— Айдын скакши самад,
Скилим зарад байсук,
Кишим дастар мирад,
Дастука рат айдын…
— Государь, что он поёт? — робко спросил денщик, не отводя взгляда от сражения. На поле битвы происходило невероятное: варвары словно озверели, забыв о прочих воинах, они всем скопом старались повалить Азита, словно других противников не существует. Он сдержал слово, позволив сидеримским солдатам практически без сопротивления убивать варваров. Битва перестала походить на таковую, превратившись в преддверье преисподней. Садар не сводил глаз с Разящего, не успевая уследить за взмахами меча. Клинок свистел и пел, вторя словам того, кто держит его в руке.
— Поёт? Ах да… это древне-таридийский, на нем давно не говорят, лишь жрецы поют некоторые гимны. Слова же… насколько помню:
Отныне я твой меч
Разящий,
Укройся мною как щитом,
Ты жив, но я
Не настоящий,
Живи, пусть я умру
Потом…
— Вы знаете слова, государь?
— Немного, мне Раника когда-то пела. Она воспитывалась в храме, где почитали не только Тарида, но и его брата. У них совсем другая легенда о том, как ушел Азит, и почему Тарид по нему скорбит. А песня… прощальный гимн Тариду.
В этот день победа досталась Сидериму. И всё же враг не был повержен окончательно, хотя с его стороны жертв оказалось в разы больше, чем со стороны сидериан. Тем не менее, варвары были всё еще сильны и многочисленны. Единственный день, когда король не возглавил атаку и вообще не вышел на поле боя, предпочитая наблюдать за происходящим. Один лишь день. Но Садар знал, что завтра обнажит клинок, ринувшись на врага плечом к плечу с Азитом. И так будет до тех пор, пока враг стоит у границ Смирниса.
Возможно, последующие дни принесли бы результат, но не успели. Не громом среди неба, вполне ожидаемо, но орда приблизилась слишком быстро, выслав первое подкрепление отряду авангарда, противостоящему сидерианам.
— Государь, что будем делать? Дня три, и орда подойдет вплотную!
— Сражаться! — прорычал Садар, понимая, насколько безвыходное положение у его армии. Не тот враг, что подпишет капитуляцию, от которого можно откупиться данью, землями. Они пришли забрать всё, уничтожив Таридат.
— Но мы не выстоим! Их десятки тысяч!
— Обязаны! И я не потерплю подобных разговоров, — только и ответил король, надевая шлем. Уже рассвет. Необходимо бросить все силы на то, чтобы проредить ряды варваров за оставшиеся дни.
Они шли в бой обреченно, неистово сражались, понимая, как близок их конец. Уставшая, измотанная бесконечными сражениями армия Садара невольно начала отступать к Таде, ломаясь под натиском врага.
— Государь! Подмога на подходе, Мадерек в неделе пути отсюда! — Посыльный прохрипел это, падая под ноги королю. Загнанная лошадь рухнула раньше, так и не донеся седока до лагеря.
— Неделя… у нас нет недели. Но мы продержимся, — стиснув зубы, процедил Садар.
Король смотрел на вражеское войско, пытаясь осознать, где же кончаются их ряды. Нет, это было невозможно. Казалось, орда растянулась до горизонта. Лихие всадники летели с улюлюканьем, словно гоняли зайца по степи, а не готовились к сражению.
— Дикари. И тем сильны, и тем страшны. Всем спешиться, уходим в лес, там они вынуждены будут сойти с коней. Мы умеем сражаться пешими, в отличие от них, — отдал приказ король, обнажая меч.
Сидериане отходили. Раненные и тыловые уводили лошадей к лагерю на берегу Тады. Если армия придет туда, то за спиной останется река, и зимой-то не замерзающая, а в начале весны и вовсе разлившаяся. Они отступали, оставляя лес полем сражения для тех, кто мог еще передвигаться, поднять оружие и пойти в атаку. Грозная армия Сидерима представляла собой жалкое зрелище. Они проигрывали день за днем, продержавшись лишь пять суток из отведенной недели.
Засевшие в кустах ассасины осыпали приблизившихся варваров градом стрел и дротиков, вынуждая спешиваться, прикрываться щитами. Едва враги рассыпались, основной отряд, возглавляемый королем, ринулся в атаку. Наверное, Садар никогда еще не сражался столь яростно, столь неистово. Собрав волю в кулак, он вспомнил позабытые уроки и словно вдохнул саккара, опьяненный самой схваткой бросившись на противников. То ли для устрашения врагов, то ли для поддержания собственного духа, государь поймал ритм и принялся подпевать Азиту, сеющему смерть вокруг себя. Варвары давно смекнули, что если концентрироваться только на Разящем, то сидериане больно жалят, нещадно прореживая ряды врагов. С другой стороны, если оставить без должного внимания беловолосого исполина, то потери будут не меньшими, чем от остальных. Песнь замолчала лишь на миг, и воевода невольно вскинулся, потеряв голос короля. И взвыл, бросившись к Садару.
— Жить буду, сражайся! — сдавленно выкрикнул король, закрывая ладонью окровавленную грудь. И продолжая вести за собой солдат, невзирая на рану.
Было за полдень, солнце вышло из зенита, начав свой путь к закату, когда со спины сидериан послышался радостный крик дозорных:
— Мадерек!
Они прибыли вовремя, чтобы не дать погибнуть выдохшимся солдатам Сидерима, чтобы сменить их на поле боя, сдерживая врага на подступах к Тадаску. И их было ничтожно мало в сравнении с числом варваров. Понимали это и Садар, и полководец, приведший армию южан. С трудом сдерживая натиск, объеденная армия Таридата отступала к краю леса, к Таде. Им удалось всего лишь затормозить варваров, замедлить продвижение к границам, но не остановить.
Сражение на берегах реки длилось третий день. Таридийцы отчаянно хватались за оставшуюся площадку, понимая, что скоро их сметут в бушующие весенним паводком воды Тады. Они стояли насмерть, вгрызались в землю, не отступая ни на пядь. А смерть подходила все ближе, все неотвратимее казала свое безобразное лицо, грозя огнем и кровью землям Таридата.
— Нам не выстоять. И песня не поможет, прекрати, Азит, — Садар готовился к очередной атаке на рассвете. Он продолжал сражаться, несмотря на ранение, которое считал царапиной, хотя клинок вошел под ребра, и лишь невероятное везение спасло монарха, и органы остались неповрежденными.
— Да не пою я, чудится тебе, — зло огрызнулся воевода.
— Но я же слышу…
Вскоре услышали и остальные. Монотонный гул разнесся над землей, ввергая варваров в смятение. Первым опомнился Азит, закричав во весь голос:
— Отступаем! Все в Таду, вплавь, на крыльях, как хотите!
Воевода суетливо забегал по лагерю, подгоняя солдат.
— Азит, но разве Разящие не на нашей стороне? — спросил король, не понимая таких действий. И всё же торопился вслед за Азитом. Всем и без слов стало понятно, кто именно ударил в тыл врагам, которые мгновенно позабыли о существовании таридийцев.
— На нашей, но когда поймут — поздно будет. Сам знаешь, что такое — упиваться боем!
— В Тадаск! — уже скомандовал король, понимая лучше других, сколь сокрушительна мощь движется на них, попутно уничтожая все на своем пути.
К вечеру всё закончилось. Каждый из солдат на всю жизнь запомнит, как они бежали через реку, стремясь хотя бы не столкнуть друг друга с переправы. Бросали все: оружие, коней, поклажу. А на берегу собирала свое страшное пиршество смерть, к закату обозначившись тремя сотнями Разящих.
— Непостижимо. Всего три сотни человек способны за день сокрушить орду, — Садар отказывался верить в происходящее. — Скажи, Азит, а зачем Мечу нужен господин?
— Как это зачем? А кто молиться будет за него, пока Разящий убивает варваров? Убийство — зло. Они наши грехи отмаливают, — пожал плечами воевода, буднично поясняя королю, казалось, столь очевидные вещи.
— Молиться?
— Ну да. Вот ты из меня сделал грешника.
Глава тридцать восьмая
Отныне я — твой меч,