Юлька пожала плечами и неохотно призналась:
— Она поймала меня на слове. Придётся взять.
— Я о море Апакрапу, — досадливо пояснил Бу-Каар, что судьба какой-то там выдерги его не колышет.
— Ты можешь остаться, — спохватилась Юлька, что невольно хозяйничает в его личной жизни. — И справить, наконец, свадьбу. Сун-Рофу, полагаю, дал согласие?
— Это неважно, — несколько пренебрежительно для того, кто добился желаемого, промявкал жених. — Я иду с тобой.
— А к нам снизошёл сам Бог-шутник! — прямо-таки несло восторженную девицу от перенасыщенного чудесами дня. — Честно-честно. Клянусь гневом и карающей дланью Бога правды Птураха, что не выдумываю.
— Нам одного болтуна мало? — покривившись, осведомился Бу-Каар.
— Садись, — льстиво предложила Юлька, погладив ладошкой место рядом с собой.
— Постою, — буркнул воин и потребовал ясности: — С Повелителем смеха бывает не до смеха. И чего же Злой шутник хотел от юной Нанки? Которая жила затворницей всю жизнь, — точно подметил он несуразность ожидания подвигов от тщедушной канарейки, вылупившейся в клетке.
— Шот велел мне отправиться в Хутруш. А там…
Юлька осеклась, не сообразив с ходу, что сказать-то нечего.
Обиженная отповедью воина Гарути сидела, нахохлившись. Таращилась исподлобья на обидчика, будто из огнемёта лупила. Её реакция попахивала чем-то по-девичьи личным. Задело не сказанное — персона обидчика. Она что, влюбилась — мелькнула в башке Юльки посторонняя мыслишка и тотчас вылетела вон: не до того.
— А там? — выжидающе уставился Бу-Каар на лысого пёсика.
— Там мы должны сделать то, что нужно, — добросовестно отчитался нехур.
Глиняному болванчику явно понравилось в шкуре собаки: его то и дело норовили погладить. Сейчас, к примеру, Юлькина рука шлифовала и шлифовала лысую макушку между высокими ушами. Малыш довольно щурился, добавляя к океану загадок этого мира абсолютно ненужную каплю.
— Всю жизнь об этом мечтал, — холодно процедил Бу-Каар.
— Ты вознаграждён, — не заржавело за Юлькой. — К прочим удовольствиям увидишь поселения тепов.
— Не одно, а несколько? — нахмурился Бу-Каара, заново оценивая глубину «влипания».
— А смерти не всё равно? — вдруг по-житейски философски уточнил До.
Бу-Каар выпучился на него, как на пойманного осьминога, у которого вместо щупалец человеческие ноги. После чего шумно выдохнул, осмотрел Юльку с ног до головы и согласился:
— Смерти всё равно. Что ж, в Хутруш, так в Хутруш. Давненько я на южном побережье не бывал. Народ там всё больше сволочной, а земля богатая. Леса густые. А женщины некрасивые, — вдруг ляпнул он, придирчиво покосившись на Гарути. — Когда отправляемся?
Его смоляные брови сошлись на коричневой переносице. Большие чёрные глаза метали молнии, рука легла на рукоять ножа за поясом. Чистый магараджа — слона под задницей не хватает. И чалмы размером со свадебный торт.
— Давай сейчас, — попросила Юлька. — Не хочу нестись по городу днём. На глазах у всех.
— Нестись… — озадаченно повторил Бу-Каар и тотчас дотумкал: — В облике Всесильной?
— Конечно, — на всякий случай сделала Юлька суровое лицо могущественной полубогини. — Ты же не думаешь, что я отправлюсь на другой край земли пешком? Ну, уж нет.
— А мы? — уточнил Бу-Каар.
Проигнорировав подпрыгнувшую Гарути, на моське которой была написана решимость оседлать облака.
— А вы на мне верхом, — как само собой разумеющееся пояснила Повелительница смерти.
— Верхом на… на… — заикала Гарути, отползая от Всесильной выдумщицы с как-то подозрительно окаменевшей спиной.
— На смерти, — задумчиво констатировал воин и усмехнулся: — Под смертью я ходил столько раз, что уже не упомнить. А вот верхом на смерти…
— Главное, не свалиться, — сползая с тахты, предупредила Юлька и ткнула пальцем в жалобно моргающую статую опозорившейся бунтарки: — И её крепче держать. Чтобы дорогой не потерять.
Порочащее заявление вмиг взбодрило подскочившую Гарути. Девушка сверкнула на Всесильную Нанку дерзновенным взглядом и вдруг захихикала. После чего преспокойно посеменила к калитке:
— Припас в дорогу соберу. Я быстро.
И была такова.
— Может, оставим её дома? — разумный воин без проволочек принялся склонять к благоразумию неразумную смерть. — Зачем нам такая обуза? Недоглядим ещё и погубим. Как я стану смотреть в глаза Пор-Ба?
— Её можно будет продать, — на голубом глазу предложил До. — Хутубам нравятся светлокожие северянки. Тем более чистокровные абихушитки.
Если абихушиты считаются светлокожими — подумалось Юльке — значит, на юге у них проживают натуральные негры.
— Да, серебро может пригодиться, — преувеличенно сурово поддакнул Бу-Каар.
— Ты бы собирался, шутник, — проворчала Юлька, подавив смешок. — Кстати, а как же быть с покупкой поместья? Я сюда уже вряд ли вернусь. Тебе придётся самому добираться.
Жених вдруг поскучнел лицом и отмахнулся:
— Поместье Сун-Рофу купит. Я велел Пор-Ба отдать ему всё моё серебро. Оно у него хранилось.
На том неприятную для мужика тему и закрыли. Похоже Бу-Каар просто-напросто заплатил за возможность сдать назад: отказаться от невыразимого счастья. Нечто вроде платы за позор невесты.
Ничего — мстительно бухтела про себя Юлька — она запомнит! И когда-нибудь вернётся в славный город Хевнет — мало никому не покажется.
Хотя кому она покажет? И за что? За то, что Бу-Каар ни черта не разбирается в женщинах? Причём здесь сами женщины? Никто не нанимался отвечать его ожиданиям — вот ещё!
Гарути обернулась быстрей, чем можно ожидать от дочери богатого купца. Пор-Ба не удалось избаловать дочь, что неудивительно при его характере — раздумывала Юлька, перескочив через ограду гостеприимного поместья. Если кто-то сейчас не спал — и обладал прибором ночного видения — охренеет начисто. Гигантская белоснежная ящерица с развевающейся чёрной гривой понеслась прямиком через город — Юлька не видела причин огибать его, теряя время.
Но даже не это являло собой никогда прежде невиданное чудо. Чудо лежало на спине Всесильной Разрушающей Повелительницы смерти: два примотанных к ней хвостами человека. Один из них тоненько визжал, что неудивительно при такой сумасшедшей скорости. Второй молчал, но беспрестанно крутил головой. Словом, дурдом.
Можно сказать, город они пролетели пулей. Хотя могли и быстрей: мешали дома, через которые то и дело приходилось перепрыгивать. За городом дело пошло веселей. Юлька неслась полями и садами вдоль Хурапуты, которая на этой равниной местности не злоупотребляла петлянием.
Слева горизонт уже слегка заоранжевел: начинался новый день. До вечера Юлька рассчитывала покрыть половину расстояния до Хутруша. Нехур полагал, что она перегибает: к чему так рвать жилы? Дескать, Хутруш никуда не денется. Объяснять же глиняной — хотя и говорящей — кукле, что такое «соскучиться по любимому мужу», всё равно, что соблазнять моллюска-гермафродита драйвом скандалов в разнополых семьях.
Вскоре их пути с великой рекой разошлись. Хурапута свернула на запад, а Юлька продолжала нестись по стрелке внутреннего компаса точно на юг. Через подвернувшуюся под ноги осточертевшую пустыню. Под набирающим силу солнцем.