— То есть, как? — не понял он, растерянно заморгав.
— Понятно, что дома у мамы, — проворчала Юлька и конкретизировала вопрос: — Как называется страна, где мы находимся? Это же страна?
— Конечно, — гордо задрал подбородок дедуля, выставив на обозрение острый кадык. — Наша благословенная земля прозывается Абиху́ш.
— Только страна или вообще вся известная тебе земля? Кстати, она большая?
— Она бескрайняя, — уважительно сообщил дедуля. — И простирается от одного моря до другого. А это очень и очень много. Можно идти из края в край нашей земли целый год, и не дойти до цели. А можно и два года, и пять.
— И сорок, — хмыкнула Юлька.
— Сорок вряд ли, — рассудительно отверг наставник.
— А что за моря её омывают? — не позволили ему скатиться в философствования. — Их много?
— Два великих, огромных, как небеса, моря, — тоном бывалого рассказчика затянул дедуля. — На востоке это море Апакра́пу.
— Что-то связанное с Богиней воды Ра́пу? — припомнила Юлька, как звали одну из жён Бога Хуша, которую тот вытащил из космического ящера вместе с остальным гаремом.
— Сие означает: правая сторона Богини Рапу, — пояснил наставник. — С древнейшего языка прародителей, на котором нынче говорят лишь жрецы. Или точней верховенствующая сторона. Как правая рука, что главней левой.
— Правая сторона Богини? — с трудом не заржала Юлька. — А на западе?
— На западе нашу землю омывают воды великого моря Накра́пу.
— Левая сторона Богини? — догадалась сообразительная ученица.
— Ты умная девочка, — одобрительно покивал дедуля и пояснил: — Тогда молвила Сотворённая из чрева Изначального Волоокая Богиня Ра́пу: как заходит солнце в ладье вечерней, как восходит оно в ладье утренней, как незыблемо небо, как длится творение мира, как буду я вечно подобно звезде нерушимой, так стану я простираться вкруг супруга моего Воссуществовашего из ничего могучего Хуша. Даруя жизнь и властвование вечности в бесконечности к югу от него, к северу, к западу от него и к востоку от него.
Короче, в лирически-художественном смысле Богиня обнимала своего супруга, ставшего землёй — всё логично. Хотя, следуя географическому расположению обсуждаемых объектов, тётка на нём — мягко говоря — возлежала верхом. А что? Они женаты — имеют право.
Помимо двух «великих» — скорей всего океанов — имелось ещё одно небольшое море. Почти в центре материка: похожее на «священную рыбу Фыу, когда та раздувает тело, дабы проглотить Бога Тобу, который…» И так далее минут на десять безынформативных мифических басен.
Называлось это «центровое» море: Сатра́пу — сердце Богини Ра́пу. И было именно морем, а не озером: соединялось проливами с обоими океанами, и вода в нём солёная.
Но корабли могли выходить из него лишь на восток в море Апакрапу. Западный пролив моря Сатрапу протискивался по узкой, но почти непроходимой горной гряде, сползающей далеко в море Накрапу. Сюда не совались даже самые отмороженные мореходы.
Заповедный пролив — так называли этот выход в океан. Напротив него лежал таинственный остров девятисущих, где они обретали своего божественного двойника УАТ. И где не ступала нога человека. Весьма полезная информация, которую дедуля выболтал на автопилоте.
Зато все остальные берега внутреннего моря аборигены истоптали на совесть. Хотя южное побережье сплошные пески. За исключением плодородных долин рек и оазисов. Однако дальше на юг примерно треть материка заросла джунглями — там народу раздолье. Словом, жить можно.
Северная половина материка за морем Сатрапу тоже вполне пригодна для жизни: там царили бескрайние степи. А побережье так и вовсе рай для земледельцев. Как говорится, народная житница. Собственно, вот и вся география местного материка, известная науке. Или почти вся.
— В стародавние времена все великие земли между морями Накрапу и Апакрапу принадлежали правильным людям, — увлёкшись, чесал без остановки наставник.
— В смысле «правильным»? — потребовала конкретики Юлька.
— Любимым детям Несотворённого Хуша. Превозносящим силу его превыше всего сущего ради умиротворения его…
— Правильней некуда, — проворчала под нос ученица и вновь уточнила: — То есть, твой ныне живущий здесь народ? И как себя называют любимые дети Несотворённого Хуша?
— Народ Аби-Хуш-Иту-Рах-Та-Ун, — на этот раз со сдержанной гордостью изрёк наставник. — Что с того же древнего языка прародителей означает: любимые дети Воссуществовавшего из ничего Хуша, которые понесут свет его имени сквозь толщи времён до смерти последнего из народа.
— Аби-Хуш-Иту-Рах-Та-Ун, — безошибочно повторила Юлька, используя безграничную память девятисущей. — Что-то коротковато для того, что ты тут напереводил.
— Предки были лаконичней, — не моргнув глазом, обосновал учёный человек.
— А ты знаешь этот древний язык?
— Им владеют лишь наши жрецы, — тонко улыбнулся умный человек. — Да и то больше привирают, постепенно позабывая смысл иных слов. Однако то, как называли себя праотцы, мы знаем достоверно. Впрочем, теперь это не так уж и важно. Со временем народ Аби-Хуш-Иту-Рах-Та-Ун пристрастился называть себя коротко: абихуши́ты. Богохульство, конечно, а куда деваться?
Ну да — согласилась Юлька — имя Бога-отца в названии сохранили и достаточно. Это всяким там «высоколобым» жрецам из семисущих делать не хрен, кроме как трепаться сутки напролёт. А народу надо дела вершить: пахать, торговать, воевать — ему нужно имечко попроще.
Поначалу — как это обычно и бывает — любимые дети Несотворённого Хуша представляли собой небольшое племя. Но, судя по всему, воинственное. Вокруг него паслась куча всяких племён из не менее любимых детей иных богов. Некоторые даже обзывали себя великими, что, конечно же, великая наглость. За что и поплатились. Верней расплатились своими землями и богами.
Так Абихуш и образовался: сложился из многих племён «любимых детей» — стандартная история создания государств. Абихушиты не преминули завести себе единого повелителя — гаранта разрешения споров мирным путём. И обозвали того аби́бом — наилюбимейшим детищем Хуша. Любимей некуда.
— Но долгие благословенные времена могущества, покоя и достатка канули в вечность, — сокрушался наставник, пялясь в стену невидящим взглядом и горестно покачивая головой. — Настали времена хаоса и разорения. Тьмы, поглотившей сердца и замкнувшей милосердие в сердцах Богов.
— Война? — понукнула рассказчика Юлька. — Абихуш потерял какие-то земли?
— Мы больше не владеем северными степями между внутренним морем Сатрапу и большой водой, — обидевшись на бесцеремонность, сухо процедил наставник.
Хороший признак — обрадовалась Юлька, подчёркнуто виновато улыбаясь. Если осмеливается показывать обиду, значит, ученица перестала ассоциироваться с грёбанной мамашей. Стало быть, может рассчитывать на более тесные отношения.
— Абихуш потерял едва ли не половину земель, — милостиво кивнул дедуля, давая знать, что ученица прощена.
Но размеры потерь занимали Юльку меньше всего — пока. С этим она разберётся, когда доберётся до местного глобуса. Или хотя бы до карты, накаляканной на куске пергамента. Сейчас важней местная геополитика — решила не разбрасываться она и попросила:
— Почтенный, а кто теперь владеет северными землями за морем Сатрапу?
Дедуля вновь кивнул, улыбнувшись неугомонной девчонке глазами:
— Нынче там заправляют варвары, что приплыли из-за моря Апакрапу три поколения назад.
А кто ж ещё-то — усмехнулась про себя Юлька — конечно, варвары! Без этих вся история человечества вообще псу под хвост. Припёрлись — в лучших традициях жанра — из поганых земель, что лежали за непреодолимым морем Апакрапу.
Абихуши́там в голову не приходило его преодолевать. Простирается оно до горизонта, и пускай себе простирается нетронутым. Как говорится: не буди лихо, а то припрётся и жизни не даст. Но мудрая осторожность любимых детеё Бога Хуша не спасла: всё равно огреблись.
Впрочем, Юлькин наставник — а с ним и вся официальная жреческая пропаганда — признавал: варвары явились не воевать. Жалкие остатки их народа еле ноги унесли от какого-то лиха за океаном. И со всем почтением попросили отрезать им кусок земли для проживания. Желательно степи, коими изобиловали те самые северные пределы Абихуша. Зерно там растить не с руки, сады тоже плохо приживаются. А скотоводством абихушиты не злоупотребляли.
Им бы не кочевряжиться и сдать в аренду бесполезные степи. Спокойно наживаться на чужом горе — милое дело. Но у тогдашнего аби́ба наблюдался загиб в мозгах. Всё, что можно было отжать у соседей, его предшественники уже прикарманили.
Оставалось ещё немало, однако божественная Нанка Аха́рта прибрала к рукам Абихуш, и завоевательная программа забуксовала. Как не корячься, лавры великого завоевателя не светят. А тут подвернулся случай их стяжать — даже таскаться никуда не надо: всё под рукой.