А потом очнулась в этой камере предварительного заключения.
— Меня же могут убить, — попыталась она разжалобить сына. — И я не чувствую, будто тебя больше нет. Совсем нет. Нигде. Мать же должна как-то чувствовать такое?
Она прислушалась. Мёртвая тишина — не считая змеиного шебаршения на полу.
Как все нормальные люди, Юлька иногда почитывала про попаданцев. Из всего прочитанного сделала вывод, что попаданцы бывают двух видов: те, которые всё могут, и те, которые всё умеют. Первые, ничегошеньки не умея, тем не менее, очертя голову бросаются преодолевать. И всего достигают — потому, что умеют бросаться.
Что уж говорить о вторых? Умеючи, тебе вообще прямая дорога в Бонапарты. Куда её, честно говоря, не тянуло. Наоборот: идея выпятить себя и тем самым подставиться пугала.
Всё указывало на то, что попала она именно в ту девчонку из сна. Правда, лица ей и здесь не показали: не выдали зеркала. Но не зря же ей с таким упорством транслировали последовательную непрерывную историю чужих приключений. Будто понуждали узнать про их героиню, как можно, больше.
Хотелось надеяться, что ящерка всё-таки не была врагом. И пыталась подготовить свою жертву к грядущим событиям. Конечно, было бы лучше вообще не втягивать Юльку в эти их «потусторонние» дела. Но тут уж ничего не поделать: вляпалась, так вляпалась.
Сколько дней провалялась без памяти — точно не знала. То приходила в себя, то проваливалась в небытие снова. В минуты просветления, естественно, все мысли о Севке с Даяном. Когда очнулась окончательно и осознала, что перенос свершился, своих мальчиков рядом не обнаружила. Отчего так же естественно ударилась в спонтанную истерику.
Но покончила с этой бодягой в два счёта. Убегая, беги — настырно талдычил ей Даян. Оглянешься — пропадёшь: у страха глаза велики. Спасение только впереди. И она хваталась за эту науку всеми цепкими своими фибрами души.
Её так просто не взять! Она будет биться и разыскивать Севку до конца. Либо до своего, либо до конца тех сволочей, что вздумают ей помешать в поисках. К примеру, этих — вновь прислушалась Юлька и села.
Глава 2
Да не дерзнёт простой смертный
В толстенную, на архаичный манер бронированную дверь знакомо тыркнулись. Пошуровали, позвенели, полязгали, и, наконец, со скрипом потянули. В полумрак склепа — разгоняемый лишь двумя парами гигантских факелов у двери — ворвался пляшущий свет. Освещавший лишь своего факелоносца.
Ну, и снежную макушку дедули за его спиной — что-то он сегодня рановато. Или её внутренние часы сбились? Знать бы ещё, что за стенами: утро, день, ночь? Мир, война, постапокалипсис?
Юлька переползла на край помоста и прислушалась к себе. Зловредное желание кому-нибудь насолить после кратких кровопролитных боёв нанесло поражение лени. Голые худые девчоночьи ноги — она их уже почти ненавидела — свесились с края помоста. Прежде в голову бы не пришло спрыгнуть босой с трёхметровой высоты на каменный пол. Переломы обеспечены — это, не считая змей.
Впрочем, этих бедолаг Юлька не брала в расчёт с того момента, как смогла встать на дрожащие ноги. И тут же навернулась с помоста, ухнув башкой вниз. Приземлилась на пузо, рефлекторно выставив перед собой руки. Фееричный первый шаг в новой жизни — нарочно не придумаешь.
Краткая обжигающая боль и ни единого даже плёвого перелома. А потом ничего — словно осторожно сошла вниз по ступенькам. Ободралась — это уж, как водится. Но пока приходила в себя, распластавшись на полу, ранки оперативно затянулись.
Однако поразила не эта нечеловеческая живучесть — в шок ввергли прыснувшие от неё змеи. Бедолаги так удирали, что пыль столбом. Вокруг мигом образовалось пустое пространство. А в башке объявилась первая трезвая мысль: это, что же она ТАКОЕ, если от неё шарахаются даже безмозглые твари?
Насколько поняла из туманного лепета наставника, тутошняя Повелительница смерти заперла дочь после её побега. Дескать, они с мамашей что-то не поделили. Всесильная Нанка — случайно проболтался старик — хотела использовать девочку в каких-то корыстных целях. В некорыстных-то кому она нужна?
Поведение змей в эту версию дедули не особо укладывалось: Юльку гады не удержат. После ознакомительного падения с помоста она долго бродила из угла в угол склепа: любовалась змеиными инфарктами. А вот её сторожам пресмыкающиеся работу затруднят: тут даже воины щеголяют в обувке «пальцами наружу».
С другой стороны, мама-то повелевает не таким-то деревом, ручьём или даже атмосферным явлением. Самой смертью — это вам не цирковые фокусы. Понятно, что титул могли пристегнуть и ради красного словца. Тогда как объяснить сумасшедшую регенерацию дочурки? А нечеловеческие анти змеиные функции её организма?
Животные — народ умственный. Они ради спорта не станут шарахаться от беззубого теплокровного — с такими-то зубищами, как у них. Вопросов всё больше, ответчиков же пока не прибавлялось.
Да и те, что имелись, разговорчивы, как «бронзулетки» в их ножнах. Припрутся, притащат очередной столик, уставленный яствами, и смоются. На неё аборигены старались не смотреть. Хотя окинуть пытливым взором узилище не забывали. И чего нового надеялись увидеть?
— Что вытаращился?! — нарочито капризно выкрикнула Юлька, решив, что пора от теории перейти к «экспериментам на крысах».
Воин — на которого она вызверилась — вздрогнул и невольно покосился на крикунью. Взрослый мужик явно не робкого десятка — он тотчас отвёл глаза и поджал пухлые губы. Его коллеги опустили на преддверный помост резной столик с коротенькими ножками.
Затем распечатали и опрокинули высокий пузатый кувшин. Из него на пол вывалилась гора насекомой и мышиной дряни для змей. Покончив с угощением для всех тутошних сидельцев, воины поспешили покинуть помещение. Не позабыв на прощание вторично обшарить узилище придирчивыми взглядами сторожей.
Тяжёлая дверь осторожно затворилась — понапрасну Юльку старались не раздражать. Очевидно, несмотря на малолетство, заключённую здесь держали за внушительную силу, достойную уважительного обращения.
Знать бы ещё: в чём она? И как включается — подосадовала Юлька, приветливо кивнув оставшемуся с ней наставнику. Дедуля отклеился от стены, куда прилип, дабы не мешать воинам в исполнении их долга. С облегчением выдохнул и выжидающе посмотрел на воспитанницу.
— Я сейчас к тебе присоединюсь! — махнула она рукой. — Не бойся! Я ничего тебе не сделаю, — на всякий случай предупредила Юлька и пробормотала под нос: — Мне это невыгодно.
Это был его шестой визит. Прежде старик всем своим видом показывал нежелание близких контактов. А тут вдруг решился: одобрительно кивнул — возможно, не без душевных усилий.
Она скомкала одно из покрывал, сунула его под мышку. Под другую прихватила подушку. Наставник улыбнулся, но к двери чуток попятился.
— Бред какой-то, — буркнула Юлька и спрыгнула на пол.
Верней, мягко спланировала. Босые ноги почти не чувствовали шершавой пыльной тверди камня. И абсолютно не реагировали на его температуру. Змеи спешили убраться с пути — их расползающаяся еда тоже.
Подойдя к помосту дедули, Юлька задрала голову, примериваясь, как бы половчей закинуть наверх барахлишко.
— Эй! — окликнула она невидимого снизу дедулю. — Где ты там?
С края насеста свесилась его борода:
— Тебе помочь?
— Ну, летать я пока не умею, — проворчала Юлька.
— Скоро будешь, — внезапно на полном серьёзе утешил наставник и улёгся, опасно свесившись почти по пояс: — Бросай.
Юлька примерилась и швырнула вверх подушку — дедуля на диво ловко её поймал. Покрывало подбрасываться не желало — по причине лёгкости и склонности разворачиваться. Пришлось сделать из него солдатскую скрутку и ползти наверх, вспоминая русских героев Шипки. Заодно с переходом Суворова через Альпы.
Дедулю с края помоста, как ветром сдуло. Он вновь стоял у стены, прикрывая подушкой свои жалкие кости. Его седая голова с лысеющей макушкой на вытянутой вперёд шее навевала мысли о птицах-падальщиках. И о всяком там… вечном.
— Не будь дураком, — вырвалось у Юльки, когда она уже втягивала тело на «вершину покорённой горы». — Прости за грубость, но это смешно. А ещё мудрец. Детей учить берёшься, — сделала она нелицеприятный для наставника вывод, поднимаясь на ноги.
— Я… не хотел тебе мешать, — неуверенно солгал дедуля, сделав решительный шаг к воспитаннице.
— И врать не умеешь, — с нарочитой печалью в голосе констатировала та, расстилая свёрнутое вчетверо одеяло у столика. — Какой из тебя учитель? Ну, что встал? Клади сюда подушку. И садись сверху. Просто безобразие, что тебе не позволяют приносить с собой циновку.
— Ты… это для меня? — опешил бедный старик.
Не зная, чему верить: тому, что видит, или тому нелицеприятному, что, несомненно, знает об этой девчонке.
— Для кого же ещё? — проворчала Юлька. — В твоём возрасте сидеть на камнях вредно. Думаешь, мне приятно смотреть, как ты зарабатываешь тут… всякие болячки?
Аналога слову «радикулит» в доставшейся по наследству памяти не было. Как и многим другим понятиям из прошлой жизни. Она всё прекрасно понимала и без переводчика, а вот говорить пока было сложновато. Богатство мыслей русского человека никак не укладывалось в прокрустово ложе более примитивного языка аборигенов.