На вопрос о месте своей службы Бу-Каар порадовал Юльку подходящей новостью:
— Я отставник. До прошлого лета служил ап-нашаем в дружине тафара Мааруша. Теперь служу самому себе. Нанимаюсь к тем, кого посчитаю подходящим.
Просто блеск — окончательно уверовала Юлька, что ей повезло. Ап-нашай — это что-то вроде майора: лучше, чем лейтенант и гораздо лучше, чем генерал — который ей даром не сдался. Мааруш — в переводе «Центр всего мира» — и есть центральная губерния-таф. В которой расположена одноимённая столица всего Абихуша: Мааруш. Человек, служивший губернатору-тафару «Центра всего мира» не мог быть дураком или трусом.
— А мне послужить не хочешь? — промяукала Юлька своим самым медовым голоском соблазнительницы.
— Тебе? — опешил воин, растерянно косясь на толстяка.
Тот чересчур внимательно прислушивался и присматривался: девятисущая девка несёт такое, что ни в какие ворота. На кой хрен ей слуга? Тем более воин. Всё равно, что крестьянину купить раба, дабы тот отгонял от него мух, пока приходится мотыжить землю.
— Я для тебя подходящий наниматель? — голосом невинной девы, решившей облагородить собой весь мир, уточнила Юлька.
— А, зачем девятисущей стража? — выдохнув, решительно задал Бу-Каар незамутнённо естественный вопрос.
Спросить о причине её одиночного путешествия — без чрезмерно заботливых взрослых девятисущих — не хватало духа у обоих мужиков.
— Незачем, — легко согласилась Юлька. — Но мне требуется не страж. Я ищу… наставника. Достойного и толкового. А ещё опытного… я потом расскажу, в чём. Ты мне кажешься человеком подходящим.
— Подходящим? — на этот раз почти не удивился Бу-Каар, еле заметно приосанившись. — Честь и слава принимать похвалу достославной девятисущей.
— Не называй меня так, — досадливо поморщилась Юлька, вернувшись мыслями к зудящей сопревшей заднице. — Я Нахе́ра, и сойдёмся на этом.
— Как скажешь, — легко согласился воин.
А мы поладим — мысленно поблагодарила Юлька свою создательницу Нанкешту — та явно присматривала за своей блудной дочерью. За что не возьмёшься — всё в яблочко. Верней, своего Творца — поправила она себя. Ибо Создатель в этом мире един: Хуш — и никаких разночтений в догмах. Все остальные Боги, наплодившие себе разномастных сотворённых, зовутся Творцами. Мелочь, а важно.
— Досточтимый, — наконец-то снизошла она к терпеливо ожидавшему своей очереди купцу. — Как твоё имя?
Никем иным хозяин такого большого каравана — аж на двадцать колесниц — быть не мог. Ибо ехал не в особой крытой колеснице — подсказала память Нахеры — а верхом. То есть не принадлежал к «высшим мира сего». Рылом не вышел рассекать с комфортом.
— Пор-Ба, — вновь отвесил ей поясной поклон купец по имени «Крик волка».
Или «рычание волка», или ещё как-то в том же духе. Видать, его рождение сопровождалось блужданием этих зверюг вблизи дома. Вот впечатлительные родители и одарили младенца грозной кличкой. А тот вырос мужиком неробкого десятка — на роже написано, несмотря на обманчивую полноту человека, привыкшего хорошо кушать.
Насколько Юльке помнилось, тучность и толстое брюхо было признаком высокого положения у большинства народов её планеты. Видать, здесь аналогия уместна.
— Как называется город, в который направляется твой караван? — степенно осведомилась девятисущая пигалица.
— Великий город Хевне́т, — уважительно отрекомендовал Пор-Ба явно нерядовой населённый пункт.
— Он стоит на холме? — уточнила Юлька смысл его названия.
— На большой возвышенности, что тянется вдоль берега полноводной, живительной, плодотворной, смерть отводящей Хурапу́ты.
Юлька чуть не прыснула, выслушав длинные дифирамбы реке с куцым названием Ху. Ради такого дела могли бы придумать имечко и покрасивей. Хотя, все древние слова аборигенов отличались чрезмерной краткостью — дикари-c.
— Я могу продолжить путь с твоим караваном? — вежливо напросилась она в компанию.
— Честь и слава услужить дочери Всесильной и Разрушающей Повелительницы смерти, — без малейшего смущения выдал свою осведомлённость в её семейных делах ушлый купчина.
Ну, нарывался на трёпку — с кем не бывает? Юлька сделала вид, что не заметила.
— Только, не знаю, как тебя устроить, — честно признался хозяин каравана, оглядев фыркающих неподалёку ослов.
Ему-то известно, что от дочери Нанки вся живность шарахается, как от огня.
— Я пойду пешком, — отмахнулась Юлька. — Не обращай внимания на то, что не стоит твоего беспокойства.
И когда научилась так цветисто излагать — мельком удивилась она и встрепенулась:
— Ну, что, пошли? Вам наверняка тяжело стоять на такой жаре. Странно, что вы продолжаете путь в полдень.
— За этими барханами, — махнул рукой Бу-Карр на горы лежащего впереди песка, — оазис. Туда мы и спешили, когда ты…
— Пошли! — гавкнула Юлька.
И потопала в сторону невозмутимо удалявшегося от них каравана.
— Пошли, — решительно двинул следом за ней Пор-Ба, волоча за собой упиравшегося осла.
— Ты не поедешь верхом? — не сбавляя шага, уточнила Юлька
— Когда ты идёшь пешком? — удивился тот, отирая краем головного платка взмокшее красное лицо.
— Садись на осла! — предотвращая долгие препирательства, скомандовала могущественная Нанка. — И вернись на своё место в караване.
— Меня тоже прогонишь? — многозначительно процедил Бу-Каар с мизерным почтением в голосе.
Просто клад, а не мужик — оценила Юлька его презрение к чинопочитанию. С детства терпеть не могла подхалимов, что вечно крутились вокруг отца. Вот и Даяша излишне не церемонился, когда её несло.
Вспомнила куда-то потерявшегося мужа и загрустила: где его носит? Когда она тут и страшно нуждается в его родном надёжном «заспинье». Просто свинство, а не переселение душ — она вообще-то на это не подписывалась.
— Если нетрудно, я бы хотела идти с тобой, — попросила она мужчину, во многом напоминавшего Даяна.
— Трудно, — не моргнув глазом, порадовал Бу-Каар своей не всегда удобной искренностью. — Верхом я не так устану, как пешком рядом с тобой.
— Так сними это ужасное снаряжение, — вдруг пришло в голову Юльке.
Она ткнула пальцем в его негнущийся кожаный жилет:
— Тебе же в нём жарко.
— Жарко, — согласился он, шаря взглядом по сторонам. — Однако не сниму. На подходе к большим оазисам всегда шалят. А у этого прижилась шайка самого Ут-Хепе́ра.