- Это его я должен оперировать?
- Да, его. Я провел наблюдения над больным. Установил орган, принимающий колебания силового поля. Я назвал его центром магнетизма. Мне думается его легко удалить, он связан только со щитовидной железой.
- Со щитовидной железой? - удивился хирург.
- Да. Но сигналы, принятые им, поступают в мозг и могут быть преобразованы в световые или звуковые волны, когда он настраивается на радиопередачу. Обычную звуковую волну на расстоянии он не улавливает. То есть слышит он, как все. Впервые он настроился на коротковолновую передачу в эфире я смотрел фильм, который крутили по телевидению где-то чуть ли не в другом полушарии. Он по ходу действия рассказывал содержание фильма. Возможно, это был и не первый случай, когда он стал пользоваться своим необычным природным даром, но его родители заметили именно этот случай. Позднее он мало-помалу научился управлять сигналами, которые поступают к нему в мозг. Возможно, вскоре он научится читать чужие мысли. Мне кажется, иногда ему уже удается это. Далось это ему не без труда. Мозг его утомлен непривычной нагрузкой. Но его угнетает и другое. О своих родителях, например, он узнал такие вещи, которых дети обычно не прощают. Супруги Стены стали бояться мальчика. И они правы, скоро от него не будет тайн он будет знать все, что они делают и даже думают.
Диман снова болезненно дернул плечами.
- Ей-богу, - сказал он, - за мной не так уж много грехов, но мне жутко при одной мысли, что ктото может узнать мою интимную жизнь и даже то, что я думаю. Честное слово, мороз по спине. Представь себе: я знаю все, что делают мои близкие и что они думают обо мне. Черт, страшно подумать, сколько можно открыть неожиданного.
- Ну, довольно, - оборвал его Бравин. - Операция в четверг.
3
Глоб Диман, не подозревая того, своими словами затронул больное место Стива. Почти на всякого, кто видел профессора в клинике или дома, Бравин производил впечатление человека особенного, отрешенного от обыденных житейских сует И сам он умышленно старался поддерживать это распространенное заблуждение недалеких людей, для которых ученые, изобретатели и прочие избранные рисовались натурами, скроенными из другого материала. Сознание этого дает обывателю право считать таких людей великими, но позволяет относиться к ним с оттенком благодушного презрения. Все-таки в глазах обывателя они неполноценны.
На самом деле душа Стива Бравина была легко ранимой. В последнее время его постоянно мучила одна и та же мысль, вернее, подозрение - он не верил своей жене. Не может такая молодая и красивая женщина любить его - карлика, хотя и талантливого, но все равно карлика. Она изменяет ему, должна изменять, с этим писаным красавцем Викентом.
Викент Климон - богатый бездельник, похожим на рекламного воскового мужчину из магазина мод, - с недавних пор стал "другом" их дома. В то время как Бравин, запершись в своей клинике, проводил новые опыты, Климон приезжал за женой профессора в автомобиле нелепой конструкции, преимущество которой заключалось в одном: она не походила ни на что, ранее известное. Правда, Луиза каждый раз звонила Стиву, предупреждала, что едет развлечься. Стив неестественно любезным голосом просил передать привет Викенту, отпускал несколько легкомысленных шуточек, а после долго не мог сосредоточиться.
Глядя на розоватые и зеленые колбы с новой "жидкостью Бравина" под номером двенадцать - уже двенадцать! - он мысленно видел всегда одно и то жесчастливых любовников. Правда, потом Луиза рассказывала ему, где они были с Викентом, и жалела, что его, Стива, не было с ними. Но ведь это обычная уловка. Чаще всего измена кроется за внешними признаками искренности и доверия. Они нарочно приглашают его с собою, зная, что он откажется. Должна же понимать эта безумная женщина, как мучительно ему находиться рядом с нею на виду у людей, когда его до нелепости смешной рост будет выставлен на публичное обозрение. Она делает вид, будто не понимает этого.
Сомнения особенно сильно терзали Бравина сейчас. У него была возможность узнать правду. Стив каждый день боролся с искушением спросить у своего необыкновенного пациента про жену. Но не спрашивал - боялся правды. И не один только страх ред горькой истиной удерживал его. Жалким ничтожеством, вызывающим чувство омерзения, гадливости, представлялся он самому себе в минуту, когда его одолевал соблазн спросить мальчика о жене и любовнике. Это казалось так же подло, как если ему захотелось подсмотреть в чью-то замочную скважину.
На свидание к мальчику Стив шел с мучительной болью в душе. Он не мог смотреть ему в глаза, страшные глаза. В них навеки застыли печаль и мука, и горькая ирония - ирония малолетнего циника, рано узнавшего скрытую подлость близких ему людей. Детское сердце еще не научилось прощать. Это был cтарец с легко уязвимой душой ребенка. И странно бы слышать от него такие, совсем детские слова:
- Дядя профессор, вылечите меня. Мне тяжело, дядя. Я не хочу так много знать.
- Скоро, скоро, мой малыш, мы поможем тебе, утешал мальчика Стив. Сердце профессора замирая от непривычной боли: Пати Стен был первым пациентом, которого Бравин полюбил просто по-человечески.
Операция прошла успешно. Пати медленно выздоравливал. Первое время Бравин ежедневно навещал его. На второй день после операции больной пришол в сознание. Профессор почти не узнал его: так привык он к пронизывающему, старчески печальному взгляду, что глаза ребенка, испытывающего одну только физическую боль, показались Стиву почти радостными. Это был обычный простодушный детский взгляд. Он молил только об одном: чтобы умные добрые дяди и тети в белых халатах облегчили его страдания, помогли ему. Острое жало привязанности кольнуло сердце профессора. Он отвел глаза, чтобы скрыть слезы. В клинике еще никто не видел его слез.
Здоровье мальчика быстро улучшалось. У него появились обычные детские желания: он любил сладости и фрукты, любил, когда ему читали вслух детские книжки. Хотел видеть папу и маму. А к дяде профессору - так он называл Стива - питал особую привязанность. Он начисто забыл все, что узнал, пользуясь своим шестым чувством. Словом, Пати стал обыкновенным, ничем не примечательным мальчиком, который перенес тяжелую болезнь и выздоравливал.
И Стив перестал навещать больного. Сестра Анна Полон, добродетельная старая дева, рискуя навлечь да себя немилость Бравина, ежедневно передавала емy просьбу мальчика видеть дядю профессора.
- Теперь это уже ни к чему, - холодно заявлял Бравин.
Древовидная сестра вызывающе сердито пожала плечами. Ее поражала черствость профессора.
Но дело было не в черствости. Стив боялся видеть маленького Пати, встреча с мальчиком могла поколебать его решимость.
Бугристый участок, удаленный из щитовидной железы больного, Стив растворял в сложной комбинации из открытых им ранее стимуляторов нервной деятельности - для краткости и из законного тщеславия он называл этот препарат "жидкостью Бравина", - полученную смесь вводил в кровь крысам, обезьянам и собакам. Через семь-десять дней у подопытных животных появлялась способность чувствовать силовое поле. По его указанию Глоб Диман делал операции, и у всех животных обнаруживался новый центр в форме небольшого вздутия, точно такой же, какой был удален у Пати Стена.
Перед Бравином открылись невиданные перепективы. Сделав себе прививку, он- возвысится над людьми: умение читать чужие мысли поставит его наравне с богом. Но решиться на этот шаг он не мог, он понимал, что тяжесть новых знаний должна будет поместиться в том же слабом его теле, подчиненной обычным человеческим страстям. Вынесет ли он это?
Ампулу со смесью он держал в сейфе. Мысленно он назначил срок прививки - день, когда будет выписан из клиники Пати Стен. Стив ждал этого дня и боялся его. На всех своих знакомых и служащих в клинике он стал смотреть другими глазами. Что-то он узнает о них! Даже преданная ему сестра Анна Полон, которая всегда пользовалась его особым доверием, стала внушать ему подозрения.
Он вспомнил случай пятилетней давности. Тогда он читал лекции в медицинском колледже. Одна из студенток особенно внимательно слушала его. Ему было лестно видеть, как загорались ее глаза, когда он произносил удачные и новые мысли. Собственно, ради нее он и старался. Он чувствовал: она почти влюблена в него. Это была очень симпатичная девушка. А умственные ее способности едва ли не равнялись красоте. И эта необыкновенная девушка влюблена в него.
Однако заблуждения его вскоре рассеялись. Однажды в зеркале он увидел, как она передразнивает его напыщенную походку. При этом она сгибала ноги в коленях, чтобы показать, какой у него ничтожный рост. Бравин вспыхнул. Студентка встретилась с ним глазами, испугалась и убежала.
Он отомстил ей по-своему. Завалить любого студента на экзаменах ничего не стоило. Он заставил ее прийти вторично. Она понимала: это месть, но вступить с ним в борьбу не смела. Он принял ее в кабинете одну. Она сидела покорная и напуганная, но такая же красивая, как и прежде. Ему было больно смотреть на ее красоту. Она приготовилась к самым каверзным вопросам и внутренне дрожала перед ним. Но ее страх не давал ему удовлетворения. Он предпочел бы, чтобы она восхищалась им. Он предложил ей вопросы. Пока она готовилась, наблюдал за нею. Лицо ее выдавало мучительные переживания. Наконец она решилась, подошла к столу. Но он не стал спрашивать, сказал, что ставит ей самый высший балл.
Она удивленно смотрела на него.
- Можете идти,- сказал он.
Изумленная, она направилась к двери. Она все еще не пришла в себя. Счастливый исход, видимо, не очень обрадовал ее он слишком легко достался. Она поняла: злобный профессор только забавлялся ею. У самой двери она остановилась и оглянулась. В глазах вспыхнул дерзкий вызов.
- Карлик, карлик!- по-детски обиженно выкрикнула она.
Что если и эта добродетельная ханжа Анна Полон в душе презирает его, смеется над ним.
Где бы Бравин ни слышал за своей спиной смех, он всегда принимал его на свой счет, но никогда не оглядывался. Напротив, походка его становилась еще более важной,
Теперь в его руках будет оружие, которым он смо жет сразить кого угодно. Он заставит бояться себя. Его мозг - это не мозг ребенка. Тяготы новых знани не придавят его натуру, а сделают ее крепче, неуязвимей. И все же сомнения не давали ему покоя...
Наступил решающий день. За мальчиком явились родители. Он уже совсем выздоровел. В клинике все привязались к нему и расставались с сожалением. Один Стив не навещал больше своего пациента.
Стены приехали на той же машине. В этот раз он оставили ее далеко от входа. Бравин стоял у окна. Левый рукав у него был засучен выше локтя. Ампула лежала на столе, шприц кипятился в стерилизатор. Все готово. Оставалось сделать только укол, легкий и совсем не болезненный. Но Стив медлил. Он отказался принять Стенов. Даже мальчика не пустил свой кабинет. Анна Полон с немым укором посмотрела на него, но промолчала. Должно быть, ее смутил странный блеск в глазах профессора.
По двору мимо скучных кактусов Стены вели мальчика за руки. Он шагал между ними вприпрыжку, сияющий, веселый. В открытую форточку доносился его звонкий голос. Не верилось, что два месяца назад этот мальчик походил на обремененного заботами согбенного старца с недетскнми печальными глазами.
Бравин разбил ампулу и наполнил шприц. Через неделю для него не будет тайн. Может, не через неделю, немного больше, пока научится он управлять новым чувством - это не важно. Он узнает, как развлекается его жена со своим любовником, красавцем Викентом, узнает все, что о нем думают близкие. От этой мысли по спине пробежали судороги.
Рассматривая на свет жидкость в шприце, он випел как мальчик вырвался от родителей и побежал вдоль забора, палкой ударяя по металлическим прутьям больничной ограды. Мелодичный звон долетал ло слуха Бравина. Мальчик возбужденно кричал:
- Папа, послушай, какая музыка! Слышишь, папа? - палка барабанила по стальной решетке - нехитрая музыка достигала окон клиники.
Бравин распахнул окошко и высунулся наружу, чтобы еще раз увидеть мальчика. Сейчас он пожалел, что не навещал его все эти дни. Он добровольно лишал себя простого человеческого счастья.
Бравин сдавил в кулаке шприц и ампулу. Неожиданно с размаху швырнул их на пол. Желтоватая жижа лаковым пятном растеклась по паркету.
Вбежала испуганная сестра.
- Боже, вы разбили ампулу!? - ужаснулась она. Анна Полон была уверена: произошло несчастье, ведь профессор так оберегал эту таинственную ампулу.
- Соберите осколки и вытрите пол, - приказал Стив, поправляя рукав халата.