— Ничего… — тихо пролепетала. Сердце при виде младшего харна застучало еще сильнее, готовое выпрыгнуть в любую секунду.
— Что вы делали?
— Ничего, — часто замотала головой.
Кейлин подошел к столу и увидел бутылку. Схватив ее, принюхался.
— Вы что, пили?
— Чуть-чуть, — трясясь уже как осиновый лист, от переизбытка чувств, плохих чувств.
В следующую секунду Горн схватил меня в охапку и уволок в мою комнату. Там он принялся ходить из угла в угол, как тигр в клетке. Я лишь молча следила за его передвижениями и пыталась понять, в чем же дело? Он продолжал метаться, пару раз останавливаясь, бросая на меня свой, заметьте, разъяренный взгляд. Хотел, что-то сказать, но…
— Горн, в чем дело? Что случилось? Вы чего прискакали-то? — а, главное, в какой момент! — Вы что, следите за мной? — сложила руки на груди. — Вы что, серьезно запрещаете мне с кем-то встречаться? Даже с Омишем? Поверить не могу, что это так! Чего ты молчишь?
— Поверить не могу, что я в это ввязался, — глухо проговорил он, и схватился за голову, взъерошив волнистые волосы. — Какой же я болван!
— Кажется, я с вами с ума сойду. Говори сейчас же, во что ты ввязался? И причем тут я?
— Ты не причем, Лия, это все я… — харн двинулся к двери.
Я юркнула перед ним и преградила путь к отступлению, встав в проеме двери. Конечно, для него это не преграда, но он все же остановился.
— Вы меня пугаете! Оба!
— Я сам себя пугаю… — Горн смотрел на меня во все глаза. Будто пытался охватить взглядом, хотя стоял очень близко. — Ты… ты не понимаешь, что происходит. Прости. Я не могу сейчас тебе этого объяснить. И, наверно, никогда не смогу, слишком сложно все оказалось. Я и не мог предположить, что настолько, — он говорил быстро и шепотом, переводя дыхание. Казалось, он был крайне чем-то удивлен. — Ты переворачиваешь сознание, но сначала нутро… Скажи, ты действительно любишь Омиша?
— Что?!
— Бога ради, скажи «да» или «нет»!
— Да нет же, нет! Ненормальные! А что такое? Он больной или заразный? Что с Омишем не так?
Но, Горн, вышедший уже в проем двери, вдруг резко развернулся и положил мне руку на лоб, больше я ничего не помню…
Я оставляла дорожку поцелуев легким прикосновением губ. А тот, кого целовала, мирно посапывал, и наконец, пошевелился, издав спросонок удовлетворенный стон. На моем лице появилась улыбка чеширского кота, ему нравится… Его брови вдруг взмыли, когда харн окончательно проснулся и шарахнулся от меня, как от чумы.
— Ты что делаешь? — он захлопал глазами. Действительно, что я делаю?
— Целую своего благоверного, — слышала себя со стороны.
Кажется, иронию не восприняли с радостью. Она лишь вызвала еще большее удивление.
— Ты… Ты не можешь знать… — харн подтянулся, приподнявшись на одном локте.
— Так как же так случилось, что я твоя жена, Горн? — приблизилась к нему.
— Нет… — замотал он головой, не смотря на меня. — Ты не можешь этого знать! Ты человек, мы не можем…
— Ты уверен? — подобралась ближе, уже касаясь губами его щеки.
Харн застыл, дыхание участилось и в следующую секунду мы уже целовались, как сумасшедшие…
В голове, как эхо продолжал проноситься отголосок сна. Надо же было такому присниться! Горн сел в кровати сразу, как только открыл глаза.
Встав, поплелся в ванную. Сейчас ему нужен холодный душ. Нервы совсем расшалились. От всей этой истории он просто с ума сойдет! Мало того, что сам ввязался, так еще других туда впутал. И Лия… Девчонка ни о чем не подозревает, да и откуда ей. Она не знает законов и традиций харнов, к тому же сама не харнка, чтобы что-то понимать или чувствовать. Но как же ему хотелось, чтобы она переживала хоть толику того, что чувствует он, возможно, тогда ему было бы легче. Холодная вода струями стекала с красивого тела и обжигала. Самое плохое, что этот сон, что приснился ему, вызванный его же переживаниями, может присниться и Лие… Или еще чего покруче приснится, кроме поцелуев… Горн закрыл глаза, этого он и представить не мог. Она вполне реально может в кого-то влюбиться, а ему, Горну, будет от этого очень плохо, почти невыносимо. Пора с этим кончать. Ведь есть же лекарства, приглушающую боль разлуки и тоски.
Кейлин сидел в своем кабинете и делал какие-то записи. При появлении брата он поднял на него взгляд, продолжая писать, и проследил, как тот сел. Горн казался понурым с самого пробуждения. В лавке никого кроме них не было и можно спокойно поговорить о деле, что взяли на днях, и о личном. С этого и начал Кейлин. Отложил ручку и уставился на брата теперь более внимательно.
— Тебе уже лучше? Омиш сказал, что это была шутка. Он не целовал ее…
Горн выставил руку вперед, запрещая брату говорить.
— Молчи ради Бога, слышать этого не хочу. Чувствую себя преданным. Скажи, когда ты был женат, у тебя такое было?
— Шутишь? Харнки не такие, их учат верности.
— Причем здесь это? Лия ничего не знает и чувствует себя свободной. Соответственно себя и ведет.
— А ты думаешь, узнай она, что-то изменится? Если харнки, не имея любви, остаются верными, то тут все не так. Человек иначе воспитан.
— Лия не местная.
— Что-то ты странно заговорил. Неужели мой брат всерьез заинтересовался своим «шансом на свободную жизнь»?
— Не называй ее так.
— Ты надеялся связать себя узами брака, что бы совет отстал от тебя? Но совету это не помеха, по крайней мере, на тот длительный срок, что ты рассчитывал.
— Я не… — Горн замолчал, пытаясь справиться с чувствами. — Я не хотел, что бы так все получилось. Сам не знаю, как так вышло. Когда я прикоснулся к ней…
— Давай будем называть вещи своими именами, когда ты поцеловал ее…
— Во мне вдруг что-то ожило, словно загорелся свет. Я испытал это впервые. Она мне почудилась вдруг такой близкой и родной, моей… -
Горн рассказывал, а Кейлин дивился, подобные слова он слышал от своего отца, когда был маленьким. Тот рассказывал сыну, как сильно любит их мать, и какое светлое чувство в нем она пробуждала.
— Слова сами вырвались, — продолжал Горн, — в следующий момент я осознал что сделал, но было поздно — печать брака уже была на ней.
— Ты ничего не сможешь поделать, — Кейлин отложил тетрадь, в которой что-то записывал и тяжело вздохнул. Он уже смирился с тем, что натворил его брат. — Разве, что беречь ее от совета.
— Я обрек себя на мучение. Да и Лия теперь в опасности.
— Глупый. Ты бы не мучился так, если бы не питал к Лие хоть капельку той светлой и чистой.
— Чего?
— Она тебе нравится, — Кейлин пригляделся к брату еще раз, — склонен думать, с каждым разом все больше и больше.
— Нет, — отмахнулся Горн. — Этого не может быть. Она же человек! Просто печать брака делает свое дело.
— Сомневаюсь. Поздравляю брат, ты влюблен. Назову это — любовь с первого взгляда. А точнее, «истинная любовь», что крайне редко случается в наших кругах. Против такой любви даже совет ничего не может сделать. Тогда это бы решило дело, — Кейлин заметно повеселел.
— Ты о чем?
— Совету лишь нужно доказать, что у вас та самая истинная любовь.
— Каким образом? Неужели ты думаешь, что я специально для этого пойду к ним? Нет! И как ты себе это представляешь? Лия-то не в курсе!
— Так расскажи ей.
— Нет.
— Почему?
— Нет и все, — Горн насупился.
— Боишься отказа?
— Я не уверен в ней. Ты хоть раз замечал в ней проявления ко мне теплых чувств?
Кейлин задумался.
— Нет. Ну и что. Разницы никакой. Так хоть она будет в курсе, и не будет причинять тебе боль своими похождениями.
— Кейлин, я сомневаюсь, что печать брака делает свое дело в ней. Мне вообще кажется, что она действует только на харнов и, учитывая странные особенности Лии… На что-либо надеяться без сомнения сложно. Видел бы ты, какой мне сон приснился. Я чуть с ума не сошел.
— Достаточно если ты мне просто расскажешь, — Кейлин улыбнулся и сощурил глаза.
— Во сне она все узнала, — Горн старался не смотреть брату в глаза.
— Откуда ты знаешь?
Младший харн помялся.
— Она странно себя повела.
— Как?
— Я не буду об этом говорить! — Горн вскочил с места и заходил по свободному пространству кабинета.
— Понятно.
Горн понурился и сел обратно.
Келин первый раз не нашелся, что сказать. Бедный младший брат. С одной стороны сам себя втянул в это, а с другой, истинному проявлению любви трудно противиться. Пока он еще держится. Что же будет дальше? Лия его в конец доконает. Такая упертая и своевольная девчонка. Надо бы как-то помочь. Кейлин задумался.
За стеклом двери замаячила девичья фигурка. Дверь Лия отворила ногой, потому что в руках несла поднос со сладостями. Как выяснилось, их новая работница печет вкусно и подозрительно часто в последнее время. Она сама желает растолстеть или им фигуры испортить? У Кейлина были подозрения. Девушка постоянно влезает в ситуации, из которых приходится ее вытаскивать, а она таким вот способом задабривает. Ну да ладно, пусть.
Лия подошла к столу и поставила поднос перед ними. Выглядит сегодня странно. Тонкая блузка, наглухо застегнутая до самой шеи. Юбка почти до колен и туфли на низком каблуке. Волосы забраны в пучок и завернуты в подобие шишки, никаких украшений, макияжа минимум, что с ней?
— Ты что, всю ночь пекла? Или купила?
— Мне не спалось, — и потупила глаза.
Горн старался не смотреть на нее.
— Садись, — Кейлин предложил сесть рядом с его братом.
— Вы мне расскажите, что вчера за посетительница была?
Братья переглянулись и хором ответили «нет».
— Но почему?
— Это очень серьезное дело, — начал Кейлин. — Может быть опасное, мы не хотим, что бы с тобой что-нибудь случилось. К тому же ты все равно ничем помочь не можешь.
— Откуда вы знаете? Горн! — она повернулась к нему и схватила за руку.
— Лия, ты же знаешь, я здесь ничего не решаю, — и потихоньку высвободил руку. — Мне надо идти в лабораторию.
Горн покинул их с облегчением. Видеть Лию стало еще невыносимей. Как бы она не одевалась, чтобы не делала, в ней ему нравилось почти все. Что-то бесило, но нравилось. Премерзкое состояние неопределенности!