- У царя Мидаса- ослиные уши!
- Да что вы! А у Киевского князя бородавка на носу!
- Вот он, Витязь! - указал де Греби на сгорбленного старика. Тот сидел не то на тигровой шкуре, давшей ему такое грозное имя, не то на матрасе.
Гаврила хотел, было удивиться.
Витязя в тигровой шкуре он представлял себе как-то иначе, но едва открыл рот, что бы сообщить об этом маркизу, как увидел свою тень.
Он сразу узнал ее, хотя и не видел ее лет 20.
- О! Тень моя! - радостно завопил герой.
Тень вздрогнула, попыталась съежиться, но среди приведений она была заметна, как мужик в женской бане. Она дернулась в одну сторону, в другую, но Гаврила вцепился в нее глазами и не выпускал.
- Что вы стоите как столб? Вставайте ей на ноги, наступите на нее!прошипел граф ему в ухо, но Гаврила не слышал своего благородного спутника. Граф с удовольствием ущипнул бы Гаврила, но это, увы. Было выше его возможностей. Пожирая свою тень глазами, он сказал.
- Тень моя! Вернись ко мне! Нехорошо, когда тень уходит от человека.
-Да- согласилась тень- А зачем ты обижал меня?
Гаврила переступил с ноги на ногу.
Сказать в ответ ему было нечего, но нужные слова пришли сами собой.
- Я больше не буду.
Вокруг них облаками конденсировались привидения. Слух о том, что в замок проник человек, и человек не простой быстро облетел руины. Мешая разговору, между ним и тенью вклинился маркиз. Гаврила шагнул в сторону, что бы видеть тень.
Тогда между тенью и им вклинился граф. Гаврила опять шагнул не в силах оторвать взгляд от тени.
Теперь он стоял напротив нее. Граф показал маркизу большой палец.
- Спешите. Магистр не будет ждать и начнет свое выступление. Тогда все пропало.
От этих слов очнулся Гаврила.
-Вернись ко мне, тень! Я знаю, я уверен, что нам обоим плохо друг без друга. Мне грозит смерть, а вместе со мной умрешь и ты. Но если мы снова соединимся, то спасем себя! Князь полюбит нас. Стань же тенью великого война Гаврилы Масленникова!
Слова выскакивали из него словно языки пламени. В зале стало тихо.
Было слышно, как прожужжал где-то рядом призрак комара.
-Тутркр!- заорал сзади графПрилипни, тень!
Тень скорчилась. Перестав быть самостоятельным существом, она упала у ног Гаврила, судорожно меняя форму.
Гаврила опустился на корточки. Тень скорчилась, повторив его движения.
Он прикоснулся к ней рукой, не веря, что все позади. Нагретый за день камень изучал тепло, но Гавриле казалось, что тень греет его своим теплом. Он оглянулся, призывая столпившихся возле него духов в свидетели.
- Клянусь, что отныне буду всегда смотреть на тебя!
Слова его заметались между колоннами и вылетели в небо, прямо в уши Светлых Богов. И в этот момент тень пропала. По залу пронеслось что-то вроде общего вздоха. Гаврила оглянулся. Зал был пуст. Вместе с привидениями пропал и свет. В страхе Гаврила выскочил во двор замка. Лунный свет облил его, наградив тенью. Несколько секунд Гаврила смотрел на нее, а потом, раскинув руки, упал на песок и уснул.
Ранним утром, когда солнце еще не осветило землю, он поднялся на ноги.
Тень послушно скорчившись лежала у его ног. Прищурив глаза, Гаврила оглядел розовеющий горизонт. Он улыбнулся и пошел спиной к солнцу.
Навстречу ему.
С тех пор прошло много лет. Гаврила как ходил, так и ходит.
Только одна мысль беспокоит его.
Может быть Ярило обидится за то, что он ходит спиной к Солнцу нему и погасит его?
Гибель Помпей
Вы наверное думаете, что Ирокезовы погибли при разрушении Фудзиямы? Ведь взрыв был силгн, и много месяцев крестьяне убирали многотонные осколки камней и гранат, но Ирокезовы не погибли. Чудом уцелев под ливнем осколков, они покинули разрушенную гору Фудзи, которую после этого стали называть в народе Фудзи-Яма ...
Ирокезов-старший долго ворочался на свогм ложе без сна. Вернувшись из дальнего похода, он первым делом принес жертву Зевсу-Олимпийцу, справедливо полагая, что если б не Зевс, то могло бы быть еще хуже.
Неудачи преследовали его уже вторую неделю. Легкие на подъгм и быстрые на ходу они уверенно шли за ним, успевая проникать в самые неожиданные места - от солдатского нужника, до ставки Главнокомандующего, а теперь еще и это ...
Холода в городе наступили внезапно.
Лютый холод сковал реку и заставил жителей забиться в дома. Но хуже всего, конечно, было то, что замгрзла акватория порта, подвоз хлеба из Африки прекратился, и призрак голода встал над городом. Даже специальные ледокольные триремы, вызванные из Сиракуз, не смогли пробиться к угасавшему полису. Жизнь в Помпеях замирала, и не было, казалось, силы, способной вернуть ее к жизни.
Утром Ирокезову старшему вручили депешу.
Круглая печать на витом шнуре с изображением совы, свидетельствовала о принадлежности ее к императорской канцелярии. Император желал видеть Ирокезова-старшего. Запахнувшись в хитон, цвета хаки, народный герой явился на зов.
Уже подходя к Большому Залу он почувствовал лггкое беспокойство. Неприятности были рядом. С этим ощущением в душе он оттолкнул тяжелые створки.
Император сидел, как и всегда около окна, рядом с батареей вулканического отопления, исходящей последними крохами тепла и разглядывая город. Вокруг него, не спеша, сознавая свою безнаказанность, бродили мелкие неприятности. Иногда кто-то из них останавливался и гадил прямо на пол, а иногда, промахиваясь, на ковгр персидской работы.
- Твои? - не скрывая досады, спросил император.
- Мои - ответил Ирокезов и пнул одну из неприятностей ногой. Она заскулила и отбежала к дальней стене. Оба они, и император и Ирокезов-старший несколько секунд наблюдали за тем, как она, меняя цвет, сливается с настенной мозаикой.
- Я тебя, сам знаешь, как люблю. Но такого терпеть не намерен.
Верхняя губа императора брезгливо вздернулась наверх.
- Мало мне разве своих?