— Тебе-то что за дело? — машинально проворчала Юлька.
— Не хочу, чтобы твой Творец тебя развоплотил, — как само собой разумеющееся, пояснил он. — Это не в моих интересах.
— Ты никогда не сдаёшься, — понятливо улыбнулась женщина, которой импонировал подобный подход к проблемам.
— Конечно, сдаюсь, — возразил и вправду умный мужик, знающий себе цену. — Когда понимаю, что это разумный шаг. Разумней продолжения бесславной борьбы.
— Сейчас как раз такой случай, — добродушно уведомила Юлька. — Ты никогда не добьёшься успеха на этом пути. Чтобы ты не задумал сделать, делай это без меня.
— Ты ошибаешься насчёт отсутствия у меня успеха в этом деле, — вдруг хищно оскалился доселе вполне интеллигентный мужчина. — И прими совет: не слишком рассчитывай на своего Творца. Нанкешта тоже не всесильна.
— Не всесильна, — покладисто прошипела Юлька, мгновенно вспыхнув неописуемо ярким незапятнанным гневом преданного творения оскорблённой Богини. — Но кто всесильней её? Воссуществовавший из ничего? Ты озарён его благословением? Обнадёжен его поддержкой? Самого?
Властитель Абихуша испугался до колик, отчего с виду стал ещё злее. Если бы этот мужик только мог, проехался бы по юной гадине асфальтным катком. Представив его за рулём этого агрегата, она совершенно непреднамеренно прыснула. По девчоночьи простодушно, звонко, и оттого вдвойне обидней. Лицо Кар-Ути под загаром вспыхнуло, как говорится, маковым цветом. Побагровело от бешенства, став ещё темней.
Юлька вздохнула и завела незаконченную шарманку:
— Велика сила твоя, о Испепеляющая! О Разрушающая! Могучая, Всесильная невидимым всеуничтожающим пламенем! Владычица смерти и обеих жизней!
— Ну, хватит! — вспылила объявившаяся Сахти. — Не смей стравливать меня с Нерушимой троицей!
— В мыслях не было, — приложив руку к груди, почти искренно промяукала Юлька. — Эту молитву избрала лишь для привлечения твоего внимания. Ибо молитвы твоего призыва не знаю. Прости малограмотную. И нижайше прошу тебя унести отсюда этого человека. Смилуйся, о Владычица Сиюминутности: у меня от него изжога.
— Шутишь? — ласково осведомилась пятиглазая манипуляторша, едва ли не скрежеща зубами. — Ну-ну. Шути, пока можешь.
И пропала. С ней пропал тот, кого Юлька видела не в последний раз — руку даст на отсечение.
С исчезновением Богини все тотчас ожили. И первым делом золотая звезда вернула Улею в шкуру Вейры. Бронзовый шланг Севки перетащил нищенку в грязной наволочке на золотую спину. Задумчиво качающие мордами девятисущие просто — без затей и ритуалов — расступились.
Парочка бунтарей пошлёпала с места несостоявшейся драки. Когда Улея проплывала мимо Вейры, на которую указала Богиня лжи, Юлька, демонстративно громко объявила по-русски:
— Дэма, не хочешь с нами?
И вытаращилась на золотую ящерицу со взглядом мороженой рыбы. Один из хвостов Севки выгнулся знаком вопроса: дескать, что с тобой?
— Дэма, это ты?! — не выдержав, проорала Юлька, завернув башку в сторону удаляющейся Вейры.
Та отвернула равнодушную морду, явно не понимая, что орёт чокнутая дочурка полоумной Ахарты.
Что ж — самоуговаривалась Юлька, чувствуя себя дурой — этого следовало ожидать. Сахти просто не способна поступать иначе: врёт, как дышит, ибо такова её природа. Не щёлкай клювом и работай мозгами — будет тебе счастье.
На привал остановились в месте водопоя у подножья одиноко торчавшей скалы. На этот раз вести раскопки не пришлось: родник самостоятельно пробил себе дорогу на поверхность земли. И первой к воде Севка пропустил Улею.
Огромная ящерица не впёрлась в ложбинку с родником, будто слон в посудную лавку. Девочка подобралась к этому хрупкому созданию балериной на цыпках. Осторожно изогнулась над вымытой в земле ямкой и медленно заработала длинным, мясистым отвратительно синюшным языком — у беленькой малявки он смотрелся куда симпатичней.
Севка торчал на огромном валуне, что нависал над ложбинкой. Хотелось бы знать, что он слышит, видит или чует. Но по бугристой рогатой морде Люта ни черта не прочитать. Если речь идёт о твоём ребёнке, это крайне непривычно и дико раздражает.
Обычно-то как? Раз физиономия детища не поддаётся прочтению, значит, паразит что-то натворил. А плачевный результат творения спрятал. Или выбросил. Или закопал. Мать же не в курсе — что мгновенно занимает все мысли, вытесняя полезные. Ещё бы! Опыт напоминает, что «плачевные результаты» не всегда позволяют себя похоронить без последствий. Обязательно «выходят из могилы» в самый неподходящий момент. А кому оплачивать ущерб?
На этой удручающей мысли Севка развернулся к матери — теперь тупая морда выглядела чуть живей. За счёт издевательского блеска надраенных медяшек в глазницах.
Юлька демонстративно развернулась к Вейре, что как раз уступила ей место на водопое.
— Кстати, Улея, что насчёт Ва́рсуга? — поинтересовалась, аккуратно утвердившись на камушках у родника. — Мне помнится: ты была против нашего знакомства.
— Была и буду, — без малейшего смущения согласилась перевоплотившаяся девушка, устраиваясь поудобней на каменистой земле под засохшим деревом. — Я понимаю, что ты мать взрослого мужчины. Ты будешь решать сама. Но мне кажется, что сначала ты захочешь отыскать мужа. Севка рассказывал о вас обоих. Я поняла, что его отец великий человек.
Юлька чуть не поперхнулась тёплой солоноватой водой. Вытерла рот и шею. Так же аккуратно отступила от хрупкого источника жизни. Присоседилась рядом с Вейрой и выдала обдуманный ответ:
— Не знаю, что ты подразумеваешь под словом «великий». Мой муж довольно обыкновенный человек. Если сравнивать с действительно великими людьми нашего мира. Но он умный, сильный, смелый и решительный мужчина. Он был мне опорой и защитой половину моей жизни. И да: я буду искать его, пока не найду. Нашу с ним дальнейшую судьбу мы решим только вместе.
— А ребёнка что, бросите? — дурашливо проворчал Севка, приняв человеческий вид. — Кстати! Почему Птахе́л считает Варсуга чуть ли не психом?
— Птахе́л вечно преувеличивает, — поморщилась Улея. — Ва́рсуг, конечно, сложный человек. Быть ксарром аргата́нов совсем даже непросто. Это у абиба есть апар-нашаи, на плечах которых все военные заботы. Да и прочие советники. А у аргатанов их ксарр является всем: и мирным вождём, и военным. Он самый-самый. И всегда только семисущий. Тогда, как абибы уже не раз пытались оставить на престоле своих пятисущих сыновей.
— И каждый раз это заканчивалось сменой династии, — презрительно скривился Севка. — Здесь, в отличие от нашего просвещённого мира, дураков у власти терпят недолго.
— Всё когда-то получается в первый раз, — философски заметила Юлька, пытаясь оттереть грязные руки о не менее грязную одежонку. — А потом входит в привычку и плавно перетекает в закон. В конце концов, народ терпеливо сносит троесущего правителя, считая его божьим наказанием за грехи.
— Троесущий правителем быть не может, — недоверчиво метнулся взгляд Улеи с матушки на Севку.
— В нашем мире их сколько угодно, — отмахнулся тот.
Глава 11
Без УАТ ни один ещё не остался
Севка «вывернулся наизнанку» и спрыгнул с валуна. Поразительно деликатно для такой туши приступил к роднику и долго осторожно лакал. После чего могучий Любр снова вспрыгнул на осколок скалы, валявшийся у её подножья. Повёл по сторонам бугристой рогатой башкой. Присмотрелся, прислушался, принюхался. И сверзился вниз, задрав хвосты.
Златошкурая Вейра, как всегда, аккуратно подобрала с земли хрупкую девчонку и закрепила её на спине. Юлька, как всегда, зажмурилась, когда пятихвостый скакун понёсся вихрем, обрывая ей сердце. Сердце, как всегда, не предвещало лёгкой жизни. Жизнь, как всегда, шла своим чередом, в тайне готовя очередную пакость.
Эти упаднические мысли внезапно вцепились в мозг клещами. И не покидали его всё время бешеной гонки со взлётами на скалы и падениями в ущелья. Жалеть детей сил не оставалось — все уходили на то, чтобы пожалеть себя. Тем более что детям материнская жалость как-то и не понадобилась.
Казалось, ощущение безграничной свободы — на которую оба уже отчаялись вырваться — сносило безобразникам «башни». Они были счастливы — что есть, то есть. И пребывали бы в этом состоянии, даже не встретив её, а сбежавши самостоятельно.
Прелестный эгоизм молодых сердец, для которых всё впереди. И всего так много, что дух захватывает. Безумная жажда жизни без оглядки на препоны. И Юльке не хотелось рушить это их чудесное состояние излишним напоминанием о своих дорожных недомоганиях с опасениями.
К тому же ею хороводил и собственный эгоизм: у детей, кажется, реально намечалось нечто серьёзное. Они и сами не замечали, но опытный взгляд пожившей и претерпевшей женщины не пропускал ничего. Только бы срослось!
Наконец, дети принесли мамулю к гнездилищу УАТ и нашли ей подходящее место для ожидания своей судьбы. Где-то посередине скалы, куда огромные ящеры взлетели птицами. На крохотулечной площадке, заваленной камнями — пожалуй, и орлы побрезгуют вить здесь полноценное гнездо.
— Так себе магический объект, — пренебрежительно оценил Севка, усевшись на краю каменного язычка и разочарованно разглядывая с высоты место предстоящих событий. — Ничего особенного.
— Это не объект, — удивлённо повторила Улея инопланетное слово. — Это гнездилище божественных двойников.
Юлька мысленно согласилась с сыном: ничего особенного. Обычная расщелина в горах, где не ступала нога человека. Слева следы давнего обвала. Справа путаные заросли раскидистого кустарника. С алыми продолговатыми ягодками — миленькими с виду и ядовитыми, как сволочи. Оттого и висят неклёванными — посочувствовала она птичкам и сосредоточилась на том, что говорила Улея.