— Чушь не пори! — расчётливо окрысилась Юлька, отталкивая разнюнившегося орясину.
Что ни говори, а в шестнадцать лет собственное ощущение взрослости сплошная иллюзия. Он всё ещё ребёнок, хотя отчаянно с этим борется.
— Догоняй! — приказала Юлька, демонстративно отойдя в сторонку. — И найди отца! Без него я, как без рук. Думаю, они с Кириллом где вместе кочуют. И о Дэма не забудь. Поищи девочку среди Вейр на севере. А я здесь её пошукаю.
Севка молча кивнул, перекинулся Любром и помчался догонять Улею.
Юлька провожала его взглядом, пока бронзовая искорка не сверкнула на горизонте в последний раз. После чего вернулась к вопросу переправы.
В сотый раз изучив кипящий борщ из камней и пены, пробормотала:
— Нанке хорошо: она всемогущая. А я сейчас, кажется, описаюсь.
Однако, так далеко её трусость не зашла. Решив, что ждать у моря погоды, глупо, решила это самое море форсировать с ходу. На авось. «Вывернулась» ящерицей, подкралась к краю обрыва, мысленно перекрестилась и прыгнула вниз.
Тело приземлилось на узкую зубчатую каменную гребёнку — буквально на пару лап. Замерло, балансируя, и вдруг рвануло вперёд сквозь кашу из пены и брызг. Налетающая справа волна промахнулась и досадливо обрушилась на камни позади. Дальше пошла старая знакомая детская игра в вышибалочку. Правда, без мяча.
Море-океан шлёпал ладонями волн по каменному винегрету, пытаясь прихлопнуть наглую белую ящерицу. Будто она им тут не Повелительница смерти, а примитивное пресмыкающееся. Юлька поражалась выкрутасам собственного тела, стараясь не помешать ему даже некстати приспичившим вдохом. Так и пронеслась через весь пролив на одном дыхании — молнией сквозанула, почти не намокнув.
Взлетела на памятный обрыв, развернулась мордой к океану и шлёпнулась на хвосты. Язык сам собой вывалился наружу, дразнясь и заносясь перед побеждённой стихией. Вот она какая! Теперь её попробуй тронь. Она любому глаз на жопу натянет.
Вульгарная дворовая угроза привела в чувство — Юлька застыдилась своей нечаянной распущенности. Чего это она, в самом деле? Не хватало ещё начать пальцы гнуть. Хабалка! Видел бы её сейчас Даян — со стыда бы сгорела.
Самокритика всегда настраивала на деловой лад. Толкала немедля бежать и категорически меняться в лучшую сторону. Поэтому Юлька в задумчивости облизала вкусную солоноватую морду и приняла решение продолжить путешествие в человечьем обличье.
Каковое для начала и приняла, раздражённо отряхивая вконец «убитое» платье. Мнение возможных критиков волновало её не больше судьбы брошенного дома барахла. Но самой неприятно. Поэтому для начала она решила разжиться новой наволочкой. А где они водятся? Правильно: там же, где и люди.
Весь остаток дня до темноты Юлька бодренько топала, куда глаза глядят, гадая: как Севка добрался до Хушаба? Жизни его ничегошеньки не угрожало. Но пойди, объясни это материнскому сердцу. Оно — заполошное — будто нарочно ищет повод повыскакивать из груди.
Жаль, что поход в одиночестве по вялым джунглям не даёт шанса занять голову хоть какой-нибудь проблемой. Точней, поход Нанки. От которой все разбегаются, разлетаются, расползаются, как от огня. Переселилась — нечего сказать. Ни щенка тебе погладить, ни с котёнком поиграть.
Умильные мыслишки о животных моментально свернули в более прагматичное русло. Тут до инопланетной дурёхи дошло, что по сторонам на ходу она зыркала не из любопытства. Да и нос работал на полную катушку не в поисках приключений. Нанка хотела есть, ибо такую тушу пятью корочками хлеба не удовольствовать.
Тут и запахом еды потянуло, отчего двойник УАТ вылез наружу, не спросясь. Белая ящерица размером с орловского рысака неслась сквозь ночные заросли с расчётливой уверенностью опытного охотника. Несмотря на то, что это была её первая охота — собственно, как и Юлькина. И если вторая мандражировала по поводу предстоящего кровопролития, то первая была спокойна, как дрессировщик, входящий в клетку с мышами.
Изящную, но какую-то насквозь пропылённую антилопу Нанка свалила в невообразимо длинном прыжке — у Юльки аж мысленное дыхание от восторга перехватило. Вот на волне этого восторга она и сломала антилопе шею, сомкнув челюсти на загривке. Никаких тошнотных ощущений на неё не навалилось: она с удовольствием рвала тёплое мясо, глотая его непережёванными кусками. Будто мороженным лакомилась в жаркий денёк.
Когда от добычи остались рожки да ножки, Юлька задрала голову и потянула ноздрями воздух: вода была неподалёку. У полудохлого родника спугнула какую-то мелочь, что прыснула в стороны, зашуршав сухой травой. Так раздражавшие прежде щупальца на конце языка заработали лопастями, гоня воду в пасть.
Хорошо было — не передать как. Она отошла от родника, дабы не оккупировать общественный водопой. Свернулась калачиком и задремала.
А утром она снова топала по солнцепёку, пыля деревянными подошвами сандалеток. Любоваться особо нечем: унылые местечки. И она размышляла о том, с чего начать поиски Даяна. Каждый, кто знаком с детективной продукцией, знает: в подобных случаях нужно думать, как предмет поисков. При первой же попытке это сделать Юлька пришла к закономерному результату: сейчас он тоже где-то ищет её. А где место его поисков — угадай с трёх раз.
В принципе, девятисущие — за редким исключением — предпочитали жить в больших городах. Или в комфортабельных — насколько это возможно при архаичном укладе жизни — поместьях. В больших оригиналах ходили всякие любители деревенской жизни или отшельники. Но те и в своём «отшельничестве» умудрялись обустроиться с комфортом — губа не дура.
Юлькина губа тоже — о чём Даяша знал досконально. И станет искать жену именно в городах — обрадовалась она, зацепившись хотя бы за один достоверный факт — как и сына. Нужно только попасть в такой город. А лучше сразу в столицу Абихуша — плевать она хотела на мамашу с её выкрутасами. Пускай только тронет!
Оставалось пойти и найти эту клятую столицу. Из документалок по истории Юлька вынесла несколько полезных и актуальных нынче знаний. К примеру, касательно древних дорог: те были не асфальтированными, но были. Жизнь в основном концентрировалась вокруг них и вокруг воды. Которая, в принципе, так же являлась дорогой.
— Найди реку, и найдёшь город, — подвела она итог.
Оглядевшись, выбрала самое высокое дерево и «вывернулась» в Нанку. Не успела посетовать, что под такой махиной дерево уйдёт в землю по самую маковку, как УАТ вознёс её на дерево резвей мартышки. Даже смертельно напуганной.
Нюх у Нанки был космическим: ловил даже запах высохших мышиных горошин-какушек где-то внизу под корнями. И с какой стороны потянуло водицей, нос отыскал мгновенно: куда носопырки глянули, оттуда и донеслось.
Юлька не стала останавливаться на достигнутом и переползла на другую сторону широкого ствола. С противоположной стороны доносился запах «большой воды». Не морской, а речной: с примесями запашков тины, глины и потных людей.
По прикидкам УАТ пути туда — при надлежащей скорости — часок стараний. Но Юлька окоротила двойника: она пойдёт пешком. Ибо для поисков нужны подсказчики. Нанка же увидит лишь улепётывающие спины.
Даже если никто не сбежит — ибо Нанки скуки ради не убивают — разговаривать с ней станут, как с иконой: почтительно врать, выпячивая несуществующее благообразие. Ей инфа нужна, а не пресмыкания — она сама пресмыкающееся.
Тут жизнь преподала ей очередной урок принципиально иного существования, нежели на Земле. То ли память Нахе́ры, то ли сам двойник напомнили, что Нанка, дескать, любую живую тварь чует издалека. Ничто не мешает пробежаться в её шкуре для экономии времени и сил. А почуяв людей, перекувыркнуться в человечью шкуру.
Резонно — согласилась Юлька, покидая дерево. После чего Нанка понеслась в сторону обнаруженной большой реки. На крейсерской скорости вылетела из поредевших зарослей и внедрилась в подлинную пустыню: песок, барханы, перекати-поле и всё такое. Даже подобие скорпионов имелось — только с раздвоенными хвостами.
Сколько она так неслась — поди знай. Внутреннее привычное ощущение времени куда-то провалилось. А окружающая среда была никчёмной помощницей. Всё вокруг замерло на паузе — только ветер бил в морду с невиданным остервенением.
Глаза смотрели на мир сквозь узенькие смотровые щели, залитые какой-то вязкой жижей. Та здорово защищала от ветра и практически не искажала картинку. Как всё разумно устроено — похвалила Юлька умную «зануду» Нанкешту, сотворившую это замечательное тело. Недаром Шот говорил о ней с заметным уважением.
Нет, всё-таки жизнь налаживается — не могла не признать она. Хотя бы потому, что это всё-таки жизнь. Понятно, что Юлька предпочла бы остаться дома — где, между прочим, тоже всё наладилось. Но раз уж так сложилось…
Главное, найти Даяна, Кирилла, Дэма и не потерять Севку. А там посмотрим.
Деревянные подошвы — которые высокомерная инопланетянка так заносчиво хулила — отменно держали ноги на песке. Вернув себе человечий облик, Юлька не тонула в барханах, хотя песок между подошвой и деревяхой раздражал. Как и солнце, что лупило в глаза, будто нарочно пуляя в них самые отборные лучи.
Но жара ей нравилась — казалось бы, с каких пор? Терпеть же не могла — сколько себя помнила. Их семья перебывала много где — лишь на всякие пляжно-пальмовые курорты ни разу не заглянула: отец с сыном тоже не любители жариться на солнце. Зато ящерицы жару любят.
Плавившиеся в пекле пустыни мысли текли и текли подтаявшим маслом. А Юлька пилила и пилила, инстинктивно не опасаясь солнечного удара. Не прошла и пары километров, как наткнулась на широкую отменно вытоптанную дорогу. По которой тарахтели на камушках битком набитые возы. Странные такие: примитивный настил из досок между огромными колёсами. Ограждений ноль, а багаж не рассыпается — видели бы это чудо техники в Российских аэропортах.
Тянули возы самые обычные, привычные глазу ослы: по четыре на воз. В этом мире — подсказывала память Нахеры — полноценные лошади не водились. А неполноценные навевали воспоминания о Санчо Панса. Или о среднеазиатских «идальго» на осликах с розой за ухом и в шлёпках — припомнила Юлька из классики, выбираясь на «шоссе». Сразу за пропылившим мимо последним возом каравана.
Возницами были знакомые по снам загорелые «юбочники». С носовыми платками на головах, прижатыми тонкой бечёвкой — ну, прямо, арабы. Все, как один, завзятые любители животных. Ибо передвигались рядом с возами, а не в них, усугубляя и без того незавидную жизнь тягловой скотины.
В отличие от воинов, что возглавляли и замыкали караван на ослах покрупней. Эти товарищи были снаряжены точь-в-точь, как убитый мамашей дядечка из сна. В толстые негнущиеся жилетки на голое тело, кожаные юбки, пояса с бронзовыми бляхами. И короткие сапожки с открытыми носами и пяткой, что болтались в воздухе без стремян.
А ещё у этих были шлемы, напомнившие залётной инопланетянке что-то из времён Александра Македонского. Того, где не встретишь, обязательно рядом увидишь мужиков в высоких скошенных колпаках. Вот у аборигенов такие же: незатейливые, но, конечно же, полезные.
Из оружия всё, что разглядела, так это прямоугольные кожаные щиты за спинами. Где-то полметра на метр: прямые, как доски и примитивно раскрашенные. Над ними маячили какие-то кухонные ножи, примотанные к палкам — иной ассоциации не нашлось.
Может, и ещё что-то есть — вроде топорика её приснившегося спутника или ножей. Но для более вдумчивого осмотра мужиков нужно спе́шить и поставить перед собой. А те вряд ли согласятся на досмотр добровольно.
Так что, пропустив мимо себя замыкающую пару всадников, тощая оборванка пристроилась за их спинами. Побрела следом, не слишком беспокоясь о собственной безопасности. В кои-то веки ей абсолютно ничто не грозило.
Кроме тучи поднятой в воздух пыли. Вот же зараза — просто бедствие! Когда неслась по пустыне, пыльный шлейф оставался позади. А теперь позади него уже она. Юлька крепилась-крепилась, да так чихнула, что аж подпрыгнула. Дохлая, а будто из пушки пальнула. И оба замыкающие караван воина, естественно, обернулись.