- Да отморозок из молодых. Компашка - он. Тюрьма, Кикимора и Шварц, знавший все про всех на свете, отчеканил Аркаша.
- Поехали, посмотрим, где эта стрельба была.
- Десять часов.
- Тебя любовница ждет?
- Жена.
- Тогда ничего. Светка подождет...
Они взяли одного из шайки, который присутствовал при той злополучной драке.
Солнце зашло. В темноте у озера мелькали какие-то тени. Слышался женский писк и смех. Аркаша чуть не споткнулся о мирно лежащего бомжа и отвесил ему пинок:
- Под ногами путаешься!
Бомж заворчал недовольно, но тут же рассмотрел обидчика, вскочил и бросился прочь с криком:
- Менты!!!
- Узнают, - самодовольно хмыкнул Аркаша. По всем кустам зашелестело, и в разные стороны заскользили тени, будто крысы на продовольственном складе, завидев санинспектора, забиваются в щели, чтобы не нашли и не обработали ядом.
- Ну, где это было? - водя трехбатареечным тяжелым фонарем защитного цвета, спросил Павлов, луч выдирал из темноты какие-то сваи, катушки.
- Вон, в ту шину он стрельнул, - показал шпаненок на шину, лежащую у склона.
- Ну-ка, - Павлов присел рядом со старой шиной. Вытащил нож. Приподнял шину Поковырял в ней. И извлек сплющенную пулю.
На следующий день он взял бутылку водки и отправился в экспертно-криминалистический отдел. Леха - эксперт-очкарик, прибившийся в отдел после института химического машиностроения, в бутылке отнесся благосклонно. Взял пулю, положил ее под микроскоп. Сравнил с фотографиями, имевшимися после прошлого исследования.
- Поздравляю. Бомжа того, у теплоцентрали, из этого же пистолета загасили.
- Ничего себе, - присвистнул Павлов.
***
После бегства с той хаты, на которой, кстати, забыли Кикиморин плейер и несколько нужных вещей, пришлось снимать новую квартиру.
Денег пока хватало, но, естественно, хотелось больше. Шварц предложил грабануть еще пару обменников, у него уже был подготовлен длинный список. Но для этого надо было морально созреть.
Кикимора сбежала из дома, прожила на новой съемной квартире неделю, потом рассорилась с Туманом, которому отказалась чистить заляпанные грязью и неизвестно чем ботинки, он ее отхлестал по щекам, дал кулаком по ребрам бил он ее злобно, хорошо еще бог силой обделил. Обиженная, она вернулась домой, решив, что любовь умерла навсегда.
Там ее ждал теплый прием. Папанька вытащил ремень и засучил рукава.
- Только тронь! - истерично заорала Кикимора. Мать, что-то воркуя, увела отца, и тот вроде оттаял. В общем-то, он был рад, что дочь нашлась целая и невредимая и что вернулась в дом, поэтому сумел обуздать свой буйный нрав. Так что три дня Кикимора прожила спокойно.
На четвертый, естественно, она вновь поехала к Туману на съемную хату. Услышала стандартное:
- Где тебя, соска, носило?
Потом он овладел ею, как-то лениво, без интереса, но ей понравилось, и она окончательно оттаяла.
Новый плейер и очки ей купили. Она также купила себе на общаковые средства кожаные облегающие брюки, бижутерию, которой обвесилась, как елка, да еще накрасилась, как ведьма с Лысой горы. И на следующий день отправилась домой.
Это была суббота. Папаня был дома, мрачнее тучи. И, естественно, начался шторм.
- Тебя где опять носило? Ты где это шмотье накупила? На какие шиши? Сколько эти брюки стоят?
- Да ерунда. Каких-то двести баксов, - скривила пренебрежительно Кикимора.
- Двести баксов?!
- А че, деньги, что ли?
- Мы с твоей матерью за такие деньги месяц на заводе корячимся! А ей не деньги! Сумочки эти! Это барахло, - он вытряхнул сумку, на пол посыпались безделушки, косметика, очки, плейер. - Это что?
- Подарили.
- Кто?
- Заработала!
- Где?! - заорал отец, снова встряхивая сумочку - из нее все сыпался какой-то мусор, потом вылетело несколько стодолларовых купюр - достались ей после налета на тот обменник.
Папашка взял купюры.
- Ты где это взяла?
- Там больше нет, - огрызнулась Кикимора.
- Ты... Ты шлюха. На панели стоишь, да? Шалава трассовая!.. Ох, - он схватился за голову. - Я матери говорил. А она - нет, нет... Шлюха. Хрен у негров сосешь за эти баксы, да?!
Он налетел, несколько раз ударил по щекам, начал трясти за плечи.
- Я всю жизнь корячился, вас поднимал. Чтобы дочь в шлюхи пошла!
От него разило перегаром и чесноком. Руки у него были мозолистые, сильные, железные, и стискивал он ими, как тисками, было очень больно.
- Отпусти! - заорала Кикимора. Он толкнул ее.
- Моя дочь - шлюха! Вон!
- Козел, - бросила она.
- Что? На отца?