3
Следующие несколько дней Ренкр разговаривал крайне мало. Настроение, воцарившееся в вертикали, этому "не способствовало". Встречавшиеся им на пути мастера выглядели притихшими и печальными, невозможно было поверить в то, что они - родственники Транда, всегда такого веселого и легкого в общении, такого непосредственного. Гунмель тоже постепенно переменился, теперь он был молчалив и сосредоточен. Поначалу Ренкр решил, что дело в Сирэме, что тот своим присутствием гнетет провожатого, но - нет. Дело было совсем в другом. И когда альв понял это, ему снова вспомнился позабытый за последнее время колодец из былых сновидений. Колодец безмолвно стоял за спиной и ждал. Не смеялся, не потешался, не пытался поглотить Ренкра просто ждал. Колодец знал, что его черед еще наступит. Уже скоро.
Впервые это ощущение чьего-то ожидания за спиной пришло, когда Ренкр догадался: причина перемен в настроении Гунмеля - да и всех мастеров Санбалура - он сам. Да, горгули позволили альву завершить начатое, но как знать, возможно, они чувствовали, что предопределенность все равно возьмет свое. Вернее, не свое, а чье-то - Создатель ведает чье! И хотя мастера не могли
/не смели!/
препятствовать, они знали: если только Глаз закроется, это приведет к страшным переменам в жизни Горы. Вертикаль будет заперта сверху. Возможно, им придется покинуть Эллин-Олл-Охр. Возможно, не им одним.
Долинщик даже не стал заговаривать об этом с Гунмелем или Сирэмом, чтобы убедиться в своих предположениях. Уже по одному тому, как горгули, враждовавшие раньше между собой, держались теперь вместе и все чаще вели долгие разговоры, можно было понять: их объединила общая беда. А тролли и альв оказались вне этого маленького общества, состоявшего из двух собеседников; они, альв и тролли, были чужими, непричастными, мало того именно они принесли эту напасть с собой. Нет, они не желали зла - они нагрянули, словно стихийное бедствие. А кто станет говорить со стихийным бедствием?
Хвилл и Скарр тоже начали сторониться Ренкра. Теперь, после прошедших событий, продемонстрировавших им его необычайную связь с тем, что именуется судьбой, тролли ощущали... не боязнь, нет. Это было примерно то же, что чувствовали горгули, - нельзя вести себя запанибрата со стихией. В лучшем случае растреплет волосы, плеснет в лицо соленой едкой водой, пошатнет - и ты потеряешь равновесие; в худшем...
Это одиночество, внезапно навалившееся сверкающей плитой
/"Герой Ренкр. Второй ткарн после Драконьей Подати"/,
к его собственному удивлению, не мешало ему. И потом, в эти дни долинщик как раз и стремился к одиночеству. Происходящее с трудом умещалось в сознании, колыхалось, готовое перелиться через край, словно жидкость в сосуде, и требовалось время, чтобы эта таинственная жидкость успокоилась и застыла.
Теперь, шагая по темному рукаву вертикали, Ренкр впервые сформулировал мысль, которая давно уже лежала в уголке сознания, свернувшись в холодный клубок, и следила за ним (сознанием? Ренкром?) немигающим взглядом. А сейчас зашевелилась, разворачиваясь, шурша остроконечными чешуйками. Зашипела: "Ты один! Все они - другие, вернее, ты другой. Тебе говорилось об этом так или иначе, но ты не желал понимать, закрывал глаза и уши. Зря. Может, все было бы по-другому. А может - нет. Но это не меняет того, что ты - другой. Кто-то предпочитает называть тебя героем, хотя у тебя нет ничего общего с героями былых времен. Кто-то назовет тебя как-то иначе. Это неважно. Важно то, что ты отличен от них всех. И сколько бы ты ни пытался стать похожим на окружающих, это будет лишь притворство, лишь подобие. У тебя свой путь".
Страшное было это шипение, страшное, как правда. Оно и было правдой. Осознание этого изменило что-то в душе Ренкра. Там воцарилось неживое спокойствие камня. Теперь Ренкр был уверен в том, что их восхождение закончится так, как нужно. И пусть колодец ждет за спиной - долинщик тоже ждал.
Он поднимался все выше и выше - и с каждым шагом, с каждым днем менялся. Одиночество откалывало маленькие кусочки Ренкра прежнего, и там, под паутиной трещин, проступал Ренкр новый - настоящий. Тот самый, которого желали видеть нынешние времена. Тот самый, который уже не сомневался в своих возможностях. Тот самый, который стал тенью судьбы, послушный ее малейшим побуждениям, безвольный... Безвольный ли?
4
Изнутри выход, именуемый Глазом, выглядел обычно: горизонтальный коридор поначалу шел немного вверх, потом обрывался, а снаружи хладно дышало снежное небо. Здесь, в вертикали, все еще было более или менее тепло, но, стоило Ренкру оказаться снаружи, под этим ставшим неожиданно близким и объемным небом, мороз с гиканьем хлопнул альва по спине: "Привет, старина!" Ренкра мгновенно пробрало до косточек, он вздрогнул, поплотнее запахивая куртку чеша, латаную-перелатаную, ту еще, которая была с ним у других гор и в других странах - но под этим же самым небом.
Гунмель и Сирэм нервно подергивали нижними кончиками ушей, с ожиданием глядя на Ренкра. Он повернулся и встретил еще два точно таких же взгляда Хвилл со Скарром тоже предоставляли ему право действовать.
Сама собой рука долинщика потянулась к веревочке на шее, чтобы вытащить кровавый амулет. После чудесного излечения Монна обломок Камня, висевший на груди альва, больше никогда не нагревался (даже от тепла Ренкрова тела), неизменно сохраняя одну и ту же температуру - температуру кусочка льда. Это было неприятно и непривычно, но почему-то Ренкр не сомневался, что необходимо носить обломок Камня под сорочкой. Вот и сейчас он холодным комком прильнул к груди и не хотел вылезать наружу - цеплялся краями за одежду, царапал кожу.
Теперь настал час завершить эту долгую историю, и долинщик тянул и тянул за веревочку; камень не поддавался, альв сердито дернул за нее - и порвал. Холодный обломок комком снега скользнул под рубашкой и замер у живота. Пришлось расстегиваться и доставать его.
Ветер ледяными щупальцами погладил обнаженную кожу, и Ренкр поспешил застегнуться. Но было поздно - пронизавший насквозь все тело холод не уходил. Пальцы мгновенно задеревенели - альв сжимал обломок Камня изо всех сил, боясь ненароком уронить. И готовясь к главному.
Наверное, что-то такое отразилось в его взгляде, потому что горгули и тролли уже отступали назад по заледеневшему склону, где, присыпанные небесной белизной, торчали почерневшие обломки камней. А Глаз - Глаз внезапно вздрогнул, словно в его каменное отверстие попала соринка.
Земля выскользнула из-под ног Ренкра, и он начал заваливаться на спину, заранее предощущая острые клыки скальной породы, на которые ему надлежало упасть.
Небо, словно осознав исключительность момента, замерло чудовищной, неохватной картиной - и через все это гигантское полотно пролегала незаметная дотоле полоса, перечеркивая изображение и вонзаясь смертельным дротиком в Глаз. Ренкр еще успел удивиться, что до сих пор, поднимаясь по вертикали, не видел этой полосы черного света, хотя, конечно, при том количестве ответвлений и отростков, мимо которых они проходили, свет наверняка мог свернуть в один из них и скользнуть к котловану змей; вернее, от него - к небесам. Но это было уже не важно. Ренкр падал. На камни. И уже не встанет. Не закончит начатого. Вальрон ошибал...
Что-то толкнуло его в бок и смягчило удар.
Альв, скосив глаза, посмотрел на влажный резец камня. Еще чуть-чуть, и этот зуб разорвал бы ему щеку. Или пробил затылок. И точно так же, как течет сейчас по камню чья-то кровь, текла бы его собственная.
"Чья-то кровь?!"
На то, чтобы вскочить с промерзлой земли и увидеть лежавшего на камнях Хвилла, ушло два мига. Ренкру казалось - две вечности. Он хотел было кинуться к троллю, зажать руками рану, перевязать, спасти, но Глаз продолжал смыкаться - вытягивающееся в узкую щель отверстие, - и Сирэм неожиданным повелительным жестом указал туда: "Ступай!"
На сомнения ушло еще несколько секунд, и темная кишка черного света вздулась нажравшейся пиявкой, а Глаз продолжал сжиматься. Помертвевшие пальцы не чувствовали обломка Камня.
Взгляд.
Да его там и нет!
Ренкр лихорадочно огляделся, заметил в снегу алый отблеск и упал на колени, разгребая белую россыпь. Наконец он достал обломок и шагнул к Глазу, ступая по содрогающимся камням, словно по растревоженной трясине.
Пиявка, застывшая между вершиной Эллин-Олл-Охра и небом, начала извиваться - и расти, расти, расти...
Все это происходило в абсолютной тишине. Ренкр не слышал ни звука, даже когда падал, даже когда разгребал руками снег и вынимал из узкой ложбинки алый обломок Камня. И только теперь сквозь ватную пелену тишины пробился крик Гунмеля: "Бросай!"
Глаз почти закрылся. Невозможно поверить, что не так давно именно из него они выбрались наружу. Ренкру показалось даже, что Камень не пролезет в эту узкую щель. Он опустился - нет, рухнул на колени, наклонился к сощурившемуся в злобной агонии Глазу и, не обращая внимания ни на толстую кишку-пиявку, ни на боль в коленях, втиснул обломок в щель.
Что-то вздрогнуло в самом нутре Горы, волна судорог пробежала по ней, и Ренкр, не удержавшись, снова упал. Тонко вскрикнул Гунмель, захрипел Хвилл. Посыпались вниз камни - они выпадали из своих гнезд, словно гнилые, расшатанные зубы.
Звуки, как будто бы скрывавшиеся до того мгновения за плотной невидимой дверью, вырвались наружу и нещадным водопадом обрушились на Ренкра. Он лежал скорчившись, щекой прижавшись к обломку Камня, и не желал двигаться. Он хотел заснуть - навсегда. Ничто в этот момент не могло заставить его пошевелиться; в диком мировороте, кружившемся вокруг, он один был недвижим.
Но вот он уже не на холодном склоне, не под ледяным небом - он совсем в другом месте. Как и почему? Здесь было тепло и темно, как в пещере где-то глубоко-глубоко под землей. Тела он не ощущал - да и было ли тело? Только кто-то тихонько нашептывал на ухо: "Все правильно. Ты сделал все так, как должно".
"Но почему?" - спросил альв. Он не мог не спросить, хотя не надеялся, что получит ответ.
"Потому что Глаз, продолжай он закрываться, разрушился бы. И вход в вертикаль открылся бы, и темный свет получил бы возможность беспрепятственно проникать на небеса".
"Но почему Глаз начал закрываться?"
"Присутствие обломка Камня подействовало".
"Как?"
"Не знаю. Знаю только, что теперь связь оборвалась. А котлован обрушил свой свод на тех змей, что были в нем. Остальные со временем вымрут".
"Отлично. Значит, конец всему".
"Нет. Ты должен встать и идти дальше. Ступай!"
"Я не хочу".
"Ты должен. Ступай!"
И - словно ему дали пинка под зад - Ренкр вылетел (вылетел? - может быть...) наружу... внутрь своего тела.
Камнепад продолжался.
По коже змеились влажные струйки крови, которая текла из ссадин.