102770.fb2
- Бежим! - воскликнул он. - Но в сторону от меня ни шага!
Они выскочили в коридор. Даниил нагнулся за бластером, выпавшим из рук бесчувственного Катарсиса.
- Надо найти у пиратов рубку, - вдруг сказал Артем.
- Зачем? - спросил Аравиль.
Через минуту он понял, что освободить детей - это мало. Он понял, что эту пиратскую шайку, эту сорную траву на поле Галактики, надо выжечь на корню. Четыре решительных мстителя помчались по коридору.
- Как плохо-то все вокруг!.. - тоскливо прошептал Андраковский, который вместе с Бомбаром прятался за углом и видел все.
Пираты постояли еще минуту и вышли из укрытия. Андраковский склонился над Катарсисом.
- Ты жив, старина? - сострадательно спросил он. Катарсис со скрежетом сел.
- Козел, - с чувством сказал он. - Горец проклятый. Голову помял, в левом глазу цветное изображение отбил...
Маэстро и Бомбар с трудом поставили Катарсиса на ноги, но робот сразу же прислонился к стене.
- Ладно, дружище, мы тебя пока оставим, - подумав, сообщил Андраковский. - Они, значит, побежали в рубку? Делов натворят!.. Сделаем так. Обгоним их по второму ярусу и дождемся в аккумуляторном отсеке. Горца от детей отрежем дверью. Ты, Бомбар, возьмешь его на себя, А я - за детьми. Усвоил?
Бомбар кивнул.
Через секунду пираты уже летели на дело.
Андраковский имел в виду пустой энергоотсек. Там в полу была четырехугольная шахта глубиной метров в пять, куда маэстро посоветовал Бомбару спихнуть Аравиля.
Земляне, понятно, и не подозревали о готовящейся каверзе. Они находились уже в двух шагах от засады. Андраковский напрягся. В полутемном тоннеле зашевелились тени. Потом послышались шаги, и, пригибаясь, в проеме появился Аравиль с бластером. Постояв и оглядевшись, он шагнул в отсек.
Маэстро с силой толкнул от себя дверь на роликах. Металлическая пластина пронеслась за спиной Аравиля и грохнула в стену. Сработал замок. Бомбар выскочил из темноты и ногой очень ловко выбил оружие из рук Аравиля. Андраковский обрадованно улыбнулся и нырнул в горловину вентиляционного люка.
Едва не задохнувшись, он выбрался в тоннель. Дети колотили кулаками в запертую дверь. "Ау!" - крикнул им Андраковский и побежал прочь, громко топая. "Вот он!!" - завопила Милора, указывая на маэстро. Бластерная струя ударилась о переборку. Маэстро припустил, слыша за собой погоню.
Бомбар же, ухнув, ухватил Аравиля поперек туловища, поднял над головой, подумал и бросил на пол. Горец грянулся так, что сознание, как пух из подушки, выскочило из его головы. Бомбар подтащил Аравиля к шахте, схватив за ноги, опустил его вниз. Аравиль упал на дно, но не очнулся. Бомбар спихнул ему и выбитый бластер, ибо был существом незлым, честным и простодушным, постоял, почесал затылок и пошел искать своих.
А маэстро в это время убегал от погони.
Он летел по тоннелям и переходам, давно потеряв и направление, и благодушие. Он хрипло дышал, глаза выкатились, набрякли мешки. За спиной не стихал топот, и время от времени молнии били в стены, озаряя все алым светом. Андраковский бежал что было духу, бросался из стороны в сторону, сворачивал в боковые проходы и кувырком скатывался по лестницам. Люки, двери, огни, ступеньки - и все это по новому кругу. В боку страшно щемило, сердце тарахтело, как пишущая машинка. Маэстро убегал и страстно проклинал тот миг, когда в голову ему пришла идиотская затея с воспитанием землян. Какое, к черту, воспитание, когда учителя развалят на кусочки, если он чуть сбавит бег! Выжить, только бы убежать, о господи, если ты есть, не дай запнуться рабу твоему Андраковскому!..
Дети тоже изнемогали от бешеной погони, но Земля умела растить выносливых детей. Багровый Даниил бил ногами в пол, как бычок, Милора лишь раскраснелась, но Артем совсем спекся. Даниил ухватил его за плечо, но тут пират вдруг свернул в узкий проход.
Андраковский ворвался в собственную мастерскую. Еще один бросок через зал, и он нажмет на рычаг у распределительного щита, и бронированная дверь захлопнется перед носом преследователей. Но тут нога маэстро могуче врезалась в порог, и он с разгона стремительно полетел вперед, перевернувшись в воздухе. Колесом прокрутились светильники и полотна на подрамниках, и Андраковский упал вниз лицом у самой лучшей своей картины "Автопортрет в эклиптике". Он хотел вскочить, но в этот же миг волна жара промчалась над его головой, и по натянутому полотну словно ударили молотком. Андраковский прикрыл затылок руками, и на руки упал горячий пепел. Маэстро расцепил пальцы и медленно поднял лицо. В картине, что стояла над ним, как парус, зияла огромная дыра с обугленными краями, и дыра эта еще расползалась, скручивая полотно в невесомые пепельные трубочки.
Дети стояли в трех шагах от распластавшегося на полу пирата и смутно чувствовали, что этот неудачный выстрел гораздо неудачнее на самом деле, чем им сперва показалось. Пират сел на корточки спиной к землянам, потрогал пальцем дыру и, обхватив голову руками, стал качаться из стороны в сторону. Вся его фигура выражала нестерпимую муку. Так он качался минут пять, но потом встал и, обратив к детям мокрое лицо, грустно сказал:
- Дети, это была игра. Мы просто тихие, мирные, нищие и безобидные пираты, не трогайте нас, пожалуйста. И нету никаких мин и никакой кнопки. Научитесь, дети, различать добро и зло. А пока уходите, я очень вас прошу. Уходите навсегда.
Глава 5
Пугающая игра
- Мы позволили, чтобы нас выставили со станции, как!.. - Даниил задохнулся, не найдя слов. - Мы собрались с корнем выдрать пиратов с галактической нивы, а нас сдвинули с дороги, как!.. В двух шагах от нас пиратское логово, где остался этот - как его? - Аравиль Разарвидзе, а мы ведем себя, как!..
- Но он же просил не приходить никогда... - робко заметил Артем.
Милора хмыкнула, а Даниил лишь выпучил глаза и стал багровым.
"Аввакум-2" третий час летал вокруг станции "Большая Медведица" Аравиль Разарвидзе, забытый пиратами, сидел на дне шахты и грыз ногти. Бобмар спал в каюте Андраковского. Маэстро глядел в иллюминатор и пальцем на стекле писал какие-то слова. Бессменный Катарсис нес вахту. Одна в пустом катере Аравиля тихо плакала Лала...
На тридцать четвертом витке "Аввакум-2" вдруг разразился огнем из сопел и вкось поплыл к ангару. Катарсис дождался, пока на пульте погаснет зеленый огонек, что означало стыковку, встал, вышел из рубки, запер дверь на замок и пошел искать маэстро.
- Они возвращаются, - услышал Андраковский за спиной и оглянулся, не вникнув в смысл слов. По лицу его бродили тени не угасших еще размышлений, глаза глядели неосмысленно.
- Дети возвращаются на станцию, - повторил Катарсис, открыл дверцу в груди и достал бластер. - Их надо убить.
На лице маэстро, словно из глубины, выплыло выражение озверелости. Побледнев, он с минуту бешено глядел на робота, пока тот не спрятал бластер, потом пошел в свою каюту. Там он поднял с койки Бомбара, вытащил белую простыню и стал рвать ее на флаг.
Через двадцать минут процессия пиратов, шедшая под белым флагом, была обстреляна в районе малого кубрика.
- Эй! - крикнул Андраковский из-за угла, где укрылся. - Дети! Мы идем с белым флагом! В нас нельзя стрелять! Мы хотим перемирия и переговоров.
В коридор вышел Даниил и остановился, всунув руки в карманы. Андраковский двинулся ему навстречу, подняв знамя повыше. Они сблизились, посмотрели друг на друга и по обоюдному молчаливому согласию сели на пол.
- Мы вернулись, чтобы арестовать вас, - сказал Даниил.
Маэстро тоскливо посмотрел на потолок.
- Пиратству - бой, - сказал Даниил. - Мы вас все равно арестуем.
Андраковский заворочался, достал сигарету, но спохватился и спрятал ее.
- А потом нас куда, в колонию? - спросил он. Даниил пожал плечами.
- А если мы дадим честное слово больше не пиратствовать? - с надеждой спросил Андраковский снова. Даниил подумал.
- Во-первых, мы вам не верим, потому что вы нас уже однажды обманули. Во-вторых, существует такое понятие, как расплата за прежние преступления.
- Это, в конце концов, негуманно! - в сердцах, но безнадежно сообщил маэстро.
- Гуманизм - растяжимое понятие, - возразил Даниил.
- А я слышал, что Земля - планета чуть ли не идеального гуманизма. Это мне один каторжник на Двужильном Тягуне говорил.
- Глупости он вам говорил, идеального гуманизма нет. Скажем, данная ситуация. Вы проповедуете гуманизм в отношении к одной личности без оглядки на все остальное общество. Мы же - наоборот. Что гуманно для общества гуманно для личности.
- Но это исключает свободу!..