Аккумуляторный завод, на котором предстоит сегодня работать Грише, на самой окраине города. Так что моя «вольвочка» весьма кстати.
Я плавно торможу у длинного серого здания с огромным выцветшим лозунгом по всему фасаду: «Да здравствует рынок и демократия!» Гриша, достав из багажника закрытый на два цифровых замка кейс, исчезает за стеклянной дверью. Дискеты с программами, которыми набит чемоданчик, — не единственное оружие охотника. С некоторых пор в число обязательного снаряжения вошел, например, инъектор, спрятанный у каждого из нас в маленькой кобуре под мышкой. Выдали их нам полтора года назад, после случая в Одессе. Охота на вирусов, как и всякая другая охота, — дело небезопасное. Ищешь лисью нору, а попадешь в волчье логово… Именно это и произошло в «Жемчужине у моря». Выслеживая вирусогена, Вася Петухов вышел на незарегистрированный «Нестор», хитроумно подключенный к «еэске» центральной сберкассы. Как потом выяснилось, лихие ребята полтора месяца снимали со своих многочисленных счетов небольшие суммы денег. Итого — до пяти тысяч ежедневно. В течение суток эти счета пополнялись по принципу «с миру по нитке — голому рубаха». Программка была составлена столь изящно, что целых полтора месяца никто ничего не замечал. Да и Вася вышел на них совершенно нечаянно, иначе бы он так не подставился. Труп его нашли только на третьи сутки. А нам через месяц выдали инъекторы с парализующей жидкостью. Против пистолета эта штука, конечно, слабовата. Но при встрече с вооруженным лишь холодным оружием противником достаточно эффективна. Гриша один раз уже это продемонстрировал. При его астеническом телосложении такая игрушка, конечно, весьма полезна. Но лично я больше полагаюсь на эластичность мышц и быстроту реакции. Чтобы пустить в ход инъектор, нужно полторы секунды. А для удара без замаха — чуть ли не вдвое меньше.
Возле ГИВЦа — городского информационно-вычислительного центра — отличная автостоянка. Полупустая! В Москве такую днем с огнем не найдешь, а ночью и подавно! Все-таки жизнь в провинции имеет свои преимущества. Особенно теперь, когда почти повсюду есть колбаса. А иногда даже и сосиски.
Припарковав машину и тщательно заперев дверцы, я поднимаюсь на высокое крыльцо. Чуть ли не из всех окон безвкусного, хотя и с претензией на современность, здания торчат уродливые коробки кондиционеров. Бакинские, старая модель. Стандартные стеклянные двери, нелепо изогнутый козырек над ними. Вахтер долго мусолит пропуск Управления, подозрительно сверяя фотографию с моей физиономией. Наконец, зевая в рыжие прокуренные усы, возвращает красную книжечку и начинает бестолково объяснять, как найти кабинет директора. Мне, в общем-то, директор не нужен. Но без его разрешения трудно будет попасть в машзал — даже с моей красной книжечкой. А мне обязательно нужно посмотреть на безумствующие машины самому. Я еще не знаю, зачем. Компьютер, а тем более целый хоровод их — это не автомобиль, в котором по едва заметному стуку или изменению «голоса» мотора опытный механик может определить, в чем загвоздка — в коленвале или коробке скоростей. И все же…
Кабинет директора оказался закрытым. Начальник смены, немолодая миловидная женщина с кроваво-красными губами, едва взглянув на мои пропуск и предписание, объясняет:
— Михаила Олеговича срочно вызвали в исполком. Он просил извиниться за него и оказать вам всяческое содействие.
Ага, это Виталий Петрович позаботился о режиме наибольшего благоприятствования. Да и пропуск Управления кое-что значит.
— Я хотел бы познакомиться с техдокументацией вашей компьютерной сети. Состав, топология, версия операционной системы и так далее.
— К сожалению, — виновато улыбается Евгения Федоровна, — все это закрыто в сейфе у Михаила Олеговича, а сейф заперт в кабинете.
— Ого! Спрятано понадежнее, чем смерть Кощея Бессмертного!
— В соответствии с инструкцией, — оправдывается начальница смены. — В порядке компенсации могу показать вам наш парк.
Отлично. Психологический контакт установлен. В моей профессии это немаловажный фактор. Иногда одна-две улыбки и пара незатейливых острот дают больше, чем сутки напряженной работы. А с этой молодящейся женщиной оказалось еще проще. Один-единственный по-мужски заинтересованный взгляд — и она уже угадывает мои тайные желания.
Вместе с Евгенией Федоровной мы наблюдаем, как монтажники заканчивают прокладку оптических кабелей «Невода», любуемся стопкой дисков с новым программным обеспечением и, наконец, осматриваем машинный зал. Два «Эльбруса-восьмых», две больших «еэски», полдюжины «эсэмок». И даже зачем-то пара «Нейронов». Не старинных персоналок, выпущенных в конце восьмидесятых, а перехвативших это название мастодонтов с нейроноподобной структурой логических элементов.
Ну что же, вполне приличный парк. Есть где погулять вирусогену.
Через десять минут, поблагодарив Евгению Федоровну и получив в ответ очаровательную кроваво-красную улыбку, я уже сижу в дисплейном классе перед роскошным терминалом. «Винчестер», два гибких, сменный оптический диск, отличный монитор с контрастным экраном… Компьютерный рай.
Я открываю цифровые замки на крышке своего объемистого кейса и вынимаю дискеты с вирус-детекторами.
Программы-убийцы, подобно хищным птицам, одна за другой срываются с моего терминала, бит за битом проверяя ячейки памяти компьютеров. И через некоторое время возвращаются, не неся в когтях никакой добычи. Видимо, придется вылавливать эту нечисть по контрольным суммам или размеру. Соответствующее программное обеспечение у меня, конечно, тоже есть. Но пускать его в дело лучше в период минимальной загрузки машин, то есть — ночью. А пока продолжим соколиную охоту. Любимейшее, после турнирных боев, занятие средневековых рыцарей. И тоже — небезопасное. Ведь каждую секунду из какого-нибудь малозаметного овражка «операционки» или объектной библиотеки может показаться голова огнедышащего дракона. И тогда…
Кто-то, незаметно подкравшись сзади, наклоняется над моим плечом, и я вздрагиваю от испуга.
— Михаил Олегович уже пришел, — тихо говорит Евгения Федоровна заново накрашенными кроваво-красными губами. Я поспешно встаю. Кажется, я понравился этой вампирше. Наверное, потому, что у меня кровь первой группы.
На директора, высокого сухощавого мужчину с прокуренными усами — точно такими же, как у вахтера! — моя красная книжица действие произвела магическое. Он сразу же стал ниже ростом, засуетился, и даже кончики усов его выразили неописуемый восторг по поводу визита инспектора. Как хвост у собаки. В предписании, естественно, умалчивалось об истинной цели моего прибытия. Наивная предосторожность. Вирусогены прекрасно знают имена охотников. А лучших из нас — и визуально. Сему Малышева убили в Ростове на другой день после прибытия. И за двое суток успели замести все следы. Так до сих пор и неизвестно, что за вирус был там сотворен и с какой целью. А самое главное — кем.
— Говорят, вчера у нас уже был инспектор Управления, — осторожно полуутверждает, полуспрашивает Михаил Олегович. — Я, правда, временно отсутствовал, поэтому…
— Григорий Андреевич — специалист по болтам, а я — по гайкам, — поясняю я, принимая папки с документацией. — А в память «Эллипса» описание не введено?
— Введено-то введено… Только вот изменения, насколько я помню, внесены не все. Последний инцидент так точно не отражен. Все равно ведь придется скоро демонтировать, — оправдывается Михаил Олегович.
— Далеко не все, — холодно поправляю я.
— Кабель, который перебили в последний раз, в «Неводе» задействован не будет. Вот мы и не стали… лишнюю работу… Как нам тогда казалось, — поспешно добавляет директор, наткнувшись на мой удивленный взгляд.
Интересно, интересно. И Гриша мне ничего об этом не сказал. Не знал, что ли? В Управлении переполох, Витек готов подозревать самое худшее, а здесь — просто авария на линии связи… Протокол обмена в «кольце», естественно, поменяли, но где-то допустили ошибку. Вот и получился «эффект веника».
Я облегченно улыбаюсь. Это Гриша на всех страху нагнал. Все-таки ему еще рано самостоятельно охотиться. Только услышал шорох в кустах, и сразу в панику: медведь! А на самом деле…
Где-то крыса перегрызла кабель. Система переключилась на резервный. Его зацепил пьяный экскаваторщик. На складе кабеля не оказалось. Вообще-то он есть, и много, но не тот, который нужен. А нужный сняли с производства. И трубы все переполнены, а рыть новую траншею нечем: экскаватор сломался. И денег нет. Какой там бюджет у горсовета… И наверняка нашелся талантливый системщик, взявшийся за две-три недели перестроить обмен в сети так, чтобы можно было обойтись без оборванного кабеля. Превратить «кольцо» в «серп». Кого-кого, а талантливых инженеров у нас хватает. Трезвых экскаваторщиков — явно меньше. И если бы не ошибочка… Маленькая такая, в одном слове из многих тысяч… Как в свое время в команде, переданной на «Фобос-один»…
— А что с ним случилось, с кабелем-то? — спрашиваю я, все еще улыбаясь.
Михаил Олегович, чувствуя, что настроение мое по непонятным причинам улучшилось, улыбается в ответ.
— Ну что с ним могло случиться? Линия связи была проложена с небольшими отклонениями от проекта. Один смотровой колодец перенесли на десяток метров в сторону да и сделали его… тяп-ляп. Поэтому, когда в центральной котельной заснул дежурный и в трубах поднялось давление… В общем, этот колодец залило горячей водой. Стоял-то он не на месте! Его, конечно, быстро осушили, но разъединять оптические соединители не стали — понадеялись на их герметичность. И напрасно. Через месяц из-за коррозии все восемь каналов вышли из строя. Привезли запасной кабель, но сразу проложить не успели, а ночью у него конец отрубили, метров пятьдесят. То ли шланговая оболочка кому-то приглянулась огород поливать, то ли пацанам на дубинки понадобился. Кабель стал короток, а нарастить нечем да и нельзя: муфта в трубу не пролезет. И купить негде. Его, оказывается, два года назад с производства сняли. А к тому, что выпускается взамен, старые оптические соединители не подходят. А чтобы новые использовать, нужно проект откорректировать. А институт, который…
— Достаточно. И тогда вы решили…
— Есть тут у нас один способный системный программист, Петр Васильевич Пеночкин. Вернее, не у нас, а на «Микротехнологии». Большой энтузиаст компьютерных сетей. Он-то и предложил изменить протокол обмена так, чтобы резервный вариант мог стать основным. Ну, то есть постоянно работать с разомкнутым кольцом. Скорость обмена падает на чуть-чуть, а выигрыш времени получается солидный…
Выложив самый сильный аргумент в пользу своей бездеятельности, директор замолкает.
— И как, удалось вам?
— Вполне! — снова оживляется Михаил Олегович. — Все задачи решаем в срок, у заказчиков — никаких претензий.
Ага. Значит, никаких. Интересно. А может, и приступов по ночам никаких нет? И Грише все это приснилось?
— Когда залило кабель?
— Чуть больше полугода тому назад.
— И до сих пор «Эллипс» разомкнут? И даже изменения в документации не все отражены? — укоризненно спрашиваю я.
— Откорректированный проект ждем со дня на день.
— Можете уже не ждать. Поскольку в «Неводе» оборванный кабель не используется, — жестко говорю я. — Но это, насколько я понимаю, не снимает с вас ответственности. Полгода работаете в нештатном режиме и до сих пор не удосужились поставить об этом в известность Управление… Вам придется представить по данному вопросу объяснительную записку.
Кончики усов директора перестают радостно вилять и уныло повисают. Спросить у него про «эпилепсию» сейчас или при следующей встрече? Судя по всему, этого не избежать.
— Впрочем, назовем ее пока докладной. Подробно изложите все ваши действия. Куда обращались, что вам отвечали, и так далее. И как, проявив находчивость, временно вышли из положения, — смягчаю я тон. Кончики усов Михаила Олеговича тут же воинственно задираются вверх.
— Да, решение проблемы оказалось весьма нетривиальным, — с гордостью говорит он.
Это для кого как. Для меня, кажется, совсем наоборот. Значит, Петр Васильевич Пеночкин — кстати, уж не наш ли это Петя? — отладил работу сети в нештатном режиме, им перестало припекать, и начался вялый обмен бумагами с поставщиком кабеля и проектной организацией, копия — в Комитет. Клерк в Комитете исправно подшивал письма в соответствующее дело, палец о палец не ударяя, чтобы помочь… «Караул» ведь не кричат — значит, можно спать спокойно. А и кричали бы — что с того? У клерков бессонницы не бывает…
Да, но почему директор молчит о приступах? Что-то тут все-таки нечисто. Хорошо, если он просто пытается скрыть еще один вопиющий пример собственной бездеятельности. Вызванной, очень даже может быть, некомпетентностью. А если дело все-таки не в ошибке? И под носом у директора действительно отрабатывают опаснейшую версию вируса? При его молчаливом попустительстве и, быть может, даже участии? Нет, рано мне успокаиваться. Я должен сам пронаблюдать приступ. А уж потом задать разящий вопрос директору.
— А теперь мне хотелось бы подробнее ознакомиться с документацией. Где тут у вас можно приземлиться?
— В кабинете у зама, не возражаете? Он сейчас в отпуске, и вас никто не потревожит. Можно и у меня, конечно, но здесь вам будут мешать. Посетители, заказчики, звонки… Телефон не умолкает целый день.