— Как есть, — внезапно резко посерьёзнел Бог, взрезав её непереносимо пристальным взглядом бронзовых глаз-горошин. — А ты что, думала: вы сюда свалились одновременно?
— Мы же умерли рядом, — вцепившись в занывшие виски, промямлила Юлька, пытаясь справиться с потрясением. — Там, дома.
— Рядом, да не вместе, — строго указал ей Шот на принципиальную ошибку. — Он ушёл первым. Как и его дружок. Первыми они и здесь объявились. Десять лет назад, — добил бездушный мерзавец убитую горем женщину. — Верней, уже почти одиннадцать. Семь лет упрямые придурки всё вас разыскивали. Надоели всем до оскомины. Не верили тупицы, что вас в этом мире нет. Потом разобиделись и уплыли на другой конец океана Апакра́пу. Там ещё один континент: вдвое обширней и…
— Погоди, — оплыв всем телом, опустилась Юлька на землю, прижавшись к ней щекой. — Не тарахти. Дай опомниться.
— Да уж, будто бы! — иронично возопил Бог скверных новостей и зловредности. — Не строй из себя робкую дуру. Ты уже вполне опомнилась. И прикидываешь, как бы скорей последовать за муженьком. Кстати, совершенно напрасно.
— Что напрасно? — машинально буркнула Юлька, занимаясь ровно тем, о чём он и говорил: планом заморского путешествия.
— Тащиться за ним, — как-то нехорошо улыбнулся Шот и безжалостно нанёс очередной удар: — Твой муженёк смирился с потерей. И как раз перед отправкой за океан обзавёлся новой женой. Смазливой толстозадой сисястой Вейрой. Ещё утверждал, будто у неё есть мозги — враль несчастный.
Юлька слушала его скабрезности вполуха, осенённая безмерным и непоколебимым душевным спокойствием. Даян женился? Да ерунда! Это он с отчаяния и одиночества. Как только узнает, что они с Севкой, чуток поплутав, всё-таки добрались до этого клятого мирка, мигом вернётся в семью.
— Севка знает? — встряхнулась она от врачующих грёз.
Оторвала лицо от земли, подпёрла голову руками и придирчиво уставилась на злого, но честного вестника:
— Ты рассказал ему, что отец уплыл?
— Нет, конечно! — ожидаемо возмутился Шот, всплеснув ручонками и засучив ножульками. — Я что, идиот? Он же немедля смоется. А у меня на него виды. Как, кстати, и на тебя.
— Не выйдет, дорогой, — медовым голоском нанесла свой удар юная Нанка, болтая в воздухе бесполезно вымытыми ногами. — Я отправляюсь за моим Даяшей.
— Правда? — деланно восхитился её планами Бог злых шуток и недобрых намерений. — Прямо вот так и отправляешься?
— Ты воспрепятствуешь? — без труда догадался опытный снабженец.
Собаку съевший на конкурентах, саботажниках и просто тунеядцах, способных испортить любую сделку.
— А кто же ещё? — одобрительно закивал Шот, пялясь на неё своими никогда не моргающими глазёнками подколодной змеюки. — Ты мне ещё нужна.
— И кого я должна убить? — дежурно схохмила Юлька, некстати позабыв, где находится.
— Кто тебе сказал? — неожиданно как-то убийственно холодно осведомился…
Вообще-то натуральный Бог, если кто-то подзабыл. И эту забывчивую идиотку моментально наказали за чрезмерное легкомыслие. Боль, пронизавшая всё тело, свернула Юльку калачиком. От неожиданности она завизжала в голос, раздирая скрюченными пальцами пузо.
— Кто тебе сказал? — повторил Шот, чуток сбавив напор.
Сообразил, что в таком состоянии подследственная может лишь мычать да кричать. Так что боль стала терпимой — совсем снимать её с крючка не торопились. До полного прояснения неведомых ей обстоятельств.
Глава 16
И кого же я должна убить?
Нет ничего труднее попытки доказать кому-то, что ты не верблюд, когда ты реально им не являешься. Чем меньше ты похож на этого клятого верблюда, тем отчётливей в тебе его видят. И домогаются со всей страстью очевидцев: признавайся, губастый, признайся, сволочь!
Тем не менее, Юлька попыталась:
— А зачем ещё кому-то Повелительница смерти? Не огородик же сажать.
— Ты врёшь, — с какого-то экзотического выверта мозгов внезапно обрадовался Шот.
И боль пропала. Юлька пошевелилась, дабы убедиться в том окончательно, и села. Машинально отряхнула безнадёжно изгвазданную свежую тунику и ляпнула:
— Сволочь!
— Возможно, — задумчиво согласился Повелитель лицедейства и даже игры на свирели. — Ты об этом не знала. И не догадалась. Но отчего-то на язык тебе пришло именно это.
— Пришло, — зло проскрипела Юлька, вытирая грязные руки о грязную тунику. — И Хуш знает, сколько раз ещё приходило. Это просто такая присказка. Из моего мира. Я сболтнула её, даже не задумавшись. А всё-таки? — злость уступила место более насущному любопытству. — Это не шутка? Ты хочешь, чтобы я кого-то убила? Полагаю, не простого смертного.
— Иногда твоя догадливость неудобна, — искренно озаботившись, посетовал Шот, на этот раз теребя нос.
— Я не могу её отрезать, — решила подольститься Юлька, поделившись с Богом свежей шуточкой. — Моя догадливость не снаружи болтается. Её можно отрезать лишь вместе с башкой.
Получилось. Бог игры слов, разрушительных насмешек и заказных убийств заржал, как полоумный. Все его жирные складочки завибрировали, все пальцы вразнобой зашевелились, будто щупальца спрута.
Кино, да и только — неожиданно посочувствовала Юлька карлику, сотрясаемому от гогота, переходящего в рыдания. Как удобно, что его всегда можно улестить или подкупить.
— Думаешь? — внезапно оборвал своё гротескное веселье Шот, став серьёзным, как нотариус перед родственниками усопшего многодетного миллионера.
— Надеюсь на это, — честно ответила Юлька, пожав плечами. — Так, кого я должна убить?
— Кого получится, — помрачнев, проворчал Шот, ковыряясь в ухе.
Откуда вслед за пальцем вылезла жирная зелёная гусеница длиной с Юлькин мизинец. Пупырчатая и глянцевая, как тугая связка детских шариков — в принципе, довольно симпатичная.
— Дарю, — протянул к Юльке палец Бог озорников и дарителей паршивых подарков.
Который ничего не делал просто так. Поэтому она бестрепетно протянула руку и подхватила гусеницу. На ощупь та оказалась прохладной и влажной. К тому же от неё вкусно пахло весенним дождичком. И чуть-чуть свежим огурцом.
Оказавшись на раскрытой пыльной ладони, божественный подарок с неожиданной для такой пухляночки скоростью пополз вверх по руке. Дополз до плеча и юркнул под тунику. Ещё одна странность: марш-бросок гусеницы ни вызвал ощущения щекотки — просто кладезь загадок. Юлька надеялась, что полезных.
— Думаю, у меня получится многих убить, — задумчиво пробормотала она. — Возможно даже тех, кто сильней Нанки. И артачиться я, конечно, не стану. Сделаю, что велишь.
А в ответ тишина. Юлька подняла глаза: на циновках никого не было. Шот исчез, не попрощавшись. Но это ерунда: паршивец загадал загадку, разгадка которой не нравилась заранее. От неё попахивало такой подставой, что заныло под ложечкой.
Юлька подавила тяжкий вздох и глянула на Бу-Каара. Тот продолжал машинально возить ножом по каменному бруску. Всё такой же неживой, что наводило на мысль о продолжении сеанса выматывания нервов. Поскольку Шот испарился, а не ввинтился в землю, логично было ожидать его возвращения.
Однако провокатор исчез с концами. Ибо на его месте материализовалась Сахти. На карачках. Сексапильно отклячив голую задницу офигительной формы. Подозрительно озираясь и со свистом принюхиваясь больной собакой.
— Я не передумала, — поспешила Юлька предотвратить нудные препирательства.
— Помолчи! — тявкнула Богиня, продолжая тестировать окружающее пространство. — И не вздумай призывать своего Творца. А то я тебе лицо изуродую.