: в горы враг не полезет, и нападения оттуда ждать не приходилось, если и решит кто-либо вторгнуться, то лишь со стороны пустыни, а там враг как на ладони. Благодаря такому расположению главный город Мадерека был действительно неприступен. Южная империя процветала, с каждым годом увеличивая свою мощь и влияние на мировую политику, значительно потеснив в последнее время своего извечного соперника — Рагард. Рагардцы возмущались подобными изменениями, но вступать в открытое противостояние с Мадереком пока остерегались, предпочитая стравливать между собой приграничные мелкие королевства, являющиеся своеобразным буфером между ними. Более открыто Рагард выступал в торговой войне, значительно завышая цены на большинство продуктов, в которых нуждались почти все южные страны. Обрушивая стоимость металлов настолько, что императору Мадерека приходилось, неся убытки на рынке оружия, лихорадочно подписывать один указ за другим, лишь бы оказаться конкурентоспособными.
Именно в это время и подоспел отец Кирит со своим предложением вернуть в империю младшего брата нынешнего правителя, как предупреждение Рагарду: Мадерек может и разгневаться, и у него есть оружие, способное сделать гнев весьма ощутимым. О сокрушающей силе Разящих знали разве что государи больших стран. Не то чтобы само наличие этих воинов являлось секретом, но они были столь малочисленны, что само их существование оставалось незаметным. Да и не удавалось до сих пор никому из правителей заполучить в руки столь опасное оружие, коим являлись выжившие неприкасаемые. Воспитанные тайной сектой последователей Азита, бога войны, они тренировались как защитники границ всего Таридата и в услужение монархам не шли. Неизвестно, на что полагался император, на кровное ли родство с одним из Разящих, на хитроумие ли жреца, но согласие на возвращение безымянного принца он дал, более того, даже выделил отряд под командованием генерала в сопровождение Кириту. Нет, положение Мадерека не было плачевным, скорее наоборот, но припугнуть Рагард хотелось. Как минимум во избежание открытой войны. Не рискнут, если узнают, какого сильного защитника приобрели мадеране. Император Нагириез слыл разумным и справедливым правителем и всеми силами пытался избежать кровопролития и гибели своих подданных, однако последнее слово в возникшем противостоянии хотел оставить за собой, утерев нос зарвавшимся рагардцам.
Брусчатка сменилась каменными плитами центральной площади, отшлифованными тысячами конских копыт. Местные жители презрительно косились на светловолосого принца Садара. Все же на фоне чернявых темноглазых мадеран он выглядел бельмом. Спасало разве что облачение имперского воина, которое надел сидеримец после того, как его собственная одежда оказалась уничтожена Разящим. Сафьяновые сапоги с острыми загнутыми по мадеранской моде носами, синие с голубыми лампасами шаровары, безрукавка на шнуровке поверх реддека, прикрытая небесно-голубым бурнусом. Только благодаря этому жители столицы не забросали камнями того, кто столь похож на давнего врага. Не повесишь же на себя табличку, что не рагардец, а для жителей юга любой светловолосый — значит, северянин. Поймав несколько таких взглядов, Садар едва сдерживался, стараясь не схватить рукоять меча, которого не было. И все же он хорошо помнил, чем закончился подобный жест. Не хватало только, чтобы безумный альбинос порубил мирных жителей за косые взгляды. Поэтому принцу оставалось лишь скрипеть зубами, молчаливо снося очередное унижение. И вдруг он оказался выдернутым из седла и усаженным впереди Разящего. "Владелец меча" злобно зашипел на свое "оружие", поскольку то, что его таскают, как куклу невесомую, еще более унизительно, чем презрение горожан. Однако мадеране теперь старательно отводили глаза, не рискуя столкнуться с багровым взглядом обнажившего голову неприкасаемого, словно демонстрирующего клеймо проклятого.
Дворец императора оказался столь подавляюще великолепен в переплетении каменных кружев, взлетавших арками высотой в пять человеческих ростов, что Садар невольно вжал голову в плечи, когда кавалькада въехала на обширный двор, миновав внутреннюю малую крепостную стену, являющую собой дополнительное защитное кольцо, ограждающее резиденцию правителя от города. Мадра, и уж тем более дворец императора, были воистину неприступны. Принц лишь болезненно прищурился, как от пощечины, — будь в Сидериме такие стены, никакой Гидер не решился бы напасть. Сожаление, обида на нищенство собственной страны едким огнем расползались в груди наследника. Нет, он обязательно вернет своё государство и сделает его таким же неуязвимым. Он сможет.
Просторные коридоры, окнами выходящие в дворцовый двор, засаженный диковинными цветами и деревьями, сменились величественным залом. Стрельчатые оконные проемы уходили вверх, изящными вычурно-резными дугами сходясь к центру купола. Бело-голубая мозаика украшала стены и потолок изысканными картинами, демонстрирующими богатство и процветание империи. Пышные толстые ковры гасили звук шагов, топя подошвы сапог в густом плетении узелков. В огромном зале, казалось, было одновременно пусто и многолюдно. Помещение было столь просторно, что выглядело совершенно пустым, несмотря на столпившихся у императорского трона придворных.
Представ перед правителем Мадерека, Садар почтительно склонил голову, но не более, чем того требовала вежливость государя. Император ответил таким же кивком, не провоцируя изначального противостояния между странами, пусть одна из них и исчезла уже с лица земли. Зато оставались другие мелкие королевства, и, оступившись с одним, можно запросто настроить против себя и их, а этого императору хотелось менее всего. Поэтому он и следовал неписаным правилам поведения с венценосными особами вне зависимости от размера их государства, будь то империя или город-страна. Принц оценил предусмотрительность владетеля одной из крупнейших империй и, будучи не чужд политики, быстро догадался, что Мадерек готов заигрывать даже с самыми незначительными княжествами, перетягивая их на свою сторону, чтобы обложить Рагард, как зверя в логове, оставив без союзников. Незаметная улыбка скользнула по губам наследника. Он понял, что именно под сводами этого дворца начнет строить королевство. И лишь заскрипел зубами, когда жрец передал своему суверену корону и скипетр Сидерима, отнятые у гидериан.
— Со всем уважением к императору Мадерека. Отец Кирит, вы не должны передавать вашему правителю как трофей символ власти Сидерима. Пока я жив — королевство существует, — голос Садара сталью разрезал воздух тронной залы. Генерал Кассим, также присутствующий на приеме, недоверчиво покосился на принца. За пару недель, проведенную в пути, он и не заметил, что сидеримский наследник обладает таким голосом и… таким характером, что сможет настолько дерзко противостоять решению жреца.
— Принц Садар, вы считаете, что вправе… — попытался осадить сидеримца Кирит, но Садар прервал его, не дав договорить:
— Считаю, что вправе. Вам ведь необходим Разящий? — он поднял на императора глаза, в которых сверкнула такая же сталь, как и в голосе. Взгляды скрестились. Правитель Мадерека позволил себе натянуто улыбнуться.
— Отец Кирит, верните венец и скипетр законному владельцу, — произнес он, понимая, что битву проиграл. Однако впереди еще достаточно подобных сражений, и уступать император не собирался. Не уступил бы и сейчас, если бы не был предупрежден о том, что Садар стал владельцем Разящего, а с таким аргументом спорить сложно. Придется выискивать варианты того, как склонить к сотрудничеству сидеримского наследника, который оказался совсем непрост, несмотря на мнение, что составили генерал и жрец. Ошиблись оба: вовсе не сломанная игрушка стояла перед троном. Лишенный всего, но непобежденный. Настоящий государь пусть и несуществующей страны. И считаться с собой заставит, даже не имея армии за плечами. Хотя как раз армия у него есть. И возвышается за спиной рослым альбиносом, более похожим на демона из легенд, нежели на человека. Неприкасаемый прикрыл глаза, словно отстранившись от происходящего. Заметил ли кто-нибудь слабую улыбку на его губах? Скорее всего — нет. Внимание всех было приковано к двум правителям, сошедшимся в безмолвной схватке.
Две алые розы скрестили стебли на лезвии меча, пронзающего дважды обрамление: кольцо изумрудной змеи, свившейся вокруг цветов. Вышитый шелком герб Сидерима красовался на белоснежном плаще, наброшенном на плечи Садара, одетого в ослепительно-белые одежды. Священный цвет, который позволителен лишь правителям, жрецам и девушкам при вступлении в брак. Любого другого человека ждала жестокая кара, если бы на его одеянии нашлась белая вставка. Наказывали во всех странах в зависимости от законов, однако везде "закон белого цвета" был настолько строг, что желающих нарушить не находилось. По сути, принц обязан разбавить цветом флага свое облачение, ведь он — не король, и об этом свидетельствовал тонкий золотой обруч, украшающий чело. Венец наследника, так он назывался. Вот только наказывать этого самого наследника некому, не осталось никого из Сидерима, кто выше принца по статусу, чтобы покарать за дерзость.
— Что ж не примерите корону? — отпустил шпильку Кирит, увидев Садара.
— Короновать меня может лишь Верховный жрец Сидерима, а у меня такового пока нет в наличии, — спокойно ответил принц, сделав ударение на "пока". Кириту оставалось лишь проглотить новую дерзость и удалиться, поскольку за спиной Садара уже привычно замаячил альбинос.
Глава четвертая
— Как считаешь, много пользы будет от Разящего?
— Мне кажется, хлопот будет больше.
— Тогда зачем ты вообще решил его вернуть?
— Кассим, вот ты предполагал, что появится этот принц? Нет? Вот и я не предполагал. Знаешь, я жрец, а не провидец.
Узкие лоскуты кожи падали к ногам Садара. Разящий с каменным бесстрастным лицом проводил ритуал. Вторично проходя через пытку, принц не боялся так, как в первый раз: да, будет больно, но терпимо. Совсем не страшно. Он точно знал, что произойдет, а значит — достаточно собрать все свое мужество, стиснуть зубы и выдержать. Это всего лишь тело.
— Закричишь — убью. Либо научишься сражаться с болью, либо умрешь, — сказал Разящий перед первым ритуалом.
И сейчас так же, как тогда, с пальцев неприкасаемого в раны втиралась отрава, жгучей болью растекаясь по всему телу Садара. Если бы Разящий только кромсал кожу, если бы только насиловал — принц стерпел бы, не поморщившись. Не та боль, которую не в силах выдержать воин. Как самый младший наследник, которому вряд ли достанется трон, он с малых лет готовился стать полководцем. Да, наук, политики и уроков управления страной не чурался, не позволяя себе закостенеть в военщине, жадно впитывая любые знания, которые необходимы тому, кто рядом с троном. Король был строг и непреклонен в вопросах образования всех своих детей.
И все же это было невыносимо, то, как выжигало изнутри ядовитым огнем зелье, которое Разящий щедро втирал в порезы. Садар сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Закрыл глаза и видел слезы тех, кто выжил в бойне с Гидером, кто рыдал, кричал, срывая голос над мертвыми телами отцов и сыновей, над растерзанными девушками, лишившими себя жизни, не снеся позора. И не мог позволить себе вскрикнуть, не мог предать тех немногих, кто еще звались сидерианами. Понимал, что должен выжить, вынести все, что уготовано судьбой и проклятым безумцем, и… сделать его своим оружием, первой ступенькой к трону.
Тонкие руны замысловатой вязью вырисовывались на предплечьях. Когда прекратят кровоточить и зарубцуются, то останется витиеватое заклинание, которое не уничтожишь, даже содрав кожу — альбинос взрезал мышцы, делая свой след на теле принца вечным.
— Сколько еще? — устало спросил Садар, когда Разящий, завершив ритуал полностью, разлегся на постели, уложив голову на груди принца, словно слушая сердцебиение.
— Еще три, — сухо ответил он. Сердце билось ровно.