— Это, — сладко промурлыкала Маркета, — единственный сын министра внутренних дел, он приходил проситься в твое училище.
Во имя чести Влк готов был пожертвовать и карьерой, и свободой, но училище… училище оставалось превыше всего, и сейчас он как никогда понял это; оно хоть и было его детищем, но в то же время ему не принадлежало, как не принадлежит художнику созданный им шедевр. Измена Маркеты была тем коварнее, что метила в его ахиллесову пяту. Он отшвырнул ставший ненужным осколок, плюнул гаденышу в глаза и пошел в душ. Когда он вернулся, юный прелюбодей уже исчез, но Маркета по-прежнему лежала в той же бесстыжей позе.
— Я подумала, — сказала она, — что ты собираешься переезжать. И даже кое-что тут для тебя приготовила…
— Могла бы сначала спросить, — сказал он. — Тогда не пришлось бы утруждать себя.
— Ай-яй-яй! — сказала она с наигранным участием. — Что, эта потаскушка тебе не дала?
— На этой потаскушке, — сказал он, решив отплатить ей жестокой прямотой, — я женюсь. Переезжать придется тебе.
Хотя к первой новости она была готова и уже загодя отомстила, в ней все еще теплилась надежда, что она думает о нем слишком плохо, что их семейный кризис — плод ее воспаленного воображения. Надежда угасла, растоптанная его ответом, и ее душу до краев наполнило отчаяние. Схватив другую бутылку, валявшуюся на диване, она что было силы швырнула ее в мужа, но не попала. Бутылка угодила в прелестную вещицу — фарфоровую челюсть, подарок Влка к ее пятидесятилетию. Челюсть разбилась, а никому не нужная бутылка осталась цела.
— Скандалы не помогут, — произнес Влк как можно жестче, чтобы не упустить последнюю возможность направить свою и ее жизнь в нужное русло. — Я люблю эту девушку и не могу без нее жить. С другой стороны, я несу ответственность и за тебя, поэтому у меня есть одно предложение: не усложняй развод и тогда я сделаю тебе небольшую квартиру, где ты сможешь до самой смерти, — он не удержался от горькой усмешки, — развлекаться со своими мальчиками.
Пока он это говорил, ему все время казалось, что она смотрит сквозь него и даже сквозь стены комнаты; вдруг из ее глаз, измученных бессонницей и покрасневших из-за контактных линз, хлынули слезы, а губы прошептали:
— Карел!..
Поначалу он решил, что она зовет своего молокососа-любовника, и в нем вспенилась злоба; но вдруг понял: она, второй раз с того дня, когда он неосторожно похвастался своей профессией, произнесла в его присутствии имя казненного жениха. Острее, чем в прошлом, когда молодость и любовь сулили им сторицей вернуть все утраченное, он буквально физически ощутил, что смертен. Еще немного, и она, единственный и до сегодняшнего дня самый дорогой для него человек, уйдет из его жизни, и они уже не встретятся — никогда, niemals, jamais, never more, и ему, даже если у них с Лизинкой все сложится удачно, все равно будет не хватать умиротворяющей нежности и завораживающей хрипотцы ее голоса, — будет не хватать всегда, immer, toujours, always…
Он наклонился к ней и стал потихоньку, с серьезным, почти деловым видом собирать сухими губами слезу за слезой, испытывая мучительное наслаждение от их соленого вкуса, словно смывая свои грехи. Губы медленно передвигались от длинной шеи — как истинный знаток, Влк всегда отдавал ей должное — к груди, миниатюрной и даже четверть века спустя изящной, как в молодости, и добрались до Венерина бугорка. Его кольнуло воспоминание о министерском сосунке, но то была не злость и не уязвленное самолюбие, а скорее чувство вины: разве не садовник виноват, когда у него крадут спелые плоды? — спросил он себя.
Пока он ласкал ее, она не пошевельнулась. Ее безразличие, а быть может, и совершенно невыносимая мысль, что на этом самом месте она похотливо отдавалась блатному жеребчику, с хрипотцой дышала в лад с ним, неспособным оценить ее по достоинству, так подействовали на него, что он, забыв о психологическом барьере, из-за которого несколько лет назад перестал с ней спать, как-то незаметно для самого себя вошел в нее. Она хрипло вскрикнула, как тогда, в зубоврачебном кресле, и с него точно спала страшная тяжесть: он любил ее не во сне, грезя о Лизинке, — он был с ней, с ней самой. Поэтому его не удивило, а наоборот, придало новые силы их воскресшей любви, когда, обхватив его ногами, она устремилась к нему, вниз, а он, спеша победить в этой почти смертельной схватке, переливался вверх, в нее, и вдруг услышал собственный крик, словно эхо донесшийся из их молодости, ведь он так любил называть ее своим римским мальчиком:
— Марк!.. Марк!..
…А потом когда они, мокрые от пота, не разжимали объятий, пока их дыхание не выровнялось, Маркета произнесла слова, которые он так ждал все эти годы:
— Бедя, мне кажется, теперь у тебя будет.
55.
сын.
Готовый в любой момент броситься на выручку и пустить в ход нужные связи — без них ПУПИК не смог бы появиться на свет, — Доктор целый год отклонял все приглашения лично ознакомиться с училищем. Должность, о высоте которой можно было судить по уровню его знакомств, очевидно, отнимала у него столько времени и сил, что он с большим трудом изыскивал возможность посещать Акции, а как-то раз даже деликатно попросил немного оттянуть начало обработки, если ему придется задержаться. И поспел буквально к шапочному разбору, когда Шимса, в ту пору еще новоиспеченный вице-мастер, уже не мог без риска для своей репутации продолжать делать вид, что у него запутался узел. Поэтому Лизинка долго оставалась для Доктора чем-то сугубо абстрактным: он интересовался в основном ее отметками в четверти, чтобы доложить Нестору. С большим любопытством он стал относиться к ней только после «казуса» на границе.
— Поздравляю, — сказал он Влку на третий день после поездки. — Я всегда болел за вас, а теперь еще и завидую.
Как обычно, они с Влком договорились ненадолго встретиться в середине дня в маленьком винном погребке с уютными кабинетами. Неяркое освещение и задрапированные двери располагали к интимным свиданиям, но захаживали сюда исключительно люди, одеждой, поведением, да и чертами лица походившие друг на друга, как супруги после многолетней совместной жизни. Дело в том, что на соседней улице были сосредоточены центральные органы полиции, в том числе и тайной. И хотя посетители старались не замечать друг друга, от Влка не укрылось, что, завидев Доктора, все они невольно вытягивались по струнке.
— Вы завидуете, — удивился Влк, — той унизительной сцене?
— Я завидую, — уточнил Доктор, — той поразительной силе, которая сделала вас участником этой сцены. Как ваш ровесник я могу это оценить. Но не будет ли какого подвоха со стороны этой, — спросил Доктор, явно обеспокоенный, — девочки?
— Подвоха? Какого? — не понял Влк.
— А вдруг она подзалетит? Или, — спросил Доктор, ошеломленный собственным предположением, — уже подзалетела и впутает в это дело вас? Свидетелей-то у нее полно!
— А для чего, — спросил Влк, тоже встревожившись, — ей это делать?
— А почему бы, — спросил Доктор, — и нет?! Разве вы не идеальная партия? Да она была бы за вами, как у Христа за пазухой! Это все равно что актрисе выскочить за интенданта. А вы знаете, где сгинула бездна талантов? Не в войнах и даже не на плахе. В постели, вот где! Сколько подававших надежды поэтов, перспективных ученых… наконец, сколько нашего брата, исполнителей, променяли свой талант на аппетитные ножки, пока в один прекрасный день не поняли, что очутились в коварной ловушке, где мягко стелют, да жестко спать? А вы так вообще в буквальном смысле угодили в западню! И если она уже через час отпустила вас, то это — перст судьбы, так что бегите от нее куда глаза глядят. Иначе очень скоро убедитесь, что бархатная подстилка поистерлась и осталась голая мышеловка. А вам и дальше придется расплачиваться за минуту блаженства, причем всем — и преходящим, и вечным, до тех пор, пока мышеловка не проржавеет. Тогда вы выйдете на свободу, но будет поздно: ваш карман и ваша душа будут пусты. Неужели вам себя не жалко, — впервые за все эти годы обратился к нему Доктор по имени.
— Бедржих?
— Но я, — возразил Влк, — уже двадцать пять лет благополучно женат и счастлив.
— Счастлив! — изумился Доктор. — Господи, зачем же тогда вы искушаете судьбу, путаясь с неопытной малолеткой?
— А вы, — не сдержался Влк, — видели ее, Доктор?
И вот теперь он ее увидел. На председателя она, по понятной причине, эффекта не произвела, но Доктору пришлось сделать над собой усилие — не поцеловать ей ручку, а всего лишь протянуть шляпу. Перемешивая билеты, он вытащил из-за подкладки предназначавшиеся для Лизинки белую и розовую бумажки, которые запрятал туда еще дома после откровенного разговора с Влком. Выслушав в погребке его мужественную исповедь, Доктор был восхищен блестящим планом, с помощью которого тот собирался разбить любовный треугольник. Он безошибочно уловил главную тревогу Влка и решил пойти ему навстречу: взвесив все «за» и «против», он предупредил его, что сам выберет для Лизинки вопросы. Он непременно подыщет парочку полегче — чтобы ответить на них, конечно, нужны определенные знания, но не обязательно иметь хорошо подвешенный язык, заверил он Влка. Тем самым будет соблюдена fair play[66] по отношению к остальным ученикам, а совесть обоих — и Влка-педагога, и Влка-любовника — останется чиста. И все-таки Влк не мог справиться с волнением: если раньше дело касалось главным образом училища, то теперь речь шла о его жизни. Поэтому он опять сжал кулак.
По «Клаке» Лизинке досталось колесование, и у Влка на секунду потемнело в глазах. Или Доктор сошел с ума, пронеслось в его мозгу, или он предал нас! О колесе написаны целые диссертации, кол по сравнению с ним — сущая безделица! У него немного отлегло от сердца, когда Доктор, до сих пор требовавший от учеников устного изложения, на этот раз указал на стоявший в углу человеческий скелет и распорядился:
— Изобразите-ка нам его на доске.
Лизинка была не особенно сильна в рисовании, но, к счастью, отметка за него на выпускных экзаменах не выставлялась. За пару минут она нацарапала на доске человечка, отдаленно напоминающего Кощея Бессмертного.
— Браво, — сказал Доктор. Влк с удовлетворением отметил, что своей похвалой он помог девушке почувствовать себя увереннее и в то же время оказал некоторое психологическое давление на председателя. — Ну а теперь, милая коллега, обозначьте нам цифрами от одного до девяти, в каком порядке вы будете ломать кости.
Влк молил Бога, чтобы она вспомнила о неудачном ответе Рихарда Машина, — с каким ребяческим легкомыслием тот исправил свою ошибку. Влк перевел дух только после того, как она, немного поколебавшись — рука с мелком блуждала над рисунком, как над шахматной доской, — вывела единичку и двойку, совсем по-детски, в форме кнутика и лебедя, обозначив ими обе голени; но, когда она добралась до шеи, сердце у него снова куда-то провалилось: что же дальше?
— Браво! — сказал Доктор, когда она опустила мелок и перевела на него доверчивый взгляд, — bon!
И он пустился в пространные рассуждения, из которых явствовало, во-первых, что Лизинке выпал вопрос из разряда "на засыпку", а она блестяще раскрыла его. Во-вторых, Доктор сам привел массу подробностей, начиная от количества спиц в кованом колесе — девяти, упоминающихся в древнейших (фризских) судебных книгах, и до двенадцати — по мере укрепления костных тканей у представителей рода человеческого. Далее он напомнил об особом "maniere francaise",[67] когда кости перебивали железной палкой, и под конец о наиболее жестоком варианте, когда перед завершающим ударом вырезали сердце, отрезали гениталии и все это засовывали клиенту в рот. Так поступили в 1692 году с рыцарем Гранвалем, за неудачное — сам виноват, кивнул Доктор, словно это Лизинка ему подсказывает, за удачное он получил бы орден! — покушение на Вильгельма III. Таким образом Доктор практически исчерпал содержание целой главы учебника.
Влк, сам бывший учитель, понял, что присутствует при исполнении ловкого трюка: педагог выручает на экзамене своего любимчика, причем проделывает это так искусно, что члены комиссии ничего не замечают, — точь-в-точь как зрители на выступлении иллюзиониста. Тут Доктор неожиданно остановился и, прикрыв рукой записную книжку, поставил в ней оценку. Заметив вопросительный взгляд председателя, он сохранил абсолютную невозмутимость.
— Что, вопросов не будет? — удивился бывший прокурор.
— По-моему, — удивился в свою очередь Доктор, — все было сказано. Или нет?..
Председателю, не слишком разбирающемуся в тонкостях, не оставалось ничего иного, как строго кивнуть ученице:
— Теперь "Совка"!
Лизинка вытащила вопрос "Всемирный атлас казней", и Влку осталось лишь уповать, что пани Тахеци правильно поняла в среду его тонкий намек.
— Раз уж, — внезапно посуровев, сказал Доктор, — у вас в руках мел, напишите-ка нам на доске только исключения в следующем порядке: а) государства, где высшая мера… и упаси вас Бог говорить нам здесь, — он пригрозил ей пальцем, — «вышка»! За эту дурную привычку будем снижать оценки! Так вот: а) государства, где высшая мера была временно отменена в законодательном порядке, и б) государства, где она предусмотрена законом, но не применяется. А что касается государств, в которых ее применяют, то вы только назовите общее число. Мы не намерены сидеть тут до вечера. Начинайте!
В отличие от председателя комиссии, которому брюзгливый тон Доктора явно импонировал, Влк догадывался, что Доктор максимально упростил задание. Но он все равно чуть не плакал, глядя на одинокую фигурку у доски, — Лизинка уже писала названия государств. А чтобы лучше думалось, она приняла типично школярскую позу: пальцы левой руки прижаты ко лбу. Лизинка впилась в них глазами. На указательном, среднем и безымянном пальцах, а также на мизинце были написаны государства из групп «а» и «б», которых, к счастью, было немного. Ладонь же была вся усеяна названиями остальных государств. Она бойко строчила на доске, и камень с души Влка уже готов был свалиться, но на лету остановился и взгромоздился на прежнее место. Идиот! — мысленно заорал Влк в адрес Доктора, впервые в жизни нарушая субординацию. Когда он заметил роковую ошибку, то сразу догадался, что девушку в ней винить нельзя: она списывала статистические данные ООН, как те давались в учебнике, а Доктор — умышленно?! — поменял порядок. Так что в пункте «а» Лизинка не к месту перечислила Бельгию, Люксембург и Никарагуа, которые должны стоять в пункте «б», а в «б» она, наоборот, неправильно записала Коста-Рику, Доминиканскую Республику, Эквадор, Финляндию, Исландию, Колумбию, Федеративную Республику Германии, Австрию, Швецию, Швейцарию, Уругвай и Венесуэлу, которым самое место в «а». Затем она обернулась и взглянула на Влка, как обычно делала на уроке.
Не имея возможности на виду у членов комиссии подать ей даже малейший знак, он лихорадочно обдумывал, как будет действовать, когда эти двое выставят ее за дверь. Единственный выход, который пришел в голову за какую-то долю секунды, поразил его своей гениальностью: он представит все дело так, будто решается вопрос о доверии и к самому Влку, и вообще к училищу!..
— Браво! — сказал Доктор к его изумлению и без паузы продолжил: — На первый взгляд это соотношение, конечно, не очень утешительно, но при более тщательном анализе выясняется, и тут я с вами согласен, что во многих странах исполнители и сегодня отнюдь не умирают с голоду, но прежде всего необходимо отметить, что в основную группу, «б», входят государства с самой большой в мире численностью населения. В заключение напишите число государств, где порядочный человек еще может чувствовать себя в безопасности. Кстати, пора бы нам, — добавил Доктор, взглянув на председателя, словно говорил и от его имени, — пообедать!