— Это не золото. Тебя обдурили.
Гриня вырвал кольцо из его пальцев, положил в карман.
— Неважно. Это сувенир, Костя, — снял с себя одну нитку с бусами, набросил на шею Косте. — Это твоей Нинке.
Два маленьких буксира, миновав маяк, втянули плавбазу в акваторию порта. После долгого плавания корабль швартовался в родном порту.
Столпившиеся у борта моряки смотрели на причал, который, как всегда, был забит множеством ярко одетых женщин.
Гриня, толкнув локтем боцмана, негромко сказал:
— Вижу Клаву. Что сейчас буде-е-ет!.. Боцман вздохнул.
— Надо же — ничего не успел купить. До самого гудка в полиции задницу разглядывали.
— Так и скажи. Правда всегда лучше!
— Клава не поверит, — снова вздохнул боцман. — Мне сейчас лучше вообще с борта не сходить.
— Правильно! Не сходи! Переночуем здесь, а к, утру она перегорит.
— Клава не перегорит, — с тоской смотрел на причал боцман.
Последние моряки и их жены, нагруженные покупками, покидали порт. Уходили, неся под мышками трубы, молоденькие оркестранты. И только одна Клава, уперев руки в бока, мертво стояла на причале.
На палубе, за лебедкой, прятались Гриня и боцман.
— Глянь, не ушла? — спросил боцман.
— Стоит, — сказал, выглянув из-за лебедки, Гриня.
— До смерти стоять будет. Надо идти.
Приняв бодрый вид, они вышли из-за лебедки и направились к трапу. Клава стояла на прежнем месте.
Друзья с пустыми руками, не считая кейсов, подошли к лей.
— Здравствуй, Клава, — быстро сказал Гриня. Клава, ничего не ответив, смотрела на мужа. Боцман, переминаясь с ноги на ногу, заговорил:
— Понимаешь, Клава, так получилось… Хороший магазин, где я все покупаю, был закрыт на санитарный день… А барахло, как у них… — показал в сторону моряков, грузивших в машину коробки с „аппаратурой“, — я решил больше не брать.
Клава спокойно выслушала его и так же спокойно врезала ему два раза по физиономии, круто повернулась и пошла.
Гриня, забежав вперед, преградил ей путь.
— Постой, Клава. Он пошутил. Как ты могла так плохо о нас подумать! — раскрыл кейс, достал пакет, весь перевязанный разноцветными ленточками с бантиками. — Магазин был и правда закрыт, зато, смотри, что мы тебе купили на морвокзале… Всю валюту ухлопали!
Клава насторожилась:
— Что это?
— Разверни.
Клава тут же стала развязывать ленточки. Гриня помогла ей. Наконец Клава вынула из пакета кучу тяжелых разноцветных бус, которые были подарены Грине негритянкой.
Гриня взял длинные нити и накинул ей на шею. Бусы закрыли грудь и живот Клавы. Сложные, противоречивые чувства отражались на ее лице.
Боцман, приободрившись, сказал:
— Это, Клава, сейчас самое модное за границей украшение!
— Точно! Все бабы умрут! — подтвердил Гриня. — Только эти бусы, Клава, носят не так.
Клава растерялась.
— А как? — она перебирала бусы руками.
— На тебе должна быть только одна юбка и эти бусы, — Гриня достал из кейса свернутый плакат одного из туристских бюро Африки, развернул его. — Вот так!
На цветном проспекте была изображена полная африканка с голой грудью, которую прикрывали многочисленные нити разноцветных бус.
Клава оглядела негритянку, ехидно заметила:
— На ней, между прочим, и юбки тоже нет! — Сорвав с шеи всю связку бус, швырнула их Грине. — Ты эти цацки лучше своей бляди подари, которая сейчас на твои денежки гуляет! — Она снова пошла к выходу из порта.
Гриня с боцманом двинулись за ней. Последний подмигнул Грине.
— Легко отделались.
— Конечно. Всего два раза по морде схлопотал.
В пароходстве Гриня с головой влез в окошко кассы, подал кассиру Зиночке свой кейс.
— Сыпь, Зиночка, в последний раз… Все! Завязываю я с этой каторгой!
— Не зарекайся. А у меня для тебя две новости.
— Одна хорошая, другая плохая?
— Нет, Обе хорошие.
— Давай.
Зиночка не спеша укладывала пачки денег, щебетала:
— Начну со второй: клавкина сестра, твоя невеста, замуж вышла. Клава тебе сказала?