— Слу-ушай! — Голос звучал глухо, будто кричавшему пытались заткнуть рот подушкой. Перед рассветом туман сгустился настолько, что пламя факелов поникло. Они почти ничего не освещали, лишь заставляя туман опалово светиться. Время от времени в этом свечении вспыхивали и тут же гасли маленькие разноцветные радуги. О палубу то и дело ударялись капли, это стекала вниз влага, осевшая на парусах и канатах. Настоящему моряку всегда тревожно в тумане, если, конечно, он не последний дурак. Капитан Реф дураком вовсе не был и потому принял все меры, чтобы избежать возможных опасностей. Паруса убрали, и корабль дрейфовал, почти не двигаясь с места, ожидая, пока наступит утро. Четыре матроса были посланы наблюдателями на нос, корму и оба борта «Шалуньи», большой купеческий караки, шедшей из Мессантии в Кордаву с грузом вин, тканей, изделий из железа, а также двумя дюжинами пассажиров. Наблюдатели надеялись главным образом на слух, а не на зрение, почти бесполезное в этой густой, молочно-белой пелене.
— Слу-ушай! — снова выкрикнул капитан, и четыре голоса вразнобой отозвались ему:
— Слушаю!
В этих местах действительно не мешало держать ухо востро: по правому борту где-то совсем недалеко прятались во тьме Барахские острова: место, которое издавна облюбовали для своей стоянки пираты, бороздившие Западное море на узких, быстроходных галерах. Может, лучше погасить факелы? Капитан Реф оглянулся на корму. Пожалуй, в этом нет необходимости: до кормовой надстройки десятка два шагов, не больше, а их свет, поглощенный туманом, почти не виден. Капитан подошел к борту, облокотился на ограждение, сплюнул в волны, невидимо разбивавшиеся о доски обшивки. Когда он наклонил голову, с капюшона накидки на руки упало несколько капель влаги: ткань отсырела в эту холодную и туманную ночь. Осень, подумал капитан. Скоро начнет штормить. Вернусь в Мессантию и поставлю «Шалунью» в док до весны. Надо почистить днище от водорослей, проверить обшивку. Наверняка часть ее придется поменять: корабль уже не такой новый. Капитан принялся высчитывать, во сколько может обойтись ремонт корпуса и к кому из подрядчиков выгоднее обратиться. Внезапно раздался оклик матроса, наблюдавшего за правым бортом:
— Э-хой, слышу весла!
Капитан направился к вахтенному. Теперь он и сам услышал протяжный скрип уключин, мерный плеск многочисленных весел, шипение воды, разрезаемой носом чужого корабля. Уходить не имело смысла, сейчас самым важным было избежать столкновения, крушения, гибели…
— Эй, отворачивай! Бери влево! Отворачивай! — заорал капитан что было сил. Из туманной тьмы донесся стук весел — их вынимали из воды и укладывали вдоль борта, но на оклик так никто и не ответил. А в следующий момент капитан и дозорные увидели, как темнота возле правого борта стала сгущаться, принимая очертания гигантской головы, увенчанной гребнем. Чудовищная зубастая пасть, глаза, блестящие, точно осколки зеркал… Митра благодатный, да это же просто носовое украшение корабля! Но это кто угодно, только не бараханцы… Драконья морда беззвучно и медленно двигалась вдоль самого борта «Шалуньи». Казалось, она презрительно косится на растерянных и испуганных мессантийцев с высоты в полтора человеческих роста. Голова дракона слегка покачивалась в такт плеску волн. Напрягая зрение, капитан различил низкий, локтя на полтора ниже, чем у «Шалуньи», борт, какие-то округлые предметы, расположенные вдоль него, точно драконья чешуя. Щиты? А туман возле чужого борта уже сгущался во что-то высокое, темное, причудливой формы. Мачта? Нет, форма другая. Вдруг капитан в ужасе подался назад: в свете факела он разглядел грозно воздетую над ними когтистую лапу. Лапа была исполинских размеров, вполне под стать драконьей голове. Раздался глухой звук, точно топором ударили по канату, лапа качнулась и устремилась вниз, к палубе «Шалуньи».
— А-а-а! — раздался крик кого-то из вахтенных, а мигом позже железные когти с оглушительным грохотом опустились на палубу, пробивая ее насквозь, разбрасывая вокруг обломки досок.
Капитана отшвырнуло к мачте. Падая, он сломал себе шею и уже не увидел, как на палубу его корабля ворвались яростно ревущие коренастые фигуры в рогатых шлемах, в кольчугах поверх кожаных и меховых одеяний, с короткими, тяжелыми мечами в руках.
— Ваниры! — истошный вопль кого-то из матросов тут же потонул в хриплом реве нападающих, в звуках глухих ударов, в топоте ног и тяжелом свистящем дыхании…
До утра оба корабля покачивались на волнах борт о борт, намертво сцепленные вместе абордажным трапом — длинным мостиком, который можно было подымать вертикально, а затем обрушивать с борта пиратского корабля на палубу его жертвы. Мостик был снабжен железными коваными когтями в руку длиной. Эти когти врубались в доски чужой палубы, крепко соединяя корабль-охотник и его жертву. «Морской Дракон» имел два таких мостика. Они располагались симметрично с правого и левого борта, позади увенчанного драконьей головой носа и казались лапами морского чудовища: корабельный плотник специально придал им такую форму. Сейчас правая лапа корабля-дракона была воздета к небу, а левая, опущенная, держала в своих железных когтях добычу.
Владел кораблем Грейп из Йомса, по прозвищу Крысиный Нос,— крепкий детина, в драке стоивший по крайней мере двоих бойцов. Кроме того, он был очень хитер, проницателен и воистину неистощим на воинские выдумки. Нос его сильно выдавался вперед, подбородок же, наоборот, был скошен назад, чего не могла скрыть даже окладистая белокурая борода. Бойцы, сражавшиеся под его знаменем, говорили: «Грейп своим крысиным носом чует опасность за целую лигу. А уж добычу — лиг за пять, не меньше!» Команду «Морского Дракона» составляли ваниры с северного побережья, из округа Йомс, по большей части люди знающие что почем, опытные и в морском деле, и в бою. Все они были земляками, а многие даже родственниками, так что на врага шли плечом к плечу. Мало кто мог устоять против их удара, тем более что в команде имелись еще и двое бересайков, наводивших непреодолимый ужас на врагов. Во время боя эти люди приходили в яростное исступление, выли, как дикие звери, беснуясь, грызли край своих щитов. Двигались бересайки с неописуемой ловкостью и скоростью.
Остаток ночи ушел на то, чтобы опустошить трюм захваченного корабля. Воины с веселыми возгласами и шутками таскали тюки с дорогим вендийским шелком и тонким, мягким сукном из Турана, с грохотом катили по палубе бочонки с вином. У нескольких бочонков тут же были выбиты днища, и ароматная влага, драгоценное вино из Офира, которое даже аристократы не могли позволить себе пить часто, вино, имеющее запах и цвет лепестков роз, моментально исчезло в луженых ванирских глотках. Пираты черпали вино из бочонков своими рогатыми шлемами, пили его, жадно глотая и обливаясь, как привыкли пить свое кислое пиво.
Когда солнце, выглянув из-за горизонта, разогнало своими лучами туман и осветило морскую гладь, разграбление корабля продолжилось. Из капитанской каюты вытащили одежду, сундучок с судовой казной, морские карты, из камбуза — котлы, кастрюли и сковороды. Пираты не оставили без внимания пилы, молотки и луженые гвозди, не поддающиеся ржавчине. Быстро опустошили провиантский склад… Когда же ваниры принялись таскать паруса и канаты из парусной кладовой, расположенной на носу судна, случилось одно странное происшествие. Нефф и Орефф, два брата-погодка, ухватили большой тюк парусины, лежавший возле дальней переборки и уже собирались тащить его к выходу, как вдруг из-за тюка выскочил человек. Видимо, он спрятался там во время ночной резни. Нефф и Орефф в изумлении разжали руки и выпрямились. Потолок парусной кладовой был очень низок, а оба брата — детины весьма рослые, и потому они чувствительно ударились макушками о доски. Человек не стал дожидаться, пока братья опомнятся и схватят его. Мгновенно перепрыгнув через тюк, он змеей скользнул между ними и устремился на палубу. Яростно взревев, братья кинулись вслед за ним.
— Держи! Держи южанина! Кишки ему выпустить!
Сотня человек гонялась по тесной палубе за одним-единственным, но незнакомец оказался так быстр и увертлив, что схватить его никак не удавалось. Однако долго это продолжаться, разумеется, не могло. Деваться беглецу было некуда, разве что за борт, в холодную осеннюю воду, Похоже, он и сам понимал это. Взбежав на кормовую надстройку и успев пнуть прямо в лицо первого из преследователей, так что тот кубарем покатился с лестницы вниз, беглец перемахнул через ограждение и прыгнул в сторону мачты. Его гибкое тело мелькнуло над головами изумленных ваниров. Следовало ожидать, что прыгун расшибется о доски палубы, но этого не произошло. Каким-то чудом он сумел ухватиться за канат и повиснуть на нем. В следующий момент смельчак уже карабкался на самую верхушку мачты, проявляя поистине кошачью ловкость. Ваниры, пораженные увиденным, молчали, и лишь тот воин, что получил удар в лицо, ругался себе под нос да сплевывал на палубу сгустки крови.
— Эй, долго будет продолжаться этот балаган? — раздался зычный, точно боевая труба, голос Грейпа Крысиного Носа. Капитан неторопливо прошагал по абордажному мостику и остановился неподалеку от мачты.
— И кто же это прячется от нас на мачте? — сказал капитан и, перейдя на зингарский, прокричал:
— Эгей, ты сам слезешь, или мне взять в руки лук? Клянусь морскими демонами, больше одной стрелы мне не потребуется!
Сидевший на мачте хранил молчание. Грейп повторил свою фразу на аргосском, затем — на ломаном шемитском. Незнакомец не отвечал.
— Стигиец он, что ли? — проворчал капитан.— Эй, позовите-ка сюда старого Орма, пусть он попробует поговорить с южанином.
— Да чего с ним говорить, с этим сыном кабана и собаки? — прорычал воин с разбитым лицом.— Убить его, и все тут! Дайте же мне лук!
— Нет! — твердо ответил Грейп.— Он мне понравился. Настоящий храбрец! Жаль, что это не ванир, а то бы я с ним подружился.
— Кто тебе сказал, что я не ванир? — раздался с мачты звонкий голос, говоривший на одном из наречий южного Ванахейма, впрочем, вполне понятном для ушей уроженцев Йомса.
— Смотрите-ка, наша птичка зачирикала! — обрадовался Грейп.— Эй, слезай наконец вниз, не тронем!
— Обещаешь? — спросил незнакомец.
— Обещаю, не будь я Грейп, сын Гурна!
Несколькими мгновениями позже смельчак спустился с мачты на палубу. Взглянув в лицо своего пленника, Грейп вдруг захохотал.
— А ну-ка, сними свою шапку!
Человек, стоявший возле мачты, потянул завязки и сдернул с головы морскую шляпу с широкими, ниспадающими на плечи полями. Ваниры изумленно загомонили: это оказалась девушка, статная и гибкая. Рыжие волосы в беспорядке рассыпались по плечам, прядями свисали на лицо, чуть тронутое веснушками. Глаза были большие, зеленые и немного диковатые. Ярко-красные губы упрямо сжаты. На вид девушке исполнилось лет пятнадцать-шестнадцать, может чуть больше.
— А ведь ты и верно ванирка! — внимательно вглядевшись ей в лицо, провозгласил Грейп.— Похоже, ты из рыжих ванов, что живут в горах на границе с Киммерией. Только, знаешь ли, у ванирский девушек нет обычая ходить в мужской одежде!
— Хороша бы я была, если бы полезла на мачту в юбке,— хмуро откликнулась незнакомка.
— Девушкам из Ванахейма не приличествует и лазать по мачтам,— поучительно продолжал Грейп.— Они известны своей скромностью, благонравием, так же как мужчины из Ванахейма — храбростью и неукротимостью в бою.
— А как же тогда Ронда? — спросила девушка, и предводитель не нашелся, что ответить.
— Эге, ты знаешь песнь о Ронде? — раздался звучный голос.— Теперь и я уверился в том, что ты действительно родом из Ванахейма… А ну-ка, пропустите…
Воины расступились, освободив путь высокому, осанистому старику с серебристо-белой бородой и такого же цвета волосами, ниспадавшими на плечи. В отличие от остальных, он был облачен в светлые льняные одежды, на нем не было ни кольчуги, ни шлема, оружия у него тоже не было.
— Как тебя зовут, дитя? — Серо-стальные глаза старика внимательно смотрели на девушку.
— Соня,— ответила девушка.
— Это не наше имя! — выкрикнул один из воинов, тот самый, что получил удар в лицо.— Эта рыжая стерва выучила где-то наш язык и теперь морочит нам головы! За борт ее! За борт южанку!
Толпа всколыхнулась, зароптала, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы ропот не перекрыл еще один голос: скрежещущий, жуткий, как карканье гигантского ворона:
— Эй, Гронни, ты хочешь воевать с женщинами? Трус, ты даже для этого не годишься! Ублюдок, сын собаки! Иоу-у, ты сегодня уже получил пинка от женщины, так, может, теперь хочешь отведать доброго мужского тумака? Ар-р!
Вокруг выкрикивавшего эти слова тут же образовалось пустое пространство: воины шарахнулись от него во все стороны. Лицо странного человека было искажено, ноздри свирепо раздувались, а в глазах плескалось безумие.
— Эй, Корк, успокойся! — поспешил вмешаться капитан Грейп.— Конечно же, Гронни — дурак. Но не стоит убивать дурака, достаточно посмеяться над ним. Корк, смейся! Смейся вместе со мной! Ха-ха-ха-ха!
Рокочущий смех капитана разнесся далеко над волнами. Корк вздрогнул и растерянно огляделся. Казалось, он забыл, где находится и что с ним происходит. Потом он тоже засмеялся: вначале неуверенно, а затем все громче и громче. К этому смеху присоединился еще один ванир, затем — еще, и вскоре хохотала уже вся команда. Тем временем старик приблизился к девушке.
— Кажется, ударив Гронни, ты приобрела себе врага,— сказал он.— Но зато у тебя появился и могучий защитник — Корк.
— На вид он не очень-то могучий,— пожала плечами девушка.— Правда, ваши воины явно опасаются его.
— И не случайно,— ответил старик.— Ведь Корк — бересайк.
— Воин-безумец?
— И это ты тоже знаешь. Ты назвала свое имя…