102993.fb2
— Распрягайся и заходи. Внутри — лягай сразу, — дал последнюю «овцу»' блаженный Никита н выскочил на свежий воздух, а Краев, наконец-то оставленный в покое, с трудом поборол искушение лечь прямо здесь, свернуться зародышем и умереть. На автопилоте скинул с себя барахло, вслепую нащупал низкую дверь... упал на полок...
Ему было даже не особенно интересно, что ждало • его дальше. Ну, появятся сейчас черти, подумаешь, эка важность. Ну, сожрут его, сварят, изжарят, четвертуют, смелют на фарш... Плевать, уже совсем не страшно, скорей бы только всё кончилось.
А потом в парном скороварочном полумраке он вдруг увидел Оксану. «Ох) Трусы-то надо было оставить...» — мелькнула идиотская мысль. Гэбэш- ница Оксана стояла босая и простоволосая, в короткой рубахе по колено. Да не в развратной какой импортной комбинашке — рубаха, прилипшая к телу, была из домотканой холстины, до изумления целомудренная и строгая.
«Глюки,— очень тихо подумал Краев. — Если это ад, то откуда она здесь взялась?..»
Он глупо улыбнулся и всё-таки собрался всерьёз помереть, но тут наваждение подошло вплотную, уставилось в глаза и, не обращая внимания на его беспомопшую наготу, положило на лоб не по-женски сильную руку... А потом Оксана принялась мять, ощупывать, выглаживать, простукивать
' Особо Важные Ценные Указания.
больную голову, будто проверяя на спелость арбуз. Казалось, её пальцы залезали внутрь, бережно касались мозга, что-то там выискивали... а найдя — выковыривали, выдирали, выкручивали без всякой пощады.
И всё это молча, сосредоточенно, страшно, с гримасой жуткого напряжения на губах...
А уж больно-то как...
«Привет, Оксана», — хотел было он сказать в момент просветления, но губы не подчинились. Тело больше не принадлежало ему, чужая незримая воля держала его, как в сетях. Краев мог только думать и наблюдать — да и то еле-еле.
В какой-то момент он увидел вдруг у Оксаны на груди родинку и сумел даже обрадоваться. Хотя от боли толком не понимал, как ещё жив.
— Сядь! — точно хлыстом стегнул повелительный окрик.
Краев с хрустом сжал зубы, подчинился, близко увидел её лицо и понял, что это была всё-таки не Оксана. Вернее, Оксана но... в некоторой другой испостаси. Такой она могла бы стать, живи она не в душной цивилизации, а лет этак тысячу с лишком назад. Не подполковник Варенцова, а ведьма, лесная воительница, жрица древних Богов. Необузданная, естественная и невыразимо прекрасная...
И всё равно — такая знакомая и родная...
— Замри! — последовала новая команда, чужие пачьцы отпустили измученный мозг... и на несчастную голову Краева стали намазывать какую-то слизь. Обжигающе горячую, неописуемо вонючую.
Щедро, от души — деревянной лопаточкой из глиняного горшка. Слизь пенилась, пузырилась, исходила вонью и... быстро застывала, как гипс.
Когда незатронутыми остались только глаза, Оксана перестала намазывать и низким распевным голосом завела:
Во чистом поли-и-и лежит камниш ш ию...
На камниш-ше том рыжий котиш-ш-шо...
Котиш-шо вот с таким большущим зубиш-ш-шом...
Вот с таким железным когтиш-ш-шом...
Он кусат Олегов мозог и прикусыва-а-ат...
Злую болесть из него выцарапыва-а-ат...
Чтобы не болел, не щемил, не дави-и-ил...
Ни в костях, ни в суставах, ни в белам теле...
Сгинь, хворь, зараза, немощь, болесть-болезнь!
Ты повыйди, повысыпи из костей, из .нозог,
из могучих жил!
Не ной, не боли, навсегда заживи!!!
Под эту дивную музыку колтун на голове у Краева окончательно схватился. Череп стиснуло с неистовой силой, стало понятно, как чувствовали себя жертвы отцов-инквизиторов, когда им зажимали головы в специально разработанные тиски.
— Выходь, — без передыху направили его вон из баньки, босого, в чем мама родила, заставили взглянуть на дно колодца. — А ну, на колени!
Так называемый колодец представлял собой глубокую яму с жижей на дне. Причем, судя но чавкающей грязи под коленями, вырыли ямину совсем недавно.
«Сейчас башку рубить будут...» — с беспредельным облегчением решил Олег, однако вместо ножа по шее ему приложились опять же по голове — чем- то тупым, зато весьма с душой. Так, что бетонная короста хрустнула, как яичная скорлупа, и кусками осыпалась в жижу на дно колодца. Осыпалась, кстати, вместе с волосами — да фиг-то с ними, слава Богу, что не с ушами...
«...А хотя бы и с ушами», — изумлённо осознал он спустя ещё миг. Ибо дело определённо того стоило. Боль ушла, и чувствовалось — насовсем. Краев робко прислушался к себе, начиная понимать, что всё же не умер, и не решаясь как следует поверить проснувшемуся желанию жить.
— На дне хворь твоя, — ожгла его взглядом Оксана. — Ладнее закопаешь — счастливей проживёшь. Уразумел?
То ли улыбнулась, то ли оскалилась, вымотанная тяжёлой работой... Повернулась и пошла прочь, не дожидаясь ответа, крепкая, широкобёдрая, мать, возлюбленная, жена.. Не какая-нибудь бледная немочь с подиума, жертва голодного обморока. Настоящая женщина...
— Спасибо, — просипел Краев уже ей в спину и так и не понял, услышала ли она Наверное, не ждала благодарности...
Лопаты, кстати, никто ему не дал. Осмотревшись, Олег понял, что так было надо по правилам древнего культа, и, не поднимаясь с колен, принялся закапывать свою болезнь прямо ладонями. На него ещё накатывала тошнотворная слабость, но она не имела никакого значения. Сейчас он был готов с удовольствием затрамбовывать «злокачественную неоперабельную» не то что в мягкий фунт — валунами её завагивать. проклятую, чтобы не вернулась... Засыпал с горкой, долго топтал ногами, поискал осиновый кол, не нашёл и приволок с озёрного берега увесистый, еле-еле поднять, валунок...
Он как раз устанавливат его на «могиле», когда из лесу появился блаженный. С просветлением на одухотворённом лице и с пластиковыми пакетами в обеих руках.
— Ну что, никак управился, паря? — деловито спросил он у голого и грязного Краева и похвалил: — Молодец. А я, вишь, боровичков подсобрал, что, думаю, зря время терять... Ну всё, хватай одёжку, домой пора. А то, смотри, кое-кто нам не рад...
Краев сощурился против солнца и на другом берегу озера увидел троих всадников. Всадники в полной мере соответствовали домотканой рубахе здешней ипостаси Оксаны — в бронях, с копьями, при щитах и мечах... и, что характерно, ничуть не походили на ряженых ролевиков.
Спустя несколько секунд Краев осознал, что вполне отчётливо различает их без всяких очков — это на таком-то расстоянии? Ну, чудеса...
Впрочем, со вкусом поудивляться было некогда. Олег кинулся сперва в предбанник, потом, на ходу впрыгивая в одежду,— следом за блаженным, успевшим уйти довольно далеко вперёд. Вместе они нырнули в мышиную полутьму знакомой сараюшки, а когда снова вышли на свежий воздух, окружающий мир вернулся к прежнему состоянию. Родная вонючая бузина, привычная российская разруха
— А скажи мне, I Гикита, — вздохнул полной грудью Краев, — ведь мы с тобой... мы были с тобой сейчас...
Писатель, писатель, а слов форменным образом не хватало.
— Э, мил человек, больно прыткий ты, — усмехнулся блаженный. — Привык в своих книжках-то мечтать. Никуда мы с тобой особо не уходили, так, одним глазком за край заглянули. На-кось. боровичков возьми... — И Никита щедро отдал ему один пакет. — С лучком пожаришь, с картохой. Теперь можешь и под водочку... «Кристалл» только не пей. Гадость, по себе знаю.
— Спасибо, — взял подарок Краев, и горло вдруг . перехватило. — За всё... спасибо тебе...