Первой в окошко прилетела, естественно панама. Следом за ней посадочная карточка. Вот что значит, вежливость.
Я, как честный гражданин, хоть и не имеющий официального статуса, бросил в кассовое окошко пачку брюликов. Как раз столько, сколько стоит билет до российской области. За минусом стоимости помятой панамы, естественно. А кто знает, сколько стоит моя выцветавшая под многочисленными солнцами панама, тот не удивиться узнав, что купил я билет практически за бесценок.
Естественно, ни о каких полетных удобствах речи не шло. Добрая душа выдала мне билет в автоматический почтовый челнок. Груда железа, способная перевозить исключительно тюки с почтовыми дискетами. Но нам, охотникам, не привыкать. Летал в кораблях и похуже.
Устроившись в самом безопасном месте челнока, в спасательной шлюпке, я обнял контейнер и закрыл глаза. Лучший способ перенести неприятный полет, это проспать его. В случае чего, совершенно моментальная смерть. Это если не сработает спасательная программа. А если и сработает, то ничуть не лучше. Не станут же, в самом деле, организовывать спасательную команду ради одного человека. Тем более, что этот человек не гражданин. А всего лишь урод.
Таких, как я, называют уродами. Не замечают на улицах. А если и замечают, стараются поскорее отвести глаза. По возможности, перейти на другую сторону, пересесть на другое место. Лишь бы мы, уроды, не смогли заметить в глазах внезапного страха и неприязни.
Смущаются, делают вид, что их интересует какого цвета небо. А оно всегда серого цвета, это неприветливое небо Земли. Всегда серого. Как и их глаза. Как и их мысли.
Мы не обижаемся. Мы привыкли. Земля и ее серое небо, всегда были неприветливы к нам, к уродам.
В древней Спарте нас сбрасывали со скал. В средние века сжигали на кострах. Чуть позже, стыдливо прятали за толстыми стенами больничных казематов. Так было всегда. Тысячу лет назад, две тысячи лет назад. И даже те последние несколько сот лет, когда Земля нашла во Вселенной формы гораздо уродливее нас. Но каракули ребенка навсегда останутся каракулями, тогда как мазня взрослого человека может стать искусством. Мы, уроды, остались для человечества детскими каракулями, с которыми просто приходится мириться. Потому, что мы уроды.
Вступление.
Мокрая. Сырая. Противная. Только так можно охарактеризовать планету, на которой мне предстояло выполнить последний, весьма секретный и очень сложный контракт. В данном определении нет ничего особенного. Во вселенной достаточно мало планет, которые на все сто процентов покрыты водой. Ближайшая твердая поверхность находилась на глубине четыреста метров от поверхности стопроцентного океана.
Согласно пояснительной записки заказчика, в толщах воды меня могло ожидать все, что угодно. Начиная от неприятностей, и заканчивая неожиданностями. С высоты бреющего полета челнока я ясно различал, как поверхность планеты буквально бурлит от переполнявших ее страстей и голодных водообразных. И лезть, вернее нырять в глубину, мне совершенно не хотелось.
Однако, существует такие понятия, как долг и честь.
Долг предписывал четко и без фокусов выполнить все пункты подписанного мною же контракта. А именно. Найти, поймать и доставить в целости и сохранности в определенное место определенному человеку весьма редкий, если не сказать единственный, экземпляр бабочки, которая обитает только на данной планете, только в данной среде, и только среди мерзостных и голодных существ.
Конечно, я мог бы легко плюнуть с высоты летящего над поверхностью планеты челнока на все эти требования. В том числе и на заказчика вместе с его дурной бабочкой. Но, существовала еще и честь. А для профессионала, коим я имел честь считать себя, бегство от трудностей не является правильным решением.
Заказчик, не станем называть по имени первого секретаря французской области, в строго конфиденциальной обстановке заявил, что все, ранее предпринимавшиеся попытки достать объект, успехом не увенчались. Четыре экспедиции, отправившиеся на поиски, не вернулись. Следующие три вернулись, но в разобранном состоянии.
При обсуждении контракта заказчик убеждал меня, что я отправляюсь в райское место, где всегда светит местное солнышко, где теплая водичка и все такое. Однако, заказчик почему-то забыл упомянуть о том, что обитатели стопроцентного океана не слишком рады гостям, и что у меня практически нет шансов вернуться домой живым. Хоть с объектом, хоть без него.
Но честь…. Честь охотника за бабочками заставила меня поверить лживым словам и тем самым, очевидно, подписаться под собственной смертью.
Совершив с десяток витков вокруг стопроцентной водяной планеты, я убедился в том, что она, действительно, стопроцентная. Ни одного, даже самого крошечного, клочка суши, куда можно было бы приземлиться. О приводнении речи не шло. Конструкция прогулочного челнока, который я одолжил в службе проката, естественно, под вымышленной фамилией, не предусматривала посадку в жидкостные среды. Зато она предусматривала массу других возможностей.
Например, в данную минуту встроенный гид-зараза, описывал гнусавым голосом достопримечательности планеты, которая входила в знаменитое Смертельное Кольцо.
«Вы только посмотрите на этот прекрасный закат…! Вы только полюбуйтесь, как мерцает бесконечная гладь океана…! С вас дополнительно сто брюликов за то, что вы все еще живы…!»
И не заткнуть. Прогулочные челноки устроены таким образом, что при выходе из стоя гида-информатора, взрывается и сам прогулочный челнок. Недоработка техников, которую они обещали исправить еще в прошлом столетии и так и не исправили. Хорошо, что я знал об этой особенности. А ведь бывали случаи, когда любители поглазеть на планеты Смертельного Кольца, ломиками затыкали гида. И заканчивали путешествие, свалившись в бешеном штопоре на поверхность той или иной негостеприимной планеты.
— Любезный, а не могли бы вы на минутку остановиться в данной точке пространства, — к гиду-убийце только так. Иначе может обидеться и заткнуться. Со всеми вытекающими последствиями, — Я хочу полюбоваться серебристым росчерком упавшего в гладь океана метеорита.
У меня есть немного времени. Пока гид-тупица сообразит, где серебристый росчерк, а где вымышленный метеор, я спущусь на поверхность. Главное, как можно быстрее, пока гид занят размышлениями, покинуть челнок.
Никакого тяжелого снаряжения. Только легкий водолазный слюнявчик, механические ласты, складной контейнер для объекта и проверенный в работе ножик. И самое главное, плавки с вшитыми отделениями для ножа, документов, наличности, аварийного буйка, резиновой лодки и запасным насосом. Остальное снаряжение болтается на шее. Фонарик, и ключ от банковского сейфа в Национальном Земном банке.
Расковырять обшивку в районе запасного выхода не составило труда. Прогулочные челноки изготавливаются с минимальным запасом прочности. Только-только сохранить спекшееся тело путешественника в узнаваемом состоянии для предъявления родственникам. Вот мол, так и так. Компания из-за вашего оболтуса понесла невосполнимые потери и с вас за испорченное оборудование кругленькая сумма брюликов. Плюс десять процентов за нарушение железно-уранового баланса планеты.
Через входной люк тоже нельзя. Гид-дурак оценит это, как вмешательство в его частную жизнь и включит таймер самоуничтожения. А в таймере том всего два деления. Начало отсчета и конец отсчета. Даже не высморкаться как следует перед смертью.
Прорезанное ножиком отверстие достаточно, чтобы втиснуться в него вперед головой. Что я и сделал, предварительно впихнув вперед себя заранее припасенное пластмассовое ведро с контраргументами против здешней фауны.
Повиснув на пальцах ног, я напялил на лицо водолазный слюнявчик, проверил в последний раз двадцатиминутный запас кислорода и перевернул пластмассовое ведро.
Бедные элитные рыбки. Плавали бы вы сейчас спокойно в аквариуме гостиницы, если бы не коварный охотник за бабочками. Но не ваша вина, что отдельные представители бабочкообразных, вместо того чтобы спокойно порхать над цветами, шляются в бескрайних глубинах стопроцентного океана. Надеюсь, вы погибните с мыслью, что полностью выполнили свой гражданский рыбий долг.
Бедные элитные рыбки количеством двадцать восемь штук, преждевременно радостно вильнув хвостами, скрылись в воде. Практически сразу же на поверхности образовались многочисленные буруны вперемешку со здоровенными плавниками и челюстями. Некоторое время рыбки оказывали достойное сопротивление, но численное преимущество оказалось не на их стороне. Гладь стопроцентного океана успокоилась, навеки утопив в себе тайну исчезновения бесценных гостиничных рыбок.
Пора. Охотникам за бабочками нельзя долго проливать слезы. Рыбок, конечно, жалко, но себя еще жальче. Подумать страшно, какой урон местной фауне смог бы нанести я, если бы прыгнул без предварительной подготовки. А так, все формальности соблюдены, хищники в меру возможности накормлены, можно и делом заняться. Только настроить дыхание, и в путь.
— Несанкционированный выход! — истошно завопил гид в глубинах обманутого челнока. Они всегда так орут, если им что-то не нравиться, — Бактериальная атака! Немедленное уничтожение корабля!
От неожиданности я даже не успел дыхание настроить. Сиганул вниз как был, с дурацкой прощальной ухмылкой и скупой слезой на щеке. Выразиться на прощание не успел. Впрочем, гид без всякого сомнения и так знал, что я о нем думаю. Потому, как рванул не дожидаясь начального отсчета.
Взрывная атомная волна уткнулась мне в спину, придала дополнительное ускорение и я, красиво, и не побоюсь этого слова, без брызг, плавно врезался в воду стопроцентного океана.
В первое же мгновение все чуть было не пошло насмарку. Тесемка на универсальных плавках не была рассчитана на большие перегрузки и чуть было не лопнула. Хорошо еще, что я вчера усилил ее на титановым жгутом. Словно чувствовал, что может все пойти наперекосяк.
Поддергивая одной рукой сползающие универсальные плавки, второй прижимая к груди контейнер, я быстро заработал ножками, устремляясь в бездонные черные пучины стопроцентного океана. Над головой что-то бабахнуло. Это искореженная взрывом масса челнока изрешетила гладь океана, оказав мне последнюю услугу. На несколько минут все взрослое население близко прилегающих вод занялось осмотром плавящихся и шипящих кусков металла, не обращая на меня никакого внимания.
Двадцать минут для настоящего охотника за бабочками почти вечность. За двадцать минут можно сделать многое, если не все. Но это справедливо только на твердой поверхности. Когда над головой радостно светит солнышко, или, в крайнем случае, белый карлик.
А здесь, в сырой среде, где и света то нормального кроме фонарика нет, время движется неумолимо стремительно. В минуты погружения на ум приходят слова одного очень старого конферансье о том, что время в жидкости относительно. Человек, стоящий на суше успевает скурить одну сигару, в то время как человек в воде не успевает раскурить даже одной.
Местная фауна и флора, в лице многочисленных бездумных и возможно думных представителей, как малых, так и весьма крупных форм, уже одумалось и перестав глодать невкусные остатки некогда разговорчивого челнока, обратили взоры свои на мою скромную персону.
Находясь на глубине порядка ста восемнадцати метров сработал датчик голодности, зашитый в правое заднее отделение универсальных плавок. Данный датчик реагирует на уровень выделяемых любыми существами желудочного сока, и в настоящий момент его просто закаливало, что без преувеличения сказать, влияло на постоянную скорость пловца. Меня, то есть.
Если предчувствия меня не обманывают, а они меня никогда и ни за что не посмеют обмануть, то до первого укуса меня отделяет всего несколько секунд. Возможно даже меньше.
Вода за спиной жутко забурлила от многочисленности живности, датчик голодности зашалил и вышел из строя, и я, сжимая со всей силы зубами ниточку, которая связывала меня с воздушным миром, дернул за основное кольцо.
Мое личное изобретение. Иллюзаптор Сергеева. Запатентовано. И изготовлено в единственном числе для меня и специально для таких вот неприятных случаев.
Боковые контейнеры водолазного сопливчика открылись. Из них вылезло пара трубок. Из которых, строго перпендикулярно моему движению, выстрелило двумя головастиками. Гадостная штука, должен признаться. Воняют так, словно жарят здоровенную тушу коричневой акулы. Вкусно и аппетитно. Но на вкус головастики жутко ядовиты. Не завидую тем, кто покуситься на их головастую жизнь.
Кто бы меня видел в сей прекрасный момент. Я, словно древнерусский герой Ихтиандр, погружался все глубже и глубже. А по сторонам от меня отстреливались ядовитые головастики, наполняющие окружающие воды обалденным запахом жареного мяса. И кто бы видел, какая драка происходила из-за головастиков. На меня, естественно, ноль внимания. Что и требовалось.
Я достиг глубоководных пещер за максимально рекордное время. Шесть минут сорок восемь секунд. До меня с такой скоростью на дно не погружался никто. Впрочем, до меня вообще никто сюда не погружался. Включая глупых прожорливых тварей. Потому, как жутко опасно и смертельно. Я бы тоже не стал жизнью рисковать, но контракт есть контракт. Это его пункты, заканчивающиеся суммой со многими нулями гнали меня в глубину.
Следующим пунктом плана было возможно быстрое обнаружение самого объекта, ради которого я рисковал не только своей жизнью, но и жизнью украденных в гостиничном холле золотых рыбок, а также головастиков.
Это только любитель, который даже не нюхал дыма сгоревшей опреснительной установки, думает, что отыскать на стопроцентной планете редкий экземпляр бабочки раз плюнуть. Это не так. Достаточно непросто найти в океане гидронасекомое размером с небольшой космический корабль. Тем более на глубине, куда не проникает свет от здешнего солнца. Можно проплутать среди подводных скал всю жизнь и не найти ничего.
Целой жизни у меня не было. Согласно встроенным в водолазный сопливчик приборам кислорода оставалось минут на десять. Поэтому я не стал предаваться долгим размышлениям и сразу же окунулся в образном смысле в работу.