— Севка, это ты?
Грубое лицо батыра мгновенно закаменело — будто в ожидании вражеского наскока. Глубоко посаженные глаза цвета надраенной красноватой бронзы вовсе утонули в подозрительном прищуре. Так смотрят мужчины, когда им до зарезу хочется, чтобы сбылось самое несбыточное. Когда они убивают даже за невинный обман — с точки зрения обманщика.
Колосс на распяленных ногах раздул ноздри, шумно выдохнул, матюгнулся и зло пробухтел по-русски:
— Ма, если это ты… То мне категорически не смешно. А если не ты… Я тебе, сопля мокрожопая, ноги повыдёргиваю! Чтобы в заблуждение не вводила.
— Тебя заблудишь, как же, — машинально отгавкалась Юлька, стекая на пол.
Ноги не держали. Невероятное, непостижимое, неповторимое везение — так просто не бывает. Хотя…
Глава 4
Я же твоё счастье?
Не зря настырные ящерки заставляли их сбиваться в кучу. Не давали расползтись, дабы переехать в «мир иной» всем семейством. Они с сыном чуток задержались «на том свете». Однако на этот попали одновременно. И «разброс попадания» оказался невелик. Во всяком случае, применительно к местности. И к единой «породе» разумных. А всё остальное…
— Ма?! — знакомо встревожился незнакомый богатырь.
Мышцы вспучились устрашающими буграми. Бугры украсились выпирающими сосудами. Казалось, вся эта махина вот-вот лопнет от натуги — гигант силился вырваться из пут. Которые — наконец-то, удосужилась разглядеть Юлька — с виду напоминали обычный канат необычного фасона. Вроде бы кожаный белый шланг. Скорей гладкая лиана толщиной в нынешнюю Юлькину руку: от нечеловеческих усилий гиганта её не сплющивало, как шланг.
Эта дрянь опутывала не всё тело Севки. Она охватывала петлями шею, обе руки и обе лодыжки. Пять несерьёзных для такого амбала петель, а шевельнуться не дают.
— Ты полегче! — невольно испугалась Юлька, когда гигант бросил заниматься ерундой и расслабился. — Пупок надорвёшь. Где его тебе купишь в этих палестинах? Они вон ещё штанов себе не изобрели. Троглодиты.
— Мозги себе купи, — выравнивая дыхание, просипел гигант.
— Да, это мой сын, — брякнула счастливая мать, вновь обретая землю под ногами.
И руки сами собой прилипли к лицу, закрывая его от Севки. Неистребимая привычка прятать от сына слёзы осталась с тех времён, когда они с Даяном бились за жизнь. Бились-бились, да не разбились. В обществе, где человек человеку людоед.
Неужели и Даяша где-то рядом? Господи! Пускай он будет рядом — с непривычным для себя отчаянием взмолилась Юлька. Как же сейчас нужна его спина — её надёжнейшее убежище. Просто свинство лишать женщину спасительной норы. Хуже, чем выгнать бедняжку из дому на мороз.
— Ма, только не начинай, — чересчур небрежно проворчал глыбообразный оболтус, будто бы в виду отсутствия проблем. — Нюни не распускай. Раз я тебя нашёл, остальное полная хрень.
— Он меня нашёл! — возвела Юлька очи горе, призывая в свидетели сводчатый каменный потолок.
— А ты, с какого перепуга сюда заползла? — спохватившись, задал сынуля резонный вопрос. — Наверняка свинтить намылилась. Ну, и чесала бы мимо.
— Тебя услыхала, — пробубнила в ладошки счастливая мать, глотая слёзы. — Как ты тут неприлично выражался на всё подземелье.
— И указал тебе верный путь к счастью, — развеселился Севка, у которого в души свалилась целая горная гряда. — Я же твоё счастье? Или у тебя и в этом направлении что-то изменилось?
— Раньше ты себя обзывал основополагающим направлением всех моих устремлений, — раздвинув пальцы, зыркнула Юлька на своё сокровище, которое не развеялось. — А сейчас просто счастьем.
— Не занудствуй, — хмыкнул Севка, придирчиво разглядывая то, во что превратили его мать. — Значит, теперь ты у нас малолетка. А чего такая дохлая? Не кормят?
— Кормят, — вздохнула Юлька. — А ты чересчур спокоен.
— Ма, ты чего? — непонимающе вытаращился красноволосый гигант. — Всё ж хорошо. Я просто знал, что ты где-то рядом.
— Знал? — засомневалась Юлька, заподозрив чадушко в браваде.
Несмотря на то, что и сама всё это время цеплялась за мысли о непременной встрече.
— Конечно, — твёрдо пробасил Севка. — Можно было сомневаться в том, что нас реально куда-то утащат. Слишком уж… фантастично. Но раз уж срослось, остальное тоже не фейк. Я жив, значит, и вы все живы. С чего мне сомневаться? Напрягало, конечно, что придётся вас искать. Но это уже мелочи.
— А собственное положение тебя не напрягало? — уточнила Юлька, оттопырив ворот наволочки и вытирая им щёки.
Наверняка развозя по лицу грязь — но, кого это волнует?
— С этим я справлюсь, — на этот раз не так уверенно заявил сынуля. — Лучше скажи, как тебя содержат. Апартаменты приличные?
— Не хуже твоих, — поднялась с пола Юлька.
Огляделась, прислушиваясь к тишине за дверью, торчащей дуплом в середине стены. И тут натолкнулась на пылкий и почти вожделеющий взгляд. Причём, вожделеющий не брутального Геракла, а именно её.
— Ты кто? — вежливо поинтересовалась на местном мурлыкающем языке у Севкиной соседки по «заседанию» в застенках.
Прежде замутнённый эмоциями материнский взор как-то обходил эту подробность стороной. А вот теперь приспело заняться обстановкой узилища — точной копией её собственного.
Девушка атлетического телосложения — как пишут в книгах — имела грубоватый, однако не лишённый привлекательности облик. Не лицо, а морда статуи колхозницы, но взгляд притягивает. Именно из-за взгляда весьма умных глаз — их ещё обзывают проницательными. У Севкиной же соседки огромные глазищи не проницали, а взламывали мозг тараном. Одно слово: Вейра.
Второй сногсшибательной подробностью была причёска узницы. Лишь обладательница попорченных скверной экологией волос способна всеобъемлюще оценить водопад золотистого великолепия, что заканчивался под коленками. Как такое носить в условиях чуть ли не первобытно-общинного строя — уму непостижимо. Интересно, у них мыло уже есть? Юльке его не приносили, а ведь она почти принцесса.
Третьей сногсшибательной подробностью был прикид. До сих пор она как-то иначе представляла себе одежду аборигенок: видела же во сне. А сторожа с наставником подтвердили попадание в приснившийся мир.
Эта девица была облечена в кожаные облегающие штаны и сексуальный топик. Вместо деревянных сланцев или беспалых сандалеток на ногах красовались настоящие сапожки. И не какой-то ширпотреб — натуральный шедевр модели «Иван-царевич»: узконосые, красные, расшитые золотом.
Юлька обернулась и придирчиво рассмотрела то, на что в порыве материнских страстей попервости не обратила внимания. Чадушко было облачено в идентичные штаны без топика: все выпуклости до неприличия рельефны. Просто срам, а не штаны — нужно менять. Царевичевы сапоги были коричневыми, тупоносыми и без украшений — но сапогами были.
Она опять вернулась к предмету изучения. Свежим взглядом отметила, что глаза женщины особого цвета тёмного золота. У всех, кого посчастливилось здесь увидеть, они чёрные. А тут сразу два уникума. И оба привязаны к месту заключения шлангами.
— Ма, это Улея, — с редким для Севки уважением отрекомендовал он по-русски. — Отличная девка. Просто шик. Явилась сюда прикончить отродье На́нки и попалась. Эта сука Ахарта хвоста на неё не пожалела.
— Масса полезной инфы, — съязвила Юлька, оценивая петли шланга на конечностях златовласки. — Тебе бы просветительские лекции читать.
— Это она! — вдруг соизволила прошипеть Вейра, прожигая Юльку взглядом, обещающим неприятности. — Мы ДОЛЖНЫ убить отродье Нанки. Любой ценой.
Ребёнок набычился. Состроил угрожающую мину на без того страхолюдной морде. К чему присовокупил многозначительное предупреждение:
— Это моя мать. Я тебе башку проломлю, если тронешь. И всем остальным тупым борцам с тёмными силами. Дебилы!
— Твоя… мать? — выпучилась на оратора обалдевшая Вейра. — Э-э-э… Такая же, как ты? Из другого мира?