- Мне очень жаль, - сказал Вайс, оскалив свои кроличьи зубы. - Мы все сейчас не слишком-то владеем собой. Может, все не так плохо, как вы представляете. Позвольте, я объясню.
Тон, которым он говорил это, был довольно уверенным, но все же Вайс выглядел самым испуганным человеком, какого Лео когда-либо видел.
5
- Я могу написать заявление, - убеждал он генерала по телефону тридцатью минутами позже, - но можно сделать кое-что получше. Можно вообще откреститься от всей этой истории. "Телпро" никто с этим не свяжет. Во-первых, эти придурки, которых вы там держите, говорят, что, раз ДРК был рассеян с крыши фабрики, он, перед тем как осесть, может разлететься на несколько миль. У нас сейчас дует отличный ветерок. - Лео вспомнил, как лишь сегодня утром покачивались на волнах "марлины" и "молнии". - И это вещество будет перемещаться. Может, оно вообще унесется с Род-Айленда. Может, оно пролетит до самой Канады. Никто в мире и не подумает связать это с "Телпро", а если нам повезет, оно пролетит над Саундом и умертвит всего пару рыб. А если на той неделе пройдут дожди, худшего вообще может не случиться. Вода просто фантастически нейтрализует его действие! Последствия? Ну, может, несколько человек немедленно умрут. Месяц-другой кое-кому из Патукета или Стова будет немножко не по себе, - Вайс говорил, что влияние на мозг может проявляться спустя длительные сроки. Никакой вспышки заболеваний не будет, вот что для нас благоприятно.
Он какое-то время слушал, что ему говорил генерал.
- Месяцы. Вайс говорил - месяцы.
Генерал опять заговорил.
- Он гарантирует это, сэр.
И снова Лео выслушал генерала.
- Верно. Наша задача - позаботиться о положении дел именно здесь. Это я и хотел вам сказать. Один из этих гениев подбросил мне идею, когда сказал, что ДРК - что-то вроде окиси углерода, и мы возьмем ее на вооружение. Насколько все знают, "Вудвилл Солвент" не имеет с нами ничего общего.
Этого и будем держаться. Мы сделаем анонимные телефонные звонки в "Тайме", во все информационные агентства и на телецентр в Нью-Йорке, а сами за это время приведем тут все в порядок, так что это место будет выглядеть совсем как обычный завод.
Пауза.
Лео перевел взгляд на шестерых, которые таращились на него по другую сторону стола.
- Нет, они ничего не скажут. Мы объявим, что на время инспекции на предмет безопасности завод закрывается, а их нужно перевести куда-нибудь в другое место, чтобы все об этом подзабыли. А сейчас мы можем попробовать связаться с этим парнем, Брюкнером, в Бостоне и выяснить, может ли он нам чем-то помочь. Он работал с этой штукой, так что должен знать, что тут можно предпринять.
Пауза.
- Спасибо, сэр. - Он повесил телефонную трубку и обернулся к ученым. А теперь пойдем поглядим, на что способны ваши печи. Мы должны убрать все это. Потому что кое-что может появиться в одиннадцатичасовых новостях.
***
Через полтора часа после своего прибытия на завод Лео Фрайдгуд сидел на деревянной раме, огораживающей фундамент, и смотрел, как Тед Вайс и Билл Пирс орудуют у печи. Два зеленых грузовика без опознавательных знаков с армейской базы в Нью-Джерси расположились на парковочной стоянке, и солдаты выносили из здания клетки с обезьянами, канистры, ящики с лабораторным оборудованием и коробки с записями. То, что осталось от тела Томаса Гая, засунули в мешок с молниями и тоже убрали.
Два часа спустя Лео стоял у окна и глядел, как за полицейским автомобилем пристраивается фургон Си-Би-Эс. В конторе температура поднялась за 80 градусов по Фаренгейту.
Каждый занялся своим делом. Лео вернулся к столу и набрал номер Агентства по защите окружающей среды. Потом позвонил в Департамент здравоохранения округа Патчин.
В обоих случаях он представился как Теодор Вайс. Подойдя к окну, он увидел, как научный руководитель и Билл Пирс выходят из здания, чтобы встретить полицию. Из фургона Си-Би-Эс вылезли высокий мужчина в синем костюме (репортер), звукооператор и человек с переносной видеокамерой. Репортер направился к Вайсу и полицейскому. Когда около ворот загудел грузовик, Лео оставил свой наблюдательный пост у окна и направился к лестнице.
Барбара, лаборант и два научных сотрудника стояли у стола в прихожей. Лео улыбнулся им, спустился и вышел из здания.
Знаменитый репортер из Си-Би-Эс стоял напротив Билла Пирса и держал перед ним микрофон.
- Есть ли какие-либо доказательства того, что эта трагедия, по слухам, произошла из-за отравления моноокисью углерода?
- Насколько я знаю... - начал Пирс.
Так оно и продолжалось несколько часов. К тому времени, как полиция закончила свою работу, опустилась тихая, безветренная ночь. И к тому времени, когда пришла пора ехать домой, Лео Фрайдгуд почти забыл о том невидимом, бесцветном и не обладающем запахом облаке, которое называлось ДРК и которое медленно дрейфовало сейчас в теплом воздухе над округом Патчин.
6
В конце концов, когда Тед Вайс и Билл Пирс прервали свое молчание, все газеты обвинили их и облако во всем, что произошло в Хэмпстеде, и Патчине, и Старом Саруме, в Уитчли и Рэдхилле, в Кинг-Джордже - во всех этих великолепных городах между Норрингтоном и Нью-Хейвеном, там, где много художников и журналистов, и ночных клубов, и холмов, одетых в гранит, и зданий-коробок. Начнутся исследования, судебные процессы, речи, петиции, демонстрации. И все это будет правильным, и все - бесполезным, потому что за то, что произошло в ближайшие месяцы, облако не отвечало.
Все это для вас, уже лежащих в постели, расслабленных и удовлетворенных. Для вас, кто лишь начал задумываться о себе.
Для вашей истории, для истории Хэмпстеда...
7
Двести лет назад не было тут никакого Хэмпстеда, а только Гринбанк, кучка ферм да церковь над Грейвсенд-бич. Прибрежный тракт (теперь Маунт-авеню) соединял Гринбанк с Хиллхэвеном и Патчином. Когда генерал Трион в 1779 году отплыл из Нью-Хейвена, чтобы сжечь Патчин, маленькая группка солдат - десять или одиннадцать человек - спустилась по Прибрежному тракту, чтобы сжечь заодно и Гринбанк. Тогда мужчины заняли оборону, а женщины и дети попрятались в лесах на Фэйри-хилл. Однако нашлись люди, которые с радостью приняли участие в этом разрушении.
Викарий округа Патчин писал: "Поджигатели работали с ужасающей целеустремленностью, во главе их стояли люди, родившиеся и выросшие в соседнем городе. Одной из жертв был мальчик, которого застрелили с такого расстояния, что его одежда воспламенилась. Еще восемь жертв были убиты британскими солдатами, но убийство мальчика произошло без свидетелей и так и осталось тайной".
Это событие - убийство тринадцатилетнего мальчика посреди всеобщего хаоса - и стало историей этого места.
Десять лет спустя Джордж Вашингтон, президент тринадцати Соединенных Штатов, навестил Патчин. В его дневнике упоминается, что по всему маршруту - а он следовал по Прибрежному тракту - он видел каминные трубы, торчащие среди обгоревших руин.
В последующие двести лет в метрической книге были записаны следующие имена: Барр, Вэйкхауз, Дженнингс, Аннабил, Вильямс, Винтер, Аллен, Кент, Мурман, Баддинггон, Смитфилд, Сэйр, Грин, Тейлор. Все эти имена восходят к четырем фермерским семействам, которые обосновались на Прибрежном тракте в 1640 году, - Вильямсам, Смитам, Гринам и Тейлорам. В 1645-м к ним присоединился землевладелец по имени Гидеон Винтер (особняк Монти Смитфилда на Маунт-авеню был построен как раз на месте бывшей фермы Гидеона Винтера).
Некоторые имена начинают появляться и в записи преступлений Хэмпстеда. В 1841 году заезжий путешественник, который звал себя Цыганом, убил в лесах, прилегающих к луковому полю, Энтони Дженнингса и двух детей - Сару Аллен и Томаса Мурмана. Он поджаривал тела в яме, когда его захватила группа фермеров, которую возглавлял Дженнингс. При свете факелов его приволокли на общинные земли Хэмпстеда (теперь их больше нет, поскольку они разрезаны пополам Пост-роад) и под присмотром городского шерифа надели на шею веревку. Сам Тадеуш Барр, судья, прискакал по Прибрежному тракту и осудил этого человека на смерть.
Он знал, что ему не удастся доставить преступника на суд графства в Норрингтоне. Преступник отказался отвечать на вопросы Барра и только сказал: "Судья, я один из ваших".
Уже после смерти кто-то из толпы узнал в нем дальнего родственника семейства Тейлоров, которого еще мальчиком отослали на другую ферму.
В 1898 году Робертсон Грин (среди друзей известный как Принц) сбежал с богословского факультета в Нью-Хейвене и жил в отдельных комнатах в огромном родительском доме на Грейвсенд-авеню. В этот же год он был осужден за убийство проститутки в Вудвилле. На суде всплыли подробности его жизни, да такие странные, что о них писали в газетах Нью-Йорка. Выяснилось, что когда он вернулся из Нью-Хейвена, то приобрел странные привычки: спал в дубовом гробу, который заказал у местных держателей похоронной конторы, никогда не отдергивал занавесок, всегда одевался в черное и пристрастился к опию, который в то время легко было достать в любой аптеке. Он посещал норрингтонских и вудвилльских проституток, и четверо из них были зверски убиты неизвестным лицом в мае - сентябре 1897 года.
Принц Грин так и не признался в этих убийствах, но за них его осудили бы так же наверняка, как и за смерть той женщины, чье тело нашли на задворках Вудвилла - на Редбон-аллее. Нью-йоркский "Американский журнал" приводил слова отца молодого человека, который утверждал, что сын свихнулся из-за постоянного чтения стихов поэтов-декадентов Доусона и Суинберна. Еще раньше Грина начали называть Коннектикутским потрошителем, но уже в более поздних изданиях - Потрошителем-поэтом. "Бывали такие дни, - говорил его отец репортеру, - что он вел себя так, словно не знал, как зовут его мать или меня".
В 1917 году легализованные убийства происходили во Франции, и юноши по имени Барр, Мурман и Баддинггон были убиты в окопах. Их имена выбиты на монументе в честь героев Первой мировой войны, который возвышается над Пост-роад, как раз напротив ресторана "Дары моря".
Моделью изваянного солдата - красивого, высокого и стройного - был Джонни Сэйр, который в 1952 году прикончил себя из автоматического пистолета на траве возле доков за саутельским Загородным клубом. Тогда никто не понял, что заставило пятидесятитрехлетнего Джона Сэйра, который был юристом и важным лицом в городе и которого все уважали, покончить с собой. Он отменил все встречи, назначенные на то утро, и его секретарша говорила полиции, что Сэйр последние дни казался раздраженным и подавленным.
Бонни Сэйр сказала, что она не хотела идти вечером в клуб, но Джон настоял - они еще две недели назад договорились с Гремом Вильямсом и собирались раньше времени отметить наступающий день рождения Джона. Секретарша сказала, что он не пошел на ленч и остался в конторе. Бонни Сэйр вспомнила, что на обед он заказал лишь салат. И пока все остальные выпивали, Джон извинился и вышел (должно быть, он все время таскал с собой пистолет). Несколько минут спустя они услышали выстрел, но прозвучал он точно выхлоп автомобиля на ближайшей парковочной стоянке или как хлопнувшая задняя дверь ресторана. Вышедший на перекур официант и нашел тело.
Ни Бонни, ни секретарша не сочли нужным сообщить полиции, что Джон Сэйр на листке лежавшего рядом с телефоном блокнота для заметок написал два имени: Принц Грин и Бейтс Крелл.
Секретарша, которая жила в Хэмпстеде только два года, этих имен не знала. У Бонни Сэйр сохранились лишь смутные воспоминания о преступлениях Принца Грина. На Грейвсенд-авеню стоял большой дом, куда ей и ее сестре запрещалось входить. Там жили два старика, которые никогда не выходили на улицу. В памяти осталась мрачная тень позора, отвращения, скандала... Что касается Бейтса Крелла... Когда Бонни Сэйр увидела это имя, четко выведенное в блокноте, спустя два дня после смерти мужа, в ней шевельнулось какое-то неясное чувство, и лишь мгновение спустя она поняла, что это тревога. Этот человек принадлежал к предыдущему поколению - оно, кстати, следовало сразу за поколением Принца Грина. Бейтс Крелл владел лодкой для ловли омаров, которая швартовалась в устье Наухэтена, - там, где теперь размещается нефтеперерабатывающий завод.
У него была дурная, даже зловещая репутация. Бейтс был крупным, широкоплечим, бородатым, темноглазым человеком. Он нанимал мальчишек, чтобы они помогали ему ставить сети, и нещадно бил их за малейшие промахи. Однажды он исчез. Его лодка так и осталась на стоянке, пока ее не объявили собственностью штата и не продали. Когда Бонни еще ходила в школу, говорили о чьем-то муже или отце, который велел Бейтсу убираться из города, о дочерях или женах, побывавших на этой лодке темными ночами... Но почему ее муж нацарапал это имя, прежде чем убить себя?
Принц Грин. Бейтс Крелл. Перо Джона Сэйра чуть не прорвало бумагу.
Сейчас на реке больше нет ни лодок ловцов омаров, ни самих рыбаков, которых раньше тут было несметное количество. Теперь здесь нефтеперегонный завод и Риверсайд Билдинг, в котором находятся приемные дантистов и страховые агентства, ресторан "Альбатрос" и бар "Чайка", где пьют подростки, ресторан "Дары моря" и конторы.