- Да ладно, Тана, объяснять все равно придется. Вернемся к нашим баранам, метр Дан, то бишь к Творцам. Как вы, простите, их назвали? Душой, совестью нации? Позвольте мне усомниться. Вам никогда не приходило в голову, что в конечном счете деятельность каждого Творца и всего Союза - это не ваше личное дело, не вотчинные заботы Совета Десяти? Ах, вы никогда ни о чем таком не задумывались? А не кажется ли вам, что сложилось ненормальное положение? Судите сами. Общественное распределение таково: существуют производители материальных ценностей. Они же являются потребителями. Обратите внимание, в группу производителей этих самых ценностей я включаю и техническую интеллигенцию, и специалистов аграрных наук, и медиков, и службу сервиса. В том или ином виде все они производят нечто, необходимое для жизни. И вот существует Союз Творцов. Ничего необходимого для жизни он не производит. Материальное - сколько угодно. Но я отказываюсь считать необходимым для народа наличие на площади гигантского стального чудища, которое призвано олицетворять Стремление в Будущее. Произведение Реджела, кстати. А потребляет ваш Союз еще как. Общество дает материальные блага Творцу, и не просто дает, а подносит с почтением. И что получает взамен?
- Вы с ума сошли,- только и сказал Дан, разом обмякая от чудовищной, базарной, мещанской несправедливости взглядов доктора. Не может быть, чтобы он, этот неглупый человек, образованный, всерьез так думал!
- Но, друг мой, вы заблуждаетесь,- воскликнул Тиль.- Жестоко и несправедливо то, что вы сейчас сказали. И кстати, это отнюдь не ново. В старых хрониках можно найти сведения о том, к чему могут привести подобные заблуждения. Знаете ли вы, что много лет тому назад в стране за Драконьими горами группа молодых безответственных политиканов спровоцировала дикий кровавый бунт, жертвами которого пали именно .писатели, художники, музыканты? Пьяное хулиганье вырывало глаза у живописцев, дробило камнями пальцы музыкантов... обвиняя их именно в том, что те не производят ни хлеба, ни обуви, а сидят на шее у народа. Это фашизм, дорогой мой. Лидерам мятежа Творцы были опасны, поэтому они натравили на литераторов и художников полуграмотную толпу, которой всегда кажется, что у Творцов легкий жирный кусок и непыльная работенка. Мне думалось, что подобные исторические ошибки учтены и повториться не могут. И вдруг вы...
- Ну исторические ошибки всегда повторяются. Между прочим, бунт прокатился и стих, ну и что? Через десять лет в той стране снова было полно писателей и живописцев.
- Вы говорите странные вещи. Мало того, что погибли люди, ведь погибли миры! Каждый Творец - это мироздание, он неповторим. Физический закон может, в принципе, открыть любой ученый, но никто не сможет написать точно такую же музыку...
- А если ее и писать не стоило?
- Что?!
- Вы, метр Тиль, простите, наивны. Вы что же, полагаете, будто любое произведение искусства ценно?
- Конечно!
- Ну, допустим. Но при условии, что это именно произведение искусства, а не штукарство. И вот происходит странная вещь: вдруг некую поделку объявляют верхом совершенства по соображениям, к искусству никакого отношения не имеющим...
- Как это?
- Не увлекайся спором, Тиль,- выразительно взглянул на друга Дан.Объявляют, случается, этому и мы были свидетелями. Тут доктор прав. Технически это не очень сложно: организация положительных откликов прессы, благосклонное внимание генералов от литературы или изобразительных искусств, какая-никакая премия... А потом произведение становится хрестоматийным, и никому уже в голову не приходит сомневаться в его достоинствах. Проходят годы. Творение либо почиет естественной смертью, либо его с треском ниспровергают, как несостоятельное, либо... все остается по-прежнему. Самое страшное, когда вот такая поделка становится неким эталоном и долгое время тормозит появление всего, что мало ей подражает. Я правильно понял вашу мысль, доктор?
- Да, метр Дан. И логически продолжая эту мысль, вы должны согласиться, что такая практика чрезвычайно распространилась. Как естественное следствие появились назначенные, объявленные гении и классики. В ваших же кругах над ними потихоньку подсмеиваются, анекдоты рассказывают, но для огромной массы народа, вынужденного ориентироваться на официальное мнение, они - гении. И народ вкушает их "творчество", приобретая дурновку сие, узость мышления, догматизм, нетребовательность и невзыскательность...
- Подождите. Вы сказали "официальное мнение". Позвольте возразить. Разве где-нибудь было напечатано: "Такой-то есть гений. Чти его!"?
- В общем, было. Не так впрямую, не в лоб... Но возьмите хотя бы самый простой школьный учебник литературы. Подбор имен говорит сам за себя. Формируется примерно такой стереотип: раз уж писателя в школе проходят, значит... Что для вас эссеист Ронти или критик Тук? Взбалмошный сосед или скучный старикан, всего лишь. А для меня, человека не вашего круга, они профессионалы, призванные разъяснить мне, темному, достоинства и недостатки произведений Творцов. А уж как они это делают, вы знаете лучше меня. И я вынужден полагаться на их мнение, поскольку заведомо известно, что они разбираются в предмете лучше меня.
- Но вы же не стали полагаться...
- Не стал. Но я много думал. И вдруг понял, что тридцать лет тому назад Ронти взахлеб славил Гелира, Рагона и иже с ними, а ныне он вытирает ноги об их память. Почему? Поумнел Ронти? Пересмотрел ценности? Изменилась мода? А может, вся разгадка в том, что Гелир и Рагон перестали быть литературным начальством? И вообще, как вы, Творцы, могли терпеть над собой литературное начальство! Это хуже рабства... Я утратил к вам доверие.
Я интересовался теми, кто находится в некой оппозиции к Союзу Творцов. Есть такие...
- Есть...
- Ну, в большинстве своем это балаган. Знаете, эти непризнанные таланты и непонятые гении...
- Знаю, конечно. Приходилось встречаться.
- Понял, что и там не найду того, чего так требовала душа...
- Стоп, доктор. Все-таки ваша душа требует, так сказать, высокого искусства? Слава создателю, а то я уж побаиваться стал.
- Требует, требует... нормальный я человек. Как и все, правды в этой жизни ищу. Так уж человек устроен, что правду ему подавай, хотя на хлеб ее не намажешь и от холода ею не укроешься. А это ваше искусство почему-то в принципе очень хорошо приспособлено именно для выражения правды.
- Вот! - ликующе вскричал Тиль.- Вот! А вы говорите - инстинкты...
- Не так бурно, метр Тиль. Я еще не закончил. Я не получил от вас правды, Творцы! Только дикую путаницу...
- Милейший доктор, что это у вас за паразитические наклонности? "Не получил от вас правды..." Почему кто-то должен эту самую правду вам на серебряном подносе подавать? Думайте сами. Тем более что Творцы - не боги, люди, такие же, как вы. Могут и ошибаться, и в потемках блуждать, и сомнениями терзаться.
- Нет, не такие же. А если такие же, то не имеют они права учить меня. Не имеют права публиковать то, что может оказаться ошибкой. Ведь нас приучили верить вам! Приучили - я еще не понял, как это случилось, что любое печатное слово признается за истину. А насчет паразитических наклонностей... нет, тут вы не правы. Не каждый человек может додуматься до чего-то сам, он идет за советом - это логично. Куда иду за советом я? К Творцам. Почему? Потому что мне с детства внушили мысль - читай книги, учись понимать живопись, полюби музыку - и ты познаешь мир и человека. А меня сто раз обманули. Так-то.
- Не понимаю. Как это "обманули"?
- Ну, к примеру: начал я поэзией интересоваться. Есть такой период в жизни - годы розового цвета, когда почти всех к поэзии тянет. К розовой поэзии... Розы, грезы, соловьи, жестокий романс. Книжек - полно. Концертов сколько угодно. Нахлебался по горло. Потому был уверен, что поэзию знаю, даже судить имел смелость. А потом... приносит один приятель потрепанную старую книженцию. Читаю. Стихи. Ничего не понимаю... Какие уж там розы... Боль, крик, и все про меня... Разве можно стихами - про меня? Про самые потаенные мои мысли и чувства. Откуда он знает? Я всполошился - кто такой, откуда взялся, лауреат каких таких премий? Уверен был, что лауреат, ясно же, что лучшего поэта у нас просто нет. Выяснил. Оказывается, вы его из своего Союза выгнали, ошельмовали. Он умер в нищете, чуть ли не от голода. Вы же так все устроили, что без вашего Союза человек и на хлеб себе заработать не может! Монополисты...
Доктор тоскливо взмахнул рукой, метнулся по комнате. Поэт, о котором он говорил, умер задолго до рождения Дана, но как и всегда при упоминании его имени, стыд ожег лицо притихшего метра.
Доктор торопливо затянулся сигаретой и продолжал:
- А тут еще пошли какие-то волны скандалов из этого вашего Союза. И почему скандалят? Об истине дискутируют? О способах наивысшего ее выражения? Как бы не так. О коттеджах в престижных районах, о дачах и путевках, о тиражах, гонорарах и званиях. Тошно. Друг на друга кидаются, групповщина развелась, прямо гражданская война. А о нас вы при этом подумали? Вот читаю я погромную статью на такого-то имярека. Во, думаю, какой нехороший! Глядь, вскоре в другом журнале статья прямо противоположная, имярек- талант и защитник святых идеалов, а хулитель его - бяка, действующая из групповых интересов. Я вас спрашиваю, кому после этого верить? Да я сейчас любую критическую статью с подозрением читаю, вычислить пытаюсь, из каких таких соображений написано так, а не иначе. В общем, запутался и обозлился. И решил посмотреть, а что же такое в сути своей эти Творцы, люди, которым общество разрешило учить меня, воспитывать, делать меня лучше, духовно богаче. Вот... Посмотрел. И заявляю вам твердо - не желаю.
- И я не желаю,- с затаенной угрозой сказала Тана.- И не уводите нас, метр Дан, в дебри бесконечной дискуссии о соотношении этики и эстетики. И не пугайте историческими примерами, что, мол, такой-то титан прошлого был далеко не ангел, а какие романы писал! А такой-то скульптор вообще человека убил, и тем не менее. Словесами вы нас всегда оплетете, вы профессионалы. Поэтому так трудно сражаться с вами на вашем поле. Мы вот выбрали свое. И лично для меня ясно одно: не может быть эстетики, не подкрепленной этикой. Как и медицины, впрочем. Ну, то есть, если какой-нибудь Творец обыкновенный негодяй, то ничего он в искусстве не создаст, да и не имеет права этим заниматься.
- Да погодите вы! Постойте! - В голосе Дана звенела мольба.Послушайте! Вы сейчас ужасны, как чудовища из кошмарного сна. Остановитесь... Как вы судите... я уж не спрашиваю, по какому, собственно, праву...
- И правильно делаете. По тому же самому праву, по которому метр Ядрон берется поучать нас и выставлять нам жизненные ориентиры.
- Я не о том. Вы фанатики, бессмысленно вас переубеждать. Я только хочу спросить. Вы - люди науки, привыкли к конкретному мышлению, строгой терминологии. Так скажите мне, какими критериями вы руководствуетесь, определяя, что такой-то Творец, как вы выражаетесь, "обыкновенный негодяй"?
- Метр Дан, это просто видно.
- Друзья мои, вы глубоко заблуждаетесь, человек бесконечно сложен, и нельзя...
- Старая песня, метр Дан. Опять начинаются джунгли пресловутого психологизма, которым можно оправдать в конце концов все. Поймите, действительно просто видно, если человек дрянь. И для того, чтобы это понять, совсем не нужно ломать голову. Достаточно небольшого опыта человеческого общения, самых простых понятий о том, что есть добро...
- Ну я еще ничего подобного не слыхал. "Простые понятия о том, что есть добро"! Простые! Да с того момента, как человек осознал в себе разум, он бьется над разгадкой того, что есть добро и зло!
- И запутал этот вопрос окончательно не без вашей помощи, Творцы. Только беспросветно глухая душа может гадать, плохо или хорошо поступил человек.
Вмешалась Тана:
- Недавно мне привелось стать свидетелем отвратительной сцены. Ночью, на улице, один из ваших коллег, известный Творец, в подпитии поссорился с женщиной, своей спутницей. Так вот, он повалил ее на землю и принялся избивать ногами. Если вы, метр Дан, сейчас скажете, что, мол, еще неизвестно, какая это была женщина, я вас ударю.
- Да... Даже не знаю, что сказать.
- Что тут скажешь. По-моему, оценка этого поступка однозначна.
- Но не бывает же только черного и только белого. Есть масса нюансов...
- Надоело! Понимаете, надоело, метры. От вас только и слышишь, что вот это черное, а вот это белое. Но... Но там сбоку есть этакий оттенок, а вот тут потек, а вот там просвечивает нечто, скажем, голубенькое, неназойливо переходящее в розовое. И в результате черное уже и не совсем черное, зло вроде и не такое уже зло, оказывается, нет такой подлости, которую нельзя оправдать.
Дан поднял ладони, словно защищаясь: