- Вишь какой у него сундучок знатный, - хмыкнул Валька.
Рем достал полиэтиленовый мешок, наполненный до половины белым порошком и связанный узлом у горловины. Помедлив, он взвесил его на руке, потом лениво размахнулся и бросил. Валька поймал.
- Ну ладненько, - проблеял он. - Считай, два литра отдал. Осталось три, - и толкнув хилую дверку плечиком, исчез.
"Гад", - прохрипел Рем и вскочил. Пинком ноги сбросил крышку с ящика, схватил ружье и вылетел в коридор. Но там уже никого не было, даже шаги стихли, как будто Валька и его дружки мгновенно испарились...
Рем вернулся к себе, ненависть ушла мутной пеной вместе с Валькиным исчезновением, а следом камнем навалилось бессилие.
"Сдохну, а воды брать больше не буду... получу и отдам всю до капли, сдохну, но отдам..." - "Не отдашь, - усмехнулся тут же второй, ехидный и склизкий голос. - Потому что в самом деле сдохнешь тогда..." - "Сбегу! хотел крикнуть Рем. - Уеду домой или вообще - куда глаза глядят... Валька не найдет..." - "Ерунда, этот где угодно достанет, хоть здесь, в общаге, хоть со дна озера... И дом не спасет".
Мысль о доме тут же сцепилась с мыслью о Сашеньке, а та повлекла мысль о воде - чистой, прозрачной, такой, какая бывает в воротниках у страшасиков. Ее можно видеть, когда везут в прозрачных герметичных бутылях с дойки... Тысяча литров ежедневно в экологическую комиссию. А ему для Сашеньки надо литр в день и тогда пройдут эти страшные мешки под глазами и отеки на ногах. Ну и для матери немного, Вальке отдать, ему, Рему вдосталь напиться. Одного бы страшасика за глаза хватило... А он, скотина, утонул вместе с водой - ни себе, ни людям, как говорится... Рем затряс головой. Завтра он такого не допустит, завтра он приволочет целехонькую тушу к берегу... Нет, две, нет, три... Сознание начало мутиться и тут он услышал рев страшасиков. Сначала ему представилось, что он на озере с ружьем гонится за добычей и лодка летит над чернотою мертвой "воды", разрезая вялую волну и гребень разваливается, как жидкий недопеченный хлеб и дрожит... Потом Рем понял, что кричат страшасики на ферме во время вечерней дойки...
В дверь негромко стукнули... Валька вернулся, что ли?
Выполз, как таракан, из потайного угла и явился вновь позубоскалить...
- Завтра разочтемся! - крикнул Рем, вскакивая.
Но тот, за дверью, не ушел, а вновь постучал, резче, настойчивее...
- Ах, ты! - Рем рванулся к двери и с силой распахнул.
На пороге стояла Женька, держа в руках что-то завернутое в штормовку. Она по-прежнему была в одной футболке и руки ее обгорели до красноты сырого мяса. А сверток в руках чем-то напоминал укутанного ребенка... Неужели? Рем и сам понимал, что догадка нелепа и пути Сашеньки и Женьки никак пересечься не могли, но... Рем отступил, пропуская Женьку в комнату. У нее было зареванное опухшее лицо. Она прошла, будто не видя Рема, огляделась, но без любопытства, мельком, и положила сверток на диван поверх серого ветхого белья, сбитого в кучу...
- Смотри, - проговорила она тихо, все еще не оборачиваясь к Рему и отбросила полу штормовки. Только теперь Рем заметил, что зеленая ткань измазана бурым...
На штормовке, неподвижный, лежал страшасик. Он был еще жив. Его серый в бородавках бок вздымался от трудного дыхания. Но вокруг шеи теперь топорщились не один, а два воротника с пурпурными неровными краями - кровь свернулась черными блестящими комочками, тянулась алыми тягучими нитями... Кто-то вспорол воротник по периметру в бессильной злобе, не найдя воды...
- Сделай что-нибудь, - попросила Женька пустым усталым голосом.
- Кто это сделал? Колька? - спросил Рем, невольно морщась.
- Нет, парни из береговой охраны отобрали у меня... и... - Женька по-старушечьи подперла кулачком щеку и попросила: - Сделай что-нибудь...
- Что я могу?! - огрызнулся Рем, испытывая в этот момент ненависть ко всему миру: к черной туше озера, к истекающему кровью страшасику и кровавому закатному солнцу. - Я же не врач, не ветеринар... Я специалист по оборудованию...
- А, ты можешь только убивать, - уязвила Женька.
Рем сжал кулаки, будто собирался ее ударить.
- Ну хорошо, - с внезапной легкостью он согласился. - Я могу кое-что, только гарантий никаких... - Женька с готовностью привстала. - Забирай своего поросенка и за мной, только тихо.
Яркий красный свет сменился обессилевшим лиловым. Солнце нырнуло за черный срез сухостоя и мир очень медленно неохотно угасал. Здание биостанции с двумя массивными, похожими на крепостные, башнями, безмолвствовало: все сотрудники, которым положено дежурить и работать сейчас, сбежались смотреть на вечернюю дойку. Со стороны "коровника" доносился рев страшасиков, человечьих голосов и злобное урчание техники.
Рем сделал знак Женьке и торопливо, почти бегом, направился к боковому входу - широкой, обитой железом двери, на которой краской в двух местах было написано: "Виварий". Они вошли, и в темноте, на ощупь, двинулись по коридору. В бетонном мешке, разрезанном полосками тусклого света, стоял тяжелых запах, который всегда царит в зверинцах, где, предназначенное для свободы, держат в неволе зверье. Впрочем, запах почти не беспокоил людей, за высокими загородками, кто-то ворочался и тяжело дышал.
Она крепче прижала поросенка к себе и тут же почувствовала, как теплая струйка страшасиковой крови течет по животу...
- Рем, скорее, - взмолилась она, содрогнувшись всем телом.
- Тише ты, - огрызнулся он и наконец включил свет.
Они стояли в небольшой комнате с множеством шкафов по бокам. Одна из стен была прозрачной и там, за стеной, еще неосвещенная, находилась мастерская с множеством приборов, крашенных белой с синевой краской, и диковинным агрегатом, висящем на массивном кронштейне, чей длинный хобот был оплетен прозрачными трубками и гибкими металлическими лентами.
- Поторапливайся, - буркнул Рем и вытащил из шкафа пакет грязного белья: простыню, шапочку в бурых пятнах и такой же замызганный клеенчатый фартук. Женька невольно покосилась в угол, в сторону раковины. Порыжелый фаянс, а над ним кран с открученной головкой - даже технически пригодной воды здесь давно не было и не скоро будет.
- На, привяжи зверя, - приказал Рем и сунул Женьке ком грязных разорванных вдоль бинтов. - Не бойся, все стерильно, знаешь как теперь дезинфицируют? Несут наверх, на крышу, и в полдень ультрафиолет все сжигает... - Рем то ли кашлянул, то ли рассмеялся, и включил свет в операционной.
Женька вошла и осторожно положила страшасика на стол, покрытый прожженным в нескольких местах пластиком.
- Погоди, поднимай обратно, - спохватился Рем и, притащив бутыль с желтой, остро пахнувшей жидкостью, принялся протирать стол, затем обтер перчатки и, поколебавшись, - заодно кнопки на пульте управления агрегатом.
Женька привязала крошечные лапки страшасика к специальным крючкам на краю стола и прикрыла тельце простыней, оставив лишь воротник и голову открытыми.
- Рану надо продезинфицировать, - сообщил Рем, сознавая, что от всех его действий разит чудовищным дилетантизмом, но старался принять вид уверенный и ученый. - Но лизолом нельзя... кажется. Там, в предбаннике есть перекись... Принеси... - приказал Женьке.
- А наркоз? - спросила она неуверенно.
- Это не больно... Совсем... - уже произнеся эти слова он сообразил, что слово в слово повторяет Валькину фразу с той же интонацией и ухмылкой.
Рем схватил ком нечистой ваты, плеснул на нее перекисью, потыкал по запекшимся краям страшасикова воротника.
- Ну ладно... - Рем отшвырнул вату и взялся за рукоятки сшивателя.
Мысленно он перекрестился и даже мотнул головой крест-накрест. Затем решительно ткнул в кнопку "включение". Внутри хобота что-то взвыло, а на лицевой панели загорелись два зеленых индикатора, как два хищных глаза. Рем снял сшиватель с кронштейна и тот повис на упругом держателе. В собственных руках прибор был вовсе не так послушен, каким казался в руках хирурга - упругий держатель все время тянул вверх. Наконец Рем приблизил конец хобота к страшасикову воротнику и нажал кнопку "импульс". Красный луч выскользнул и уколол край распоротой плоти.
- С Богом, начали, - пробормотал Рем и передвинул прибор.
Вновь короткий разряд прошил живую плоть и соединил. Пот, выступивший на лбу от напряжения заливал глаза. Со злобой Рем провел перчаткой по лицу... Тут же сшиватель выскользнул из рук и подскочил наверх, а Рем буквально взвыл от боли, - где-то в складках старых задубевших перчаток сохранилась капля дезинфицирующей жидкости.
- Воды!..
Перед глазами его расплескались красный, зеленый и синий потоки. Они разбивались на капли и сжигали все вокруг до основания, до конца, до истока.... Воды!.. Одну каплю, ради Бога!.. Рем не сразу заметил, что по щекам его стекают слезы...
"Вот она, вода... - подумал Рем. - Я плачу - значит я могу еще существовать..." Он дернул ртом в попытке улыбнуться и боль отступила. Рем с трудом приоткрыл глаза. Раньше ослепительный, свет поначалу показался тусклым. Страшасик едва угадывался серым пятном. Рем нашел сшиватель по зеленым огонькам и, уцепившись за одну из ручек, притянул сопротивляющийся агрегат к себе. Женька стояла напротив него, прижимая руки к груди. Казалось, она молилась...
- Ну ладно, продолжим, - пробормотал Рем и почти наугад нажал кнопку на панели.
Будь он профессионалом, то перевел бы сшиватель в автоматический режим. Но то, что он умел делать хорошо - шло во вред и зло, а крошечное добро приходилось творить неумелыми руками... Проверять каждую точку сварки на экране, где высвечивалась цветная картинка страшасикова воротника со всеми переплетениями сосудов и нервов и, как точка прицела, скользила, подрагивая, отметка лазерного искателя...
"В пещере каменной нашли бочонок водки, - незаметно для себя напевал Рем и добавлял: - А лучше бы воды..."
Он закончил "операцию" часа через три и, выключив сшиватель, бросил покровительственно: "Отвязывайте, ассистент", - будто был на сцене и играл роль знаменитого хирурга...
Когда они вышли из вивария, наступила блеклая, лишенная темноты ночь. Ее по-прежнему называли "белой", хотя теперь этот эпитет почти исчез из разговора - в нем таился упрек...