102993.fb2 Ошибка "2012". Джокер - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 32

Ошибка "2012". Джокер - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 32

— Сейчас, маленький, сейчас, умница моя, - завор­ковала Марьяна — Комбикорм шлнче вку-у-усный...

«Понятно теперь», — подумала Оксана.

Хотя на самом-то деле всё стало только ещё не­понятней.

Она вернулась к мужикам. Забелин чистил казан, и тот, кто полагает, будто отмыть от бараньего жира двадцатилитровую громадину на тагане есть нечто между сизифовым трудом и откровенным самоубий­ством, тот просто никогда этим не занимался. Надо всего лишь налить водички в ещё горячий котёл и пройтись щёточкой, а потом той же щёточкой ли­хо выплескать «за борт». Раз, другой — и чугунный кратер не только полностью чист, но и обсушен. На­последок Забелин ласково погладил край казана

Ну, спасибо, дружок, уважил так уважил. Сей­час маслицем смажу...

В голосе его не слышалось и намёка на шутку, он был совершенно серьёзен.

— Ишь как вы с ним, Николай Ильич, — уже почти не удивилась Варенцова. — Как с живым.

А он и есть живой, — словно ребёнку-не­смышлёнышу улыбнулся Забелин. И вдруг под­мигнул: — Вы какому-нибудь самураю скажите, что у него меч не живой. Или шофёру, который со своим грузовиком по имени-отчеству здоровается... Всё живое, и этот котёл, и щебёнка, и холодиль­ник, и колодезная вода. Просто у каждого своя жизнь и своё место в мире. Это надо понимать, принимать и уважать... а не доказывать с пеной у рта, кто есть венец мироздания. И ещё действи­тельно — учиться, учиться и учиться. А не распи­нать на радость неучам своих учителей на крес­тах...

Как следует обдумать услышанное Оксане не по- • зволили кошачьи вопли, донёсшиеся из-за дома. Су­дя но многоголосию, рыжий и белый сообща отста­ивали двор от постороннего посягательства И, по­хоже, без дамского общества дело не обошлось.

— 'Гиша, Тиша, — особо не надеясь, позвала Ва­ренцова. — Иди сюда, обормот!

Ну надо же, Тишкииа хитрая рыжая морда не- , медленно высунулась из-за угла

— Не беспокойтесь за него, Оксана Викторов­на — улыбнулся Забелин. - У нас тут чужие особо не ходят. Обратили внимание — ни мух, ни мошек, ни комаров?

«Вот теперь обратила. Это при том, что рядом свинарник. Ультразвуком их здесь, что ли, на корню глушат? Или опять магией?..»

Бистров поставил сушиться последнюю тарелку, вытер руки.

— Ну что, братцы, я, пожалуй, пойду, а то супруга не поймёт._ — Он пожал руку Забелину, крепко, по- мужски, стиснул Оксане ладонь и направился к сви­нарнику. — Васенька, пламенный привет! Как морко­вочка? Понравилась? Следующий раз ещё принесу...

Оксана присела на скамью, заново, надеясь не­понятно на что, просмотрела фотографии в телефо­не.» И почувствовала, как мокрым одеялом навали­вается на плечи усталость. «Мурры... холодильники без шнура... туман на пол-Европы... подполковники- колдуны, беседующие с казанами, и хряки разумней всякого шимпанзе... Нет, нет, хватит, всё к чёрту. Скорей назад в номер, сменить постельное бельё и спать, спать, спать... Чтобы больше никакой мис­тики, чтобы Тихон мурлыкал возле щеки... чтобы приснился улыбающийся Краев. Как он там, всё ли у него...»

— Нельзя вам, Оксана Викторовна, в гостини­цу, — тихо сказала подошедшая сзади Марьяна. - Оставайтесь у нас, дом большой, места хватит. Сей­час ешё попьём чайку да и на боковую. Утро вечера мудренее...

— В гостинице вы вряд ли доживёте до утра, — совершенно будничным тоном и оттого с путающей вескостью поддержал супругу Забелин. — Мурра у них далеко не последнее средство в арсенале, не справилась — такое пришлют, что даже ваш котик может не совладать. Зурру, например. А здесь, ещё раз повторю, чужая муха не пролетит.

Оксана прислушалась к себе и поняла, что уже прикидывает, с каким запасом времени нужно будет выходить на завтрашнюю встречу возле городской бани.

— Спасибо, — сказала она и попробовала улыб­нуться. — Опять-таки Тишка пускай оттянется на природе. Небось заслужил...

Комнатка на втором этаже оказалась маленькой и уютной, с балконом. Шкаф, этажерка, древняя тахта, выцветшие занавески в горошек.. Оксана погладила бревенчатую стену, и волна неожиданной ностальгии заставила снова смахнуть с глаз дурацкую влагу. По­том она обратила внимание на иконы. Оксана ешё помнила, где полагалось быть красному углу'*, — так вот, они висели в противоположном. Это во-первых. А во-вторых... Чем-то они неуловимо отличались от тех, которые предписывает богомазам церковный ка­нон. Спроси — чем, Оксана не взялась бы внятно ответить. Но это был совершенно точно другой Ни­колай-угодник Другая Богородица...

Оксана не сфальшивила душой и не стала крес­титься. Лишь с уважением поклонилась... Кому? Иконам? А может, душе, обитавшей в этих стенах? Душе, защите и покровительству которой она реши­ла довериться?..

Подушка благоухала ромашкой и дикими трава­ми. Снаружи в какофонии кошачьих голосов отчёт­ливо угадывалась интонация Тихона. В свинарнике сыто и благостно похрюкивал Васечка. «На новом месте приснись жених невесте, — успела подумать Оксана. — Олег...»

Прямой электрички из Санкт-Петербурга до Пе­щерки не было. Нужно было пересаживаться на стан­ции Волховстрой, но кто-то мудрый распорядился сделать так, чтобы последняя пещерекая электричка уходила оттуда минут за пятнадцать до прибытия пи­терской. Мгави вышел на перрон и понял, что при­дётся где-то коротать ночь.

«Бардак не хуже, чем в Порт-о-Пренсе',— сказал он себе, сплюнул сквозь зубы и, разминая ноги по­сле трёхчасового стояния в вагоне, направился в зал ожидания. — Только моря нет...»

Внутри было скучно. Хныкал ребёнок-грудничок на руках у юной цыганки, спали друг у дружки на плече двое пьянчужек, на полу у стенки, уткнувшись носом в хвост, свернулся пес — лохматый и чёрный, как ночь. Счастье его, что не родился он на Гаити[47].

«Словно электрический стул.— Мгави устроился на деревянном, крайне неудобном сиденье, вытащил из кармана „бомж-пакет", с хрустом принялся жевать.— Легкий ужин, такую мать, леопард май задери. „»

Радоваться и без того было особенно нечему. Де­ла в этой чёртовой России с самого начала пошли из рук вон плохо. Во-нервых, где-то потерялась, не доехала до места встречи Белая Коза А во-вторых, этот желторожий брюхан, эта узкоглазая вонючка, этот потный бабуин оказался предателем! Ренегатом! Он хоть и доехал до места встречи, но лучше бы тоже сгинул неведомо где. Из-за него Мгави остался без денег и документов, не говоря уже о вещах.

Эй-е, Мамба, Чёрная Мамба, жирная корова, уве­ренная в собственной непогрешимости! Ты засиде­лась в своём подвале, Чёрная Мамба, ты стала оши­баться, и это выйдет тебе боком. Только-то и зна­ешь: Мгави, сделай то, Мгави, сделай это, Мгави, иди сюда, Мгави, ступай туда..

Да если бы не была ты нужна Мгави, видел бы он тебя в гробу и в белой шляпке... Но теперь — всё. Потому что он узрел Путь, он уже едет в нужную сторону и будет хам через каких-то десять часов. А в икру его ноги вживлён камень. Кристалл. Это очень непростой камень. Его можно с лёгкостью сменять на нагубник к флейте. К священной флейте, заим­ствованной у деда Затем — узнать Мелодию судь­бы. Ну а уж после этого — устроить концерт. Вы­звать, например, Нагов из Махаталы и дать им кон­кретное поручение. Для них, говорят, нерешаемых проблем нет1. Эй-е, вот уж будет весело так весело... И ненаглядному дедушке, и дорогому братцу, и лю­бимой родне, и драгоценной Чёрной Мамбе. А так­же разным желтокожим собакам, белым обезьянам и красным шакалам...

Русоволосая голова преображённого Мгави по­степенно поникла на грудь. Ему снился Порт-о- Пренс, грязный, зачуханный и смрадный. По улицам гоняли пыль бензиново-угарные «таи-тапы»между домов сновали наглые крысы, тускло светились во­нючие лампы, заправленные нефтью... Из заведений слышался визгливый резкий аромат клирина[48], воздух был напоён похотью, жарой, запахом пьяня­щего буа-кошона3.

Эй-е, старое доброе время, в какую невозвратную даль ты ушло?.. Ещё вовсю перемалывал отступни­ков Форт-Димант1, болота под Ибо-Бич были заби­ты трупами, а из репродукторов пульсировала зажи­гательная меринга под названием «Папа Док на всю жизнь». Где всё это, в какой дали?.. Дом жути[49] на площади Дес-Министрос, наводящий ужас «Оборо­тень»*, надёжные соратницы из грозной «Фиет-Ла- ло»...[50] А нежнейшее манго, таящее во рту, а убийст­венный ром-пунш, а бордели улицы Карефур, а кра­сотки с площади Святого Петра, стоящие всего-то десять гурдов...[51] Какими ветрами вас унесло?

Мгави даже застонал во сне. Он как бы со сторо­ны увидел себя в былой красе тонтон-макутовского наряда: чёрный, не первой свежести костюм, чёрные с позолоченными дужками очки, чёрная же фетровая шляпа.. Справа — «магнум» сорок пятого калибра, слева — липкий но долгу службы мачете, а по центру чуть ниже пиджака...

Однако всласть ноностальгирювать ему не дали. Что-то с силой приложило Мгави в грудь — резко, расчётливо, больно Словно древко дедовского ассегая.

— Такую твою мать, — выругался Мгави, разле­пил глаза и осёкся. — А, здрасте вам...

Перед ним стоял местный тонтон-макут. Толь­ко не чёрный, а розовощёкий и рыжеусый. Мгави вспомнил свою нынешнюю внешность и с тихим ужасом подумал: «Неужели и я теперь так выгля­жу?..» А рядом с тонтон-макутом злорадно скалила экскаваторжые зубы плотная — руки в боки — баба в белом переднике. Такую не взяли бы ни за какие деньги и в третьесортный дом на улице Карефур.

— Он это, Петечка, он, он, — повторяла она мно­гозначительно ухмылялась и посматривала снизу вверх на рыжеусого. — Он это, он, точно он. Он, он, ворюга!

Чувствовалось, что она с карателем Петечкой на дружеской ноге.

— Сейчас разберёмся, — гневно раздул ноздри тот, задышал н снова познакомил Мгави с «демо­краткой» — А ну, документ покажь!

Говоря так, он грозно распушил усы, страшно на­хмурил брови и не забыл гордо покоситься на ба­бу — мол, ну как я, хорош?

— Да нечего мне показывать, украчи. — Мгави всхлипнул, потёр ладонью ушиб и изобразил все­ленское горе. — Всё, всё унесли, и паспорт, и ИНН, и «Визу», и «Мастер-кард». А также полис, нрава и фотографию жены. Ваше высокоблагородие, госпо­дин отличник милиции, не надо меня больше под дых. Я хороший. И у меня панкреатит-

Конечно, он бы мог отвести им обоим глаза, за­ставить убежать с криками ужаса, вынудить заблу­диться в этом маленьком зале и до угра искать вы­ход. Но не стал. Каждое магическое действие остав­ляет в мире тонких энергий свой след. Такой же внятный и чёткий, как отпечаток пальца или капля крови, полная ДНК. А то, что за ним уже шли, для Мгави не подлежало сомнению. Иных последствий предательство желтобрюхого иметь не могло.

— Полис и нрава? «Визу» и «Мастер-кард»? Хм. — Тонтон-макут опустил резиновый жезл и за­думался. Человек на вокзальной скамейке знал ум­ные слова и был неплохо одет, то есть в целом на вокзального прюходимца не очень тянул. Баба, од­нако, затараторила с новой силой:

— Да он это, Петечка, он! Укр>ал тогда два ящика коньяку, три упаковки «Хольстена» и пять кило­граммов окорочков! — Запнулась на мгновение, ви­димо сообразив, что столько напраслины на одного человека возвести не позволял простой здравый смысл, но тут же поправилась: — И у него ещё со­общник был. Чернявый такой, жилистый, на мор­ду — лицо кавказской национальности! А вдруг они каких террористов кормили?

— Террористов? — Пстечка явно вспомнил о бли­зости Волховской ГЭС и глянул на Мгави уже по- другому. — А ну, пошли! И молись своему Богу!

Ладно, пошли. Через зал, вдоль по платс|юрме и наконец - в белую дверь с надписью «Милиция». Шагнув через порог, Мгави по одну сторону увидел прозрачную Стену с красными буквами: «Дежурная часть», по дру1ук1 — решётчатый куток. Рядом видне­лась ещё дверь с надписью охрой по фанере: «Опер­уполномоченные. Вход запрещён». Народу во всех отсеках было немного, и все спали. И помдеж в крес­ле за пультом, и вихрастый сержант на стуле за сто­лом, и какой-то россиянин, угодивший за решётку, и, кажется, даже гарант Конституции в рамочке на стене. Что делалось за глухой дверью, у оперуполно­моченных, видно не было.