– Правда, – не нужно было повышать голос, чтобы он услышал. Но это ничего не меняло. Мне стало скучно. Но все-таки я задала еще один вопрос: – Откуда ты узнал обо мне?
– Мой учитель рассказал мне.
– Это он послал тебя сюда?
– Нет, – в голосе ребенка опять зазвучала плохо скрываемая гордость. – Учитель не знает, как отыскать тебя. Он многое не знает, хотя он – УЧИТЕЛЬ. А вот я узнал. Узнал и отыскал тебя. Зато учитель рассказал мне о том, что для тебя – смерть.
Бесполезно было с ним разговаривать. Бессмысленно разубеждать того, кто считает тебя кровожадным чудовищем. Я рассердилась, и неожиданно ощутила, как мое раздражение превращается в плотный комок. Нет, в жало. Я вспомнила своего далекого «учителя». И стало ясно, как мне следует поступить... Боясь, что и на этот раз мне не удастся схитрить, я иронично заметила:
– Ну, ты же у нас герой. Что там за подвиги совершают в сказках герои? Сражаются с драконами? А ты пришел положить личинку рядом с моим коконом. Убить паучка, который не может сдвинуться с места... Какой храбрец! Ты даже ударить меня побоишься. Даже дотронуться. Побоишься ведь?..
Ребенок насупился, обиженно сжав губы. А я замерла в ожидании. Что будет, если мальчик не побоится дотронуться до меня?.. Он не побоялся. Шагнул и с силой стукнул по кокону рукой:
– Вот тебе!
И, едва почувствовав прикосновение, я впилась в его беззащитную ладонь. Когда он отдернул руку и отскочил назад, вытирая слезы здоровой рукой, на его лице впервые появилась растерянность.
– Что... что ты сделал со мной?
В другое время я от души насладилась бы его страхом и растерянностью. Но сейчас мне было не до этого – я не ответила на вопрос, внимательно следя за его лицом. Можно было не сомневаться, что учитель ни о чем подобном ему не рассказывал.
– Почему ты молчишь? Зачем... ты укусил меня? Теперь я умру?
Непривычно испытывать нежность к существу, которое только что вызывало раздражение. Я даже растерялась, когда ощутила в себе незнакомое желание опекать. Любыми способами защитить этого ребенка. Я никогда не испытывала ничего подобного. С тех пор, как я стала паучком, меня волновали только собственные нужды. Своя безопасность. Своя добыча. Непривычно было после стольких лет равнодушного уединения ощутить... привязанность. Я поняла, что испытывает мать, на руках у которой плачет ребенок.
– Успокойся, – как можно мягче заметила я, опасаясь, что он вскочит и убежит, если услышит правду. – Ты не умрешь. Но ты пришел сюда убить паука. И теперь наступило время расплатиться за этот поступок. Я сделала так, что ты тоже... станешь паучком.
– Но я не хочу.
Я опять промолчала. Это упрямое «не хочу» принадлежало другому миру – мальчик просто еще не догадывался, как переменилась его жизнь. Потом до него начал доходить смысл моих слов. Он округлившимися глазами посмотрел на личинку осы (она упала на пол пещерки, когда мальчишка отдернул руку, и сейчас лежала в стороне, забытая нами):
– Ты нарочно все это подстроил? Ты хотел, чтобы... эта личинка сожрала меня? Она будет есть меня изнутри...
– Не будет, – торопливо перебила его я. – Когда личинка проклюнется, ты еще будешь человеком. А она станет искать кокон. Так что не бойся, она сожрет именно меня.
Теперь мы оба молчали. Мальчишка тяжело дышал. А я старалась не думать о том, что меня ожидает. Следила за ним. И одновременно перебирала, как сокровища, незримые нити паутины. Напоследок не жалея свою добычу. Наслаждаясь и яркими лучами солнца, сжигающими плечи косарей, и купанием в реке, и чьими-то торопливыми ласками. Уже не различая, что можно отнимать, а что нужно оставить на потом. Сейчас для меня никакого «потом» не существовало.
Наконец, мальчишка с трудом сделал шаг вперед. Я следила за ним, не понимая, что он задумал. Его упрямая сосредоточенность завораживала. Он опять подошел ко мне почти вплотную, наклонился за личинкой.
– Не трогай, – одернула его я.
Но он не послушался. Пошатываясь, подошел к выходу, размахнулся и кинул белый кругляш личинки как можно дальше. Я с замиранием смотрела, как яйцо падает в бурлящую на перекате речушку.
– Теперь она не сможет тебя убить, – удовлетворение в голосе ребенка заставило меня улыбнуться. Интересно, когда это я научилась улыбаться?
– Спасибо, – теплота моего голоса должна была убаюкать мальчика (если с ним все происходило так, как когда-то со мной). Несколько мгновений я позволила ему гордиться собой. А потом жестоко добавила: – Но теперь ты сам должен будешь убить меня.
– Но... почему? – в его глазах опять промелькнуло обиженное недоумение. – Я не хочу... Я больше не собираюсь причинять тебе зло.
– Я знаю. Это ты еще очень многого не знаешь, мальчик. Тебе придется обзавестись жалом и вспороть мой кокон. Сделать так, чтоб меня не стало.
– Но зачем?!
– Потому что двум паукам не ужиться в одной паутине.
Молчание. Я не жду немедленного согласия. Даю мальчишке время привыкнуть. Слишком много на него свалилось за сегодняшний день. И пока в нем еще не ожили бесчисленные поколения паучков, которые жестко (а порой жестоко) диктуют, как надо поступить. Не удержавшись, я перебираю те знания, которые не являются моей памятью. Потом что-то внутри меня вздрагивает от непонятного звука. Ребенок плачет? Но, приглядевшись, я понимаю, что мальчишка давится от смеха. Он пытается сдержаться, морщиться, кривя губы. Но наконец его «прорывает». И он уже во весь голос хохочет. А я ловлю себя на мысли, что не могу на него рассердиться.
– Что тебе кажется таким смешным?
Задаю вопрос, чувствуя, как еще одна ниточка протягивается между нами. Так вот в чем дело. Мальчишке открылась моя память (и не только моя). И он с интересом окунулся в открывшиеся знания. Но и сам открылся для меня. Перестал казаться загадкой (следствие нашего внезапного родства). Еще до того, как ребенок отвечает, я знаю, что его так развеселило.
– Ты, правда, считаешь, что люди живут только в ближайшей деревне?
Я ловлю картинки его воспоминаний. И среди них – город, из которого он пришел. Мне, паучку, пережившему несколько поколений людей, такое скопление народа кажется удивительным. А девочка, которая все еще живет в глубине меня, просто застывает в изумлении. Этот город может прокормить не один десяток паучков.
– Ты сможешь дотянуться до него паутинкой?
– Конечно, – я все еще не могу оторваться от захватившей меня картинки.
– Значит, тебе не надо умирать? – мальчишка упрямо гнет свое. Но теперь я не вижу смысла возражать.
Смотрю на него. Пока он не настораживается от моего пристального взгляда. А потом словно бы про себя шепчу:
– Все-таки из тебя получится очень необычный паучок.
© Copyright Александрина Ван Шаффе