По экрану бежали строки цифр, букв и непонятных символов, какие-то формулы, графики, цветные диаграммы стремительно сменяли друг друга. Уставившийся в монитор человек на удивление успевал всё это просматривать и даже время от времени делать пометки в толстом растрёпанном блокноте. Он сидел так в течение нескольких часов, не обращая внимания на затекшую спину. Доктор хотел успеть закончить анализ данных до того, как Генерал позовёт его для отчёта. А Генерал мог потребовать информацию в любую минуту.
Телефон внутренней связи разразился истеричным писком, и Доктор непроизвольно вздрогнул.
— Зараза, надо всё же изменить сигнал, а то заикой стану. Слушаю! — крикнул он в трубку, одновременно тыкая в кнопку на клавиатуре, чтобы остановить поток символов на экране.
Когда в ответ раздался недовольно-нетерпеливый голос начальника, то Доктор ещё сильнее нахмурился. Взглядом он продолжал ощупывать замершую на мониторе кривую, похожую на кардиограмму.
— Дайте мне полчаса. Прямо сейчас? Но, Генерал, чтобы предоставить полную картину, мне необходимо провести углубленное сканирование. Я не вполне уверен в некоторых результатах. Хорошо, я иду.
Закончив разговор, Доктор увеличил график и уставился на одному ему видный зигзаг, как будто вся мудрость тысячелетий заключалась в этой кривой линии.
— Как интересно. Впервые такое вижу…
Опомнился он только через пять минут, когда телефон заверещал с новой силой.
— Ох, чёрт!
Доктор подхватил стопку распечаток и пулей вылетел из кабинета.
— Итак, — Доктор откашлялся, убрал за ухо каштановую прядь, лезущую в глаза, и хорошо поставленным голосом прирождённого лектора начал, — я проанализировал основные данные, и хочу отметить в первую очередь положительные моменты. Первый, и самый главный из них, — посланник до сих пор жив и находится в здравом рассудке.
Всё это молодой человек излагал, обращаясь к широкой спине в чёрной форме. Генерал, сцепив руки за спиной, смотрел на пейзаж за окном. С высоты третьего этажа были видны предгорья, заросшие невысокими чахлыми соснами. Вечерело, и древесные стволы казались неестественно алыми. А с востока наползала сизая туча.
Военный обернулся, потому что Доктор замолчал.
— Жив, здоров, это прекрасно, — голос Генерала был хриплым и раздражённым. — Он добрался до цели?
Учёный опустил взгляд в свои бумаги, покопался в мятых листках, отыскивая нужную диаграмму. Потом шагнул к столу, пристроил на нём всю стопку и указал на маловразумительные цветные чёрточки:
— Смотрите сами. Активность полей крайне низка, а это значит, что к Порталу он не приближался.
— Что вы тут мне подсовываете свои писульки? — громыхнул Генерал. — Я хочу знать, почему после прошедшей недели посланник ещё не в Городе? Его же выбросили не так уж далеко от места назначения.
Доктор с обиженным видом убрал распечатки, кинув на начальника такой взгляд, словно тот оскорбил его единственного и любимого ребёнка, и сварливо заявил:
— А вы, конечно, хотели, чтобы человек с ретроградной амнезией, очутившийся посреди незнакомого леса, сразу бодрым марш-броском добежал до цели, ни разу не сбившись с дороги? Генерал, это невозможно. Минимум день, это в наилучшем случае, уйдёт на адаптацию. Потом посланнику необходимо откуда-то получить информацию о Городе. Конечно, приблизительную схему мы ему в мозги запихнули, но это не гарантия. Самостоятельная активация должна была начаться только два дня назад. Я не упоминаю о том, что Владислав мог столкнуться с разного рода препятствиями, как то — сопротивлением местных жителей, травмами и болезнями, неблагоприятными погодными и природными условиями и сотней других непредвиденных обстоятельств. Всё-таки это чужой мир. И наконец, возможен, банальный сбой в психоматрице. — Молодой человек не рискнул уточнять, что сбой на самом деле уже был. После того случая показания приборов более менее вошли в норму, и учёный надеялся, что через некоторое время матрица заработает как планировалось изначально.
Генерал уселся в глубокое кресло с чёрной кожаной обивкой, кивнул Доктору на второе такое же и вкрадчиво произнёс:
— Вы же говорили, что технология идеальна. Что ошибок быть не должно.
Молодой человек помотал головой:
— Мы не имели возможности нормально провести испытания. Матрица — экспериментальное устройство. Человеческая психика вообще с трудом поддаётся прогнозируемому влиянию. Я могу просчитать лишь самый вероятный вариант развития событий, а уж как в действительности поступит конкретный человек — только Богу ведомо, если он существует. Тут играет роль и склад характера, и моральные ценности, и остатки памяти, и жизненный опыт. Да просто случайный каприз, в конце концов! Вот вы, Генерал, всегда ли поступаете логично и обдуманно?
Доктор оседлал любимого конька. Судя по вдохновенному огоньку в глазах, он мог рассуждать о плюсах, минусах и интересных особенностях своего изобретения в течение многих часов.
— Кроме того, мы задали изначальную вводную, но лишены возможности непосредственно влиять на поступки посланника. А тут ещё помехи, связанные с пространственно-временным барьером. Чудо, что мы вообще можем получать хоть какое-то данные без непосредственного открытия портала.
Пальцы Генерала выстукивали по столешнице отрывистую дробь. В пепельнице дымила забытая сигара, наполняя кабинет запахом крепкого дорогого табака. Прищур Генерала не предвещал ничего доброго и радостного. Пока он терпеливо (по крайней мере внешне) выслушивал научную лекцию собеседника, но гроза готова была разразиться каждую минуту. Однако, к удивлению Доктора, начальник так и не перебил. Только когда учёный перешёл к изложению специфических технических подробностей работы психоматрицы, Генерал остановил его вежливым жестом руки.
— Я вас понял, Доктор. Но в данный момент меня интересуют не ваши научные выкладки, которые, конечно, весьма занимательны, а конкретные результаты. Вы можете сейчас определить местонахождение объекта и… ммм… направление его движения, так сказать?
Молодой человек со вздохом признался:
— Нет, прямо сейчас не могу. Для этого требуется пробой мини-портала и подробное считывание матрицы. Но сразу предупреждаю, что это небезопасно.
— Почему?
— Во-первых, — принялся загибать пальцы Доктор, — возможна неадекватная психическая реакция со стороны посланника. Во-вторых, портал могут засечь, что поставит под угрозу всю операцию. В-третьих, если в матрице случился сбой, то глубокое считывание может усугубить ситуацию, после чего не факт, что Владислав вообще пойдёт к Городу хоть когда-нибудь.
— Как у вас всё… сложно, Доктор! — возмутился Генерал. — То нельзя, это нельзя! Что ж нам теперь сидеть, сложив лапки, и смиренно ожидать? А если программа действительно пошла наперекосяк, и мы зря теряем время?! Открывайте портал и считывайте!
— Но…
— Это приказ, — жёстко закончил начальник.
— Слушаюсь, — Доктор вскинул ладонь к голове, шутливо отдавая честь. — Но считаю своим долгом в последний раз предупредить о последствиях. Наш подопытный может просто напросто… эээ… выйти из строя. — Молодой человек усмехнулся.
— Сколько вам потребуется времени?
— Часа три-четыре.
— Хорошо, — кивнул Генерал, выхватывая из пепельницы почти дотлевший окурок и делая пару затяжек. — Жду доклада к полуночи.
Доктор вскочил из кресла и щёлкнул каблуками.
— Да хватит уже паясничать! — офицер стукнул кулаком по столу.
— Простите, Генерал, не сдержался, — глаза учёного смеялись.
Военный устало глянул в окно, на заходящее солнце.
— Вон с глаз моих.
Видя, что дальше изводить Генерала приколами будет опасно, Доктор подхватил свои бумажки и исчез из кабинета, как будто его здесь и не было.
Для столь небольшого помещения здесь находилось чересчур много аппаратуры. Пульты с кучей экранчиков, рычажков, кнопочек, рубильничков, десятками горящих или мигающих лампочек занимали всё свободное место на стенах и столах. В центре располагалась невысокая хромированная арка, чуть ниже среднего человеческого роста. Рядом светился умиротворяющим синеватым цветом большой монитор.
Доктор, нахмурившись, набирал на клавиатуре сложные буквенно-цифровые комбинации, время от времени заглядывая в блокнот. Когда самый большой экран полностью заполнили символы, молодой человек остановился. Под аркой появилось бледно-серебристое сияние, помаргивающее, как неисправная лампа дневного света. Доктор почесал в затылке, взъерошив и без того лохматые каштановые волосы, и вновь сверил записи со строчками на мониторе. Пришёл к выводу, что всё верно. Но так и не решился ввести завершающую команду, которая открывала ход в иной мир.
Он прошёлся из угла в угол, весь путь составил три шага, четвёртый привёл бы Доктора в сияние рядом с аркой.
— Опасно, чёрт побери, — пробормотал под нос учёный. — Почему бы не потерпеть хоть денёк ещё?
Ему очень не хотелось исполнять распоряжение начальника. «Если всё получится, то он будет героем. Вовремя приказ отдал. А если что не так — мне отдуваться. Не довёл, мол, до ума изобретение».
Он потоптался на месте, тяжко вздохнул и сел обратно перед экраном. Рука взялась за рубильник и медленно потянул его на себя. Рычажок слушался плохо, им пользовались впервые. Скрипнув, он занял положение «включено». Внутри арки проскочил высоковольтный разряд, на миг ослепив Доктора. Оглушительный треск, мигание, в комнате вдруг стало темно. Погас монитор, все индикаторы на пультах и даже лампы на потолке.
— Проклятье! — раздался в темноте учёного.
И тут справа от него открылось окно в летний день. Солнце играло в листве, и даже птичий щебет донёсся. Доктор не сразу осознал, что портал открыт успешно. Лично он при этом ни разу не присутствовал. Посланника отправляли в путешествие в одиночестве, а в предыдущих стадиях Эксперимента, который был официально закрыт больше семи лет назад, молодой человек не участвовал. Освещение восстановилось так же резко, как и пропало. И прорыв в другую реальность словно побледнел и отдалился, стал напоминать изображение телевизора.
Доктор наконец опомнился, заметил, что так и сидит с разинутым ртом, уставившись в портал, и лихорадочно защёлкал тумблерами. Пульт отозвался тихим писком и шуршанием помех. На мониторе возникли графики, отражающие физическое и психическое состояние «абонента».
— Та-а-ак… Пульс учащён. Лёгкая аритмия. Хммм… Давление пониженное. Ведь только час назад в норме был! Чёрт! — учёный стукнул по столешнице кулаком, чудом не угодив ни по какой-то кнопке. — Ладно, жить будет, и на том спасибо.
Руки молодого человека снова запорхали, колдуя над очередной программой.
— Старт считывания, — произнёс безразличный голос автоматики.
Откинувшись в кресле, Доктор приготовился ожидать. Он не знал точно, сколько времени потребуется для операции, неизвестной официальной науке. После первых минут из принтера непрерывно полезли бесконечные ленты бумаги. Молодой человек подхватывал и сортировал их по одному ему известным признакам. С каждым новым листком, появившимся из недр машины, Доктор всё больше мрачнел.
— Начну с физического состояния объекта. Оно… хм… оставляет желать лучшего. Непосредственной угрозы жизни нет, я думаю, даже учитывая тамошние варварские методы лечения. Скорее всего, ранен, а не болен.
— Про варварские методы вы погорячились, — усмехнулся Генерал, отхлёбывая обжигающий кофе. — Их лекари, использующие паранормальные способности, легко и без усилий переплюнут любого из светил нашей медицины.
Доктор поморщился, как от приступа зубной боли:
— Вот хоть режьте, но не верю я в это. Конечно, внушение, самовнушение, гипноз могут исцелить множество недугов, но если человеку, скажем, кишки выпустили или в упор в грудь выстрелили, то никакие так называемые сверхчеловеческие возможности не спасут. Но давайте не будем отвлекаться. Как бы посланника ни лечили, но помирать он вроде не собирается. К нашему счастью. Относительно близости к Городу — точно скажу, что он к цели не приблизился. А скорее всего сейчас находится дальше, чем в момент выброски, хотя точные координаты выхода Владислава из портала нам неизвестны… В любом случае ему по-прежнему необходимо потратить четыре-пять дней на дорогу к Городу.
Молодой человек замолчал и тоже потянулся к кружке. «Оперативки» никогда не обходились без кофе. Во-первых, потому что обсуждения Эксперимента зачастую проходили после полуночи, а во-вторых, и начальник, и подчинённый были фанатами ароматного напитка.
— Может быть, ему помешали какие-то непредвиденные обстоятельства. То же ранение, к примеру.
Доктор покачал головой:
— Нет, ранили Владислава несколько часов назад. Во время предыдущего сеанса связи он был здоров. Неприятно признавать это, но матрица всё-таки дала сбой. Я старался разобраться в причинах и в том, как это исправить. Пока понял не до конца. Одно могу сказать точно: острого желания посетить Город посланник больше не испытывает, даже если оно было. А может, ошибка произошла при проходе через портал, и тогда объект вообще не собирался двигаться к цели.
— И что же вы предлагаете? — Генерал сощурился от сигарного дыма, попавшего в глаз.
Учёный почесал в затылке, как-то очень по-детски, будто ученик, вызванный к доске с несделанным домашним заданием.
— Генерал, дайте мне время. Хотя бы до утра. — Он глянул почти умоляюще.
— В девять часов решение должно быть у меня на столе.
Под глазами Доктора залегли тёмно-серые тени, а угол рта возмущённо подёргивался. Он был в крайней степени ярости, что со смешливым учёным случалось очень редко. Видно, за ночь молодому человеку не удалось даже подремать. Ворвавшись в кабинет Генерала секунда в секунду в назначенное время, Доктор швырнул на стол перед начальником толстую растрёпанную папку, раскрыл ближе к концу и ткнул пальцем.
— Почему я впервые слышу о том, что у подопытного была тяжёлая контузия?! И вы рассчитываете, что после такого психоматрица будет нормально работать?! На изначально травмированном мозге, да ещё и с заблокированной памятью! Вы вообще понимаете, чёрт возьми, что Владиславу сильно повезло, что он не скончался на операционном столе?!
Генерал спокойно выслушал гневную тираду и кивнул Доктору на кресло. Не торопясь, отщипнул кончик сигары и закурил.
— Мой мальчик, не стоит так нервничать. Если вы потрудитесь открыть последнюю страницу досье, то увидите, что сержант Владислав Комольцев погиб во время исполнения боевого задания четыре месяца назад. Так что говорить о его смерти на операционном столе — занятие по меньшей мере бессмысленное. Покойник не может умереть во второй раз.
— Но на самом деле он жив. Мы-то это знаем, — учёный немного снизил тон, но не собирался так просто успокаиваться. — Вы ставите под угрозу весь Эксперимент, не давая мне полной информации об участниках.
Сигара была оставлена на краешке пепельницы, а Генерал наклонился через стол, приблизив лицо к молодому человеку:
— Доктор, — голос звучал вкрадчиво, — вы не доверяете официальным документам?
Собеседник устало опустил глаза.
— Ладно, если вам нравится играть в конспирацию, оставим вопрос о жизни и смерти. К делу, — вздохнул он и перешёл на сухой научный язык, разительно отличавшийся от эмоциональности предыдущих реплик. — Итак, вследствие лёгких психических расстройств, вызванных контузией, в работе психоматрицы произошли ошибки, усугубленные во время пребывания в иномирье ментальным воздействием со стороны местных жителей и стрессом. Кроме того, что изначальная программа перестала быть ведущей для посланника, возможны спонтанные прорывы блока памяти, вероятность чего резко возросла после полного считывания информации, произведённого мной вчера. В качестве резюме скажу, что я на свой страх и риск, без вашей санкции открыл мини-портал, чтобы поработать с матрицей и хоть немного исправить дело. Гарантии дать не могу, но сделал всё, что в моих силах. Самый разумный вариант, на мой взгляд, отправить… второго номера, дублёра… Забросить недалеко от местопребывания Владислава, и пусть они вместе идут к Городу.
Генерал задумался, ничего не ответив. Доктор, зная свойство начальника углубляться в размышления без каких-либо объяснений, молча развалился в кресле и, кажется, начал проваливаться в сон, о котором умолял утомлённый организм. Когда под закрытыми веками уже замельтешили цветные пятна, складывающиеся в маловразумительные, но чем-то приятные образы, дремоту прервал вопрос Генерала:
— И кто по вашему мнению лучше подойдёт для отправки?
Молодой человек встрепенулся, неохотно раскрыл сонные глаза, зевнул и сказал:
— Чтобы не повторить прежней ошибки, я бы посоветовал в первую очередь обращать внимание на физическое и психическое здоровье претендентов. Я бегло просмотрел досье на остальных, кто у нас есть. Конечно, идеальных не бывает, но наиболее подходит Арман Лерой.
Правая бровь Генерала удивлённо поползла вверх. Он усмехнулся и проговорил:
— А смешно получится, если, как вы предполагаете, у Комольцева память частично вернётся. Не выйдет ли так, что вместо того, чтобы идти к Городу, наши напарники устроят там партизанскую войну друг против друга?
— Не должны. Я же говорю, что внёс коррективы в психоматрицу Владислава. Блок восстановлен на девяносто процентов. Вероятность того, что он вспомнит именно обстоятельства… хм… своей смерти, стремится к нулю.
— Ох уж мне эти вероятности … Чует моё сердце, что Арман попадёт в оставшиеся десять процентов. Подберите другого кандидата. Или выбросим его не рядом, пусть параллельно задание выполняют.
— Всё равно рано или поздно встретятся, так уж лучше, чтоб они изначально вместе работали. А другие… Генерал, я ознакомился с медицинскими картами и биографиями всех. Не подходят либо по здоровью, либо по подготовке. Поймите, обычный человек там не выживет. Если Комольцев уже не первую травму получает… Лерой в этом отношении — просто идеал мечтаний. Общее состояние, спортивная подготовка, навыки работы с различным оружием, он ведь даже фехтованием в юности увлекался…
— Кажется, вы говорили, что нужен человек здоровый не только физически, но и психически. Считаете нормальным того, кто в течение пяти с лишним лет успел побывать во всех горячих точках земного шара и повоевать за такое количество противоборствующих сторон, что, наверное, сам запутался?
Доктор поморщился и отпарировал:
— Теперь вы занимаетесь чистоплюйством, Генерал. Мы же его отправим не закон Божий детям преподавать, а воевать. В одиночку против незнакомого мира. Поэтому не надо изрекать пафосных слов, которые более к лицу газетчикам, а не офицеру, занимающемуся запрещёнными экспериментами. Относительно его психики хочу сказать следующее: она устойчива, а это самое главное. Матрица ляжет идеально, а большее нам и не требуется.
Генерал побарабанил пальцами по столу и наконец сказал:
— Хорошо, Доктор, буду надеяться на вашу компетентность. Готовьте второго посланника. К вечеру открываем портал.
— Но… послеоперационный период… — попробовал возразить молодой человек.
— Нет времени.
— Невозможно! Желаете угробить объект?
Взгляд Генерала стал прямо-таки уничтожающим.
— До завтра сделаете?
Учёный взглянул на часы, потёр слипающиеся глаза и устало произнёс:
— Если не засну прямо над приборами.
Спросонья в голове шумело, а только Влад попробовал приподняться, ещё с закрытыми глазами, правую руку прострелила боль.
— Проклятье! — прошептал он сквозь зубы. Почему-то казалось правильным не издавать громких звуков, не привлекать к себе внимания. Чьего внимания?
Комольцев, так и не вставший с жёсткого ложа, приподнял веки. Вверху над ним колыхался полог из грязно-зелёной ткани — то ли палатка, то ли навес. В голове скрежетнули несмазанные шестерёнки, парень нахмурился, силясь вспомнить, где он и какие события предшествовали засыпанию.
Почему-то перед мысленным взором мелькали невразумительные обрывки: длинные серые коридоры, грязные улочки ночного города, треск автоматных очередей, трупы, распростёртые на асфальте, крики на незнакомом языке. Вспомнился бьющий через край адреналин, когда Влад, очертя голову, кинулся за угол, в неизвестность. Там могли встретить пули, или взрыв, или удар в морду. Но путь впереди оказался свободен. Короткими перебежками — к следующему зданию, полуразвалившемуся и заброшенному, как всё в этих проклятых трущобах. Почему-то рядом никого нет, напарник отстал или, может, уже мёртв. Это неправильно, что Влад не заметил, где потерял своего помощника. Но сейчас главным в жизни кажется добраться до этих руиноподобных стен, где по сведениям разведки засел противник.
«Неужели я всё-таки им попался? — чувствуя холодок в груди, подумал Влад. — Рука болит, значит, ранили. Но почему я не помню, как это произошло? Где я?» Он поднялся с тонкого матрасика, набитого то ли травой, то ли соломой, и осмотрелся. Это оказалась вовсе не палатка, по крайней мере не такая, к каким он привык. Шатёр, вроде уменьшенной копии цирка-шапито. Цвет ткани, сперва показавшийся стандартным хаки, был немного другого оттенка. Под ногами — утоптанная земля, кое-где покрытая чахлыми кустиками травы. Вдоль матерчатых стен ещё несколько таких же спальных мест, как то, на котором проснулся Влад. Сквозь узкую щель около входа падает серый утренний свет.
У Влада в черепной коробке жило ощущение пустоты и беспорядка, хотя непонятно, как можно навести беспорядок в пустоте. Картинки с боевыми действиями резко побледнели и отступили, оставляя только неприятный осадок ночного кошмара. Парень потряс головой, как будто это могло помочь разместить мысли правильно. Не подействовало. Правое плечо действительно было ранено, но вполне профессионально наложенная повязка остановила кровотечение. Никаких вещей в пределах шатра не наблюдалось, ни вещмешка, ни фляги, ни лука с колчаном, ни кинжала. «Стоп! Какой лук? Где мой автомат?!»
Мысленные образы сменились, и вместо городских окраин возник дремучий лиственный лес, сверкание лезвий и плюющиеся огнём шары. Звери и люди. Светловолосая девушка. И снова что-то иное — ярко освещённая комната с белыми стенами, холодная металлическая поверхность под спиной, датчики, прикреплённые к вискам, расплывающееся нечёткое лицо, молодое, со взлохмаченными каштановыми волосами. Маленький фонарик вспыхивает перед глазами. Губы на лице шевелятся:
— Эй, повторный наркоз! Он же ещё в сознании!
Боль, разрывающая мозг в кровавые клочки.
— Наркоз, я сказал!!!
Влад непроизвольно вскрикнул, настолько яркими были воспоминания. «Что же происходит?» В голове крутились три слова, непонятно, к чему относящиеся, неизвестно, откуда взявшиеся: Эксперимент и Город Призраков. Парень, чувствуя себя совершенно разбитым и потерянным, вновь опустился на своё неудобное ложе и сам не заметил, как провалился в сон.
Когда Чезаре вернулся в лагерь с пустыми руками, не приведя пленного, кардинал настолько разъярился, что мальчишке подумалось — прикажет повесить без суда и следствия. Но гнев Гаэтано был недолог, он всегда отличался конструктивным мышлением и решил, что расправа над непослушным отпрыском подождёт до тех пор, пока не придут остальные участники сражения. Возможно, нужный человек будет с ними.
Воины-ополченцы под предводительством Лоренцо подтянулись ближе к ночи, когда между стволами дубов уже собрались таинственные сине-чёрные тени, а на небе начали загораться звёзды. И новости тоже были неутешительными. Поле боя осталось, если можно так выразиться, ни за кем. Враги разошлись, поняв, что, сражаясь дальше, понесут слишком большие потери. Инквизиторы не сумели добиться своих основных целей: пробиться к дому главного мага и уничтожить либо обезвредить ведьму. А оборотни не рискнули преследовать отступающих ополченцев из боязни угодить в ловушку. Необходимого главе Святой Палаты пленника с вернувшимся отрядом не было.
Гаэтано, выслушав доклад Лоренцо, перевёл тяжёлый взгляд на сына и приказал взять его под стражу. Чезаре оттолкнул протянувшиеся к нему руки солдат и буркнул:
— Сам пойду.
У мальчишки забрали оружие и препроводили в палатку в центре лагеря, где он и сидел весь вечер, размышляя, а не сделал ли роковую для своей судьбы ошибку, оставив на свободе Влада. За полотняной стеной шатра стрекотали сверчки, и под этот уютный, убаюкивающий звук не верилось в плохое. Однако Чезаре отдавал себе отчёт в том, что его осудят и казнят свои же. «Это неправильно! Я же истинно верующий католик! Я всегда был только на стороне Церкви», — возмущался внутренний голос. Но его оппонент (может, совесть, а может, здравый рассудок) возражал: «Ты сам завёл себя в тупик. Никто не тянул тебя помогать еретикам спасти ведьму». Мальчишка сидел, обхватив колени руками и уставившись в одну точку, довольно долго. Как вдруг полог распахнулся и появившийся солдат позвал:
— Эй, его высокопреосвященство желает тебя видеть.
Гаэтано в упор глянул на сына и сказал:
— Благодари Бога за милосердие.
Чезаре перекрестился, молча ожидая продолжения речи. Ясно было, что отец хочет сообщить что-то важное.
— Господь привёл в наши руки отступника. Будем надеяться, что так же он приведёт его в стан истинной веры.
Лучник поражённо вскинул брови:
— Влад пришёл сам?
— Нет, естественно. На него наткнулся патруль, совсем недалеко от лагеря. Видать, заблудился и обессилел от потери крови. Тебе крупно повезло, мой мальчик. Считай, что я забыл о твоей оплошности во время битвы, когда ты его упустил. — Чезаре, конечно, не стал вдаваться в подробности и не сказал кардиналу, как всё было на самом деле, а просто заявил, что не смог выследить сбежавшего противника. — Надеюсь, что теперь, когда еретик здесь, ты приложишь все силы, чтобы убедить его перейти на нашу сторону.
— Зачем это тебе, отец? — мальчишка не выдержал мук любопытства и озвучил давно терзавший его вопрос.
Гаэтано слегка улыбнулся, одними губами.
— Если я могу хоть что-то сделать, чтобы ещё одна душа обрела вечное блаженство, то я это делаю.
Чезаре беззвучно выругался. «Не собирается открывать мне карты! Ну и ладно. Он может что-то сделать для вечного блаженства! А уговаривать-то я должен, а не он!» Произнесённое вслух никак не отражало кипящего внутри негодования:
— Хорошо, я постараюсь.
Кардинал милостиво кивнул, улыбнулся шире, но глаза остались холодными.
— Рад, что ты хоть раз в жизни со мной не споришь. Когда пленник придёт в себя, я сначала сам с ним побеседую, но ты будь готов тоже привести аргументы. Меня он наверняка воспринимает предвзято, что вполне объяснимо, а вот к тебе прислушается. Думаю, очнётся Влад не раньше завтрашнего утра, так что отдыхай пока. — И властным жестом Гаэтано позволил сыну удалиться.
Тянущая неприятная боль в голове, сухость во рту, лёгкая тошнота, резь в глазных яблоках от яркого света… Влад ощущал все симптомы похмелья, хотя в последние несколько дней не брал в рот ни капли спиртного. В отличие от прошлого пробуждения парень отчётливо помнил случившееся: очередное сражение стаи и инквизиторской гвардии, «взрывная волна» (как он окрестил про себя сие явление) от магии Лионеллы, ранение, блуждание по чащобе, разговор с Чезаре, снова непролазный лес… и на этом всё. Никакого походного лагеря с матерчатыми шатрами в воспоминаниях не фигурировало.
Влад нахмурился, соображалось плоховато, учитывая поганое самочувствие. Однако кусочки мозаики сложились довольно быстро. Походный лагерь, отсутствие вещей и особенно оружия. «Вот ведь влип так влип! Я же у инквизиторов, судя по всему… Конечно, — он оценил мастерство, с которым забинтовали раненую руку, — сразу к стенке ставить, видимо, не собираются. Подлечили вон… Но это внушает скорее опасение, чем надежду. Памятуя о местных методах ведения допросов».
День был в самом разгаре. По крайней мере луч солнышка, проникавший в чуть приоткрывшийся от сквозняка вход, ещё во сне приятно согрел Влада. «Так, что делать? — за неимением сигареты или какого-нибудь мелкого предмета, чтобы повертеть в пальцах, парень начал ковырять краешек матраса. — Возможны два варианта. Либо сидеть-лежать, ожидая, пока за мной придут. Либо самому вылезти наружу. В принципе итог будет одинаковым. Наверняка палатка охраняется, и мне сразу укажут, что нехорошо еретикам разгуливать в сердце лагеря. Но этот путь быстрее. Увидят, что очнулся, и потащат пред чьи-нибудь светлые очи. Что там Чезаре говорил? Вроде папенька его желал со мной пообщаться». Честно говоря, Владу стало даже любопытно, зачем он понадобился главе инквизиции целым и невредимым. Он совсем было решил пойти напролом и как можно скорее нарваться на аудиенцию, как вошёл толстенький невысокий священник, утирающий пот со лба. На боку у него висела вместительная сумка, в которой позвякивало что-то стеклянное, а распятие на груди, в отличие от виденных Владом ранее, было простым деревянным.
— О, пришёл в себя! Быстро! Я думал, до полудня минимум проваляешься, — фраза прозвучала едва ли не похвалой, будто раненый сам мог выбирать, когда ему очнуться.
Парень не ответил, обрадовавшись, что амулет-переводчик непонятно почему не привлёк внимания обыскивавших и остался на шее. Видать, мутновато-серый камешек не выглядел достаточно дорогим. Священник, абсолютно не опасаясь пленного, приблизился, присел рядом на соседний матрасик и, не обратив внимания на удивлённо-протестующий возглас Влада, принялся разматывать повязку. Рана выглядела не столь страшно, как должна была, если судить по болезненным ощущениям. Почти аккуратный порез от кинжала, конечно, глубокий, но уже не кровоточащий, да и края повреждённой плоти словно тянулись друг к другу, желая вновь стать единым целым. Лекарь извлёк из своей сумы пару пузырьков и чистую тряпицу, вылил на руку Владу добрую половину содержимого первой скляночки, от чего раненый громко выматерился. Жгло снадобье немилосердно.
— Это у вас новый способ пыток, что ли?! — возмутился он, смаргивая выступившие слёзы.
Священник укоризненно глянул на парня, когда услышал ругань, но после вопроса взор смягчился. Похоже, с чувством юмора у лекаря всё было нормально.
— Можно и так применять, — кивнул он, пряча улыбку. — Но вообще-то это ускорит заживление и регенерацию тканей.
«О, какие тут слова умные в ходу», — про себя изумился Влад.
Руки лекаря порхали над пострадавшей конечностью, промакивая выступившую кровь, от пальцев, казалось, исходило приятное тепло и чуть щекотавший кожу ветерок.
— Тут зашивать надо, — буркнул парень, следя за процессом обработки раны.
— Он меня ещё учить будет! — священник откровенно потешался. — Знаешь поговорку, «когда работает санатор, воин молчит»?
Влад нахмурился, задумавшись над значением диковинного слова, и не сразу вспомнил, что так называют инквизиторских лекарей, которые, если верить Конраду, умеют заговаривать даже очень тяжёлые ранения.
Добродушие и весёлость врача вызывали непрошенную симпатию. Комольцев пытался напомнить, что он в руках врагов и не следует расслабляться, но этот священник являл такой разительный контраст с тем образом инквизитора, который сложился в мозгу, что где-то в глубине души родилась мысль: «Может, и вправду стоит выслушать противоположную сторону?» Но тут в мозгу возник образ любимой магички, которую здесь не считали даже за человека, и все положительные чувства рассеялись. «Конечно, лечит. Я ведь тут живой нужен. А опять порезать — дело недолгое». Настроение резко упало.
Лекарь завершил свои полуколдовские действия, наложил новый бинт и, чуть поклонившись Владу, направился к выходу из шатра. Влад поспешно поинтересовался, делая невинные глаза:
— Э-э-э… послушайте, я хотел спросить. А где я?
Вот теперь священник не смог удержаться и действительно захихикал, но это почему-то не прозвучало обидно.
— А сам как думаешь? — он подмигнул. — Вижу, что верно думаешь. Так чего зря языком молоть? Ты спрашивай о том, чего не знаешь. И предугадывая твой вопрос, отвечаю: кардинал весь истомился уж от ожидания, когда самочувствие позволит тебе с ним побеседовать. Пребывать в неизвестности тебе осталось недолго.
И удалился, оставив Влада обалдело чесать в затылке.
«Вот тебе и ужасные застенки… Вроде вполне культурно общаются. Люди как люди». Парень осознал, как в течение всех этих дней скучал по простому человеческому общению. Без пафосных фраз о спасительной миссии и помощи, какую только он может оказать, без непонятных непосвящённому законов стаи и без бесплодных попыток понять психологию оборотней, то ли звериную, то ли всё-таки не совсем, без лекций по сущности магии, которые Конрад читал с таким выражением лица, что становилось ясно — и не надеется, что Влад поймёт хоть половину из сказанного. Вот, казалось бы, и перемолвился с лекарем всего-то парой фраз, а на душе полегчало.
— Монсеньор, может, мне лучше присутствовать? — спросил Лоренцо во время завтрака с кардиналом. Трапеза вышла поздней, потому что после вчерашних событий — битвы и пленения нужного человека — инквизиторы долго обсуждали и совещались, как лучше обрабатывать пришельца из другого мира. Время близилось к полудню, и двое предводителей Святой Палаты кушали под открытым небом, неподалёку от шатра кардинала.
Гаэтано, обсасывая перепелиную косточку, ответил:
— Не надо. Он наверняка узнает тебя. Не стоит сразу вызывать негативные воспоминания о римской тюрьме.
Санктификатор пожал плечами:
— По-моему, пленник и так чувствует себя достаточно неуютно. Моё лицо вряд ли сильно накренит чашу весов не в нашу пользу. Есть у меня предчувствие, что Влад не выразит желания сотрудничать в любом случае, кто бы с ним ни говорил и кто бы при этот не присутствовал. А я в силах оказать лёгкое, почти незаметное давление на его сознание, чтобы вызвать доверие к вашим словам.
— В прошлый раз у тебя не получилось пробиться, если помнишь…
— Тогда я был измотанный, во-первых, а во-вторых, не знал, кто он. У людей из Мира без Бога существует некая естественная… защита от ментального воздействия. Но обойти её элементарно, если заранее подготовиться, — глаза у Лоренцо азартно засверкали. Он сейчас говорил о том, что знал и умел в совершенстве.
Кардинал отодвинул опустевшую тарелку, и её тут же забрал слуга, зорко наблюдавший за завтраком господ с другой стороны поляны. Неторопливо промокнув губы салфеткой, Гаэтано проговорил:
— Лоренцо, ты ведь можешь использовать божественную силу, — почему-то последнее словосочетание прозвучало чуть-чуть иронично, — и не стоя лицом к лицу с объектом.
— Это вряд ли осуществимо, ваше высокопреосвященство. — Голос был сух и бесстрастен.
После битвы, после своего поединка с белокурой ведьмой Лоренцо старательно, но тщетно гнал из головы размышления о магии. То, что произошло с ним в ловушке, не поддавалось логическому объяснению. Если опираться на стандартные, канонические представления о способностях санктификаторов, то инквизитор должен был оставаться запертым в «колодце», пока магичка не сняла заклинание или пока бы не умерла. Вероятность прямого вмешательства божественных сил тоже не исключалась, но освобождение Лоренцо не тянуло на явленное чудо. И единственной жизнеспособной версией становилось то, что была применена истинная магия, за использование которой люди расплачивались длительным заключением, пытками и мучительной смертью в огне. Санктификатор упорно не желал смиряться с такими выводами, однако был слишком умён, чтобы отрицать их.
На воре, как говорится, шапка горит. От слов кардинала Лоренцо продрал морозный коготок по спине. «Неужели он знает? Или догадывается?» По чёрным глазам Гаэтано невозможно было понять: действительно ли он непостижимым образом раскрыл тайну подчинённого или понимающая усмешка только чудится.
— Я считаю, что у тебя получится, — настаивал на своём кардинал, пряча выражение лица за бокалом с вином.
— Монсеньор, — вздохнул Лоренцо, — санктификаторы могут с Божьей помощью воздействовать на людей только с близкого расстояния и находясь в прямой видимости. В этом отличие от накладываемых колдунами проклятий, которые можно сотворить над символическим изображением объекта. Например, используя восковую фигурку, чучело из соломы, рисунок на земле или, в случае с особо способными магами, мысленное представление о человеке.
— Спасибо за лекцию, — насмешливо склонил голову Гаэтано. — Что ж, значит, обойдёмся без твоей помощи.
— Ваше высокопреосвященство! — в проходе между тесно стоящими шатрами появился спешащий изо всех сил толстенький лекарь. Он на ходу промокал обильно потеющий лоб.
Кардинал обернулся, нетерпеливо вскинул бровь, ожидая, пока священник подбежит и отдышится.
— Пленник… очнулся… только что… — Санатор перевёл дух.
— Отлично, — Гаэтано тут же начал давать указания.
Лекарю:
— Спасибо. Пойди, помоги с нашими ранеными, санаторы не справляются.
Лоренцо:
— Ты всё-таки будь где-нибудь поблизости. Вдруг понадобится оказать… как ты говоришь?.. давление на сознание.
Солдату, дежурившему около кардинальского шатра:
— Привести пленника ко мне, сейчас же.
Влад уныло подсчитывал потери: фляга с водой (кстати, а пить-то хочется), ремень (помнил, что использовал его в качестве жгута, но где он сейчас…), кинжал, лук и колчан со стрелами, сигареты, а также кремень с огнивом. Короче, проще перечислить то, что осталось. Своё собственное тело, немного побитое жизнью, но ещё пригодное к использованию. Из одежды — футболка, штаны без ремня и сапоги. Всё. «Негусто, — подумал Влад. — Придётся, видимо, с боем добывать. Правда, с отсутствием сигарет остаётся только смириться».
Следующим посетителем был угрюмого вида солдат с оспинками на щеках, который явился минут через десять после ухода добродушного лекаря. Он буркнул:
— Пойдём!
И Влад, оценив количество оружия, которым был прямо-таки увешан стражник, счёл за лучшее повиноваться без возражений. Оказавшись на улице, парень по привычке внимательно фиксировал всё, что видел, мозг искал возможные пути бегства. Влада окружал обычный военный лагерь, в общем-то мало чем отличавшийся от тех, в каких ему доводилось бывать в своём мире («Ух ты, а я, кажется, начинаю что-то вспоминать про прошлую жизнь!» — обрадовался Комольцев). Десятки полотняных «палаток» вроде той, где он очнулся, костры, над которыми бурлили котелки с чем-то вкусно пахнущим, воины, занимающиеся кто чем. Вели Влада, судя по всему к центру лагеря, потому что шатры становились выше и опрятней, а рядовые солдаты уже не праздно шатались, ели и дремали, а стояли на дежурстве около каждого.
Вот и конечный пункт. Влад приостановился, разглядывая шатёр, на «фасаде» которого золотилась искусная вышивка: на одной стороне полога картинка с необычным сюжетом — чем-то напоминает Георгия Победоносца, только вместо дракона скалится огромный волк, а героический воин пеший, на другой половине — два поднявшихся на дыбы навстречу друг другу единорога. Комольцев не сразу припомнил, где видел подобное, уже когда конвоир подтолкнул парня в плечо, перед глазами всплыло оформление замочной скважины на двери подземного хода. «Может, это герб кардинальский?» Сделав шаг, Влад попал внутрь походной резиденции главнокомандующего.
Шатёр разделялся на минимум две «комнаты» матерчатой перегородкой. Первая половина представляла из себя что-то вроде приёмной. Невысокий столик, накрытый для лёгкой трапезы — бутылка вина, яблоки, хлеб и сыр, деревянный стул с высокой прямой спинкой — для посетителей — и кресло самого главы инквизиции, в котором он и восседал.
Кардинал оказался ещё не старым мужчиной, лет сорока пяти, но уже с изрядно посеребрёнными сединой волосами, с проникающим в душу взглядом тёмных глаз. И в отличие от того же Конрада, лезущего в мысли непосредственно с помощью магии, священник добивался такого эффекта, видимо, просто-напросто большим жизненным опытом. Сразу становилось ясно, такого человека на мякине не проведёшь, так как он столько всего видел и чувствовал, что без труда распознает фальшь.
— Присаживайся, сын мой, — голос инквизитора прозвучал почти приветливо, но при этом фраза воспринималась скорее как приказ, чем как вежливое предложение. Кардинал привык повелевать.
Влад опустился на свободный стул, который вопреки внешнему впечатлению оказался вполне удобным, и выжидательно посмотрел на священника. «Знаю ведь, что я тебе очень нужен. Вот и начинай разговор первым». От вида еды непроизвольно выделилась слюна и слегка заурчало в животе. Глава инквизиции кивнул в сторону столика и сказал:
— Ты, наверное, голоден. Угощайся. И вина налей, с моих виноградников, отличный сорт.
«Угу, а оно отравлено, — подумал Влад, в то же время понимая, что убить его можно тысячей более простых способов, чем портить высококлассный алкоголь ядом. — Ну, значит, какое-нибудь зелье, развязывающее язык, добавлено». Инквизитор мгновенно подметил заминку в поведении пленника и улыбнулся, капельку насмешливо:
— Подозрительный, да?
— Скорее, осторожный.
Это были первые слова, которые Влад произнёс вслух. Кардинал очень внимательно вслушался, точно силясь уловить малейший нюанс произношения. Затем протянул руку и плеснул из бутылки в два бокала, поднял один из них и пригубил напиток, неторопливо закусил кусочком сыра.
Влад последовал примеру инквизитора, потому что ощутил, как желудок свёртывается в трубочку и протестует против голодовки. Вино было в меру терпкое, а сыр таял во рту, как пища небожителей. Хотя, возможно, что парню сейчас и заплесневелая корочка показалась бы райским яством. Однако спокойно насладиться едой ему не дали, кардинал, больше вертевший бокал в руках, чем действительно пивший из него, спросил:
— Как тебя зовут, сын мой?
«А то ты не знаешь?! Чезаре всё должен был сообщить».
— Владислав Комольцев. Можно просто Влад. — Парень подхватил кусочек хлеба и соорудил бутерброд с сыром.
— Позволь представиться, кардинал Гаэтано. Я являюсь главой Святой Палаты, в просторечии именуемой инквизицией. Можешь обращаться ко мне «ваше высокопреосвященство» или «святой отец».
Влад кивнул, принимая информацию к сведению, хотя должность собеседника не являлась для него секретом. Парня подмывало прямо спросить: «Зачем я вам нужен?», но он сдерживался. «Сижу удобно, ем вкусно, разговаривают вежливо. Вот бы и дальше так. Зачем раньше времени любопытство проявлять, сам всё скажет».
Видя, что пленник не спешит откровенничать, Гаэтано улыбнулся про себя. Сидящий перед ним мужчина держался уверенно, без страха, и этим всё больше нравился инквизитору. Кардинал привык к тому, что все попадающие в его руки еретики либо с первого слова начинают оскорблять Церковь, Бога и лично священника, либо трясутся от ужаса, не в силах связать два слова. Влад, судя по всему, был вполне готов к конструктивному разговору.
— Веруешь ли ты в Бога, сын мой? — очередной вопрос священника явно содержал подвох.
— Крещёный, — пожал плечами Влад.
— Это не ответ.
Парень оторвался от бутерброда, взглянул на кардинала и усмехнулся:
— А чем вас не устраивает, святой отец?
— Мне хочется знать, есть ли вера в твоей душе, а не прошёл ли ты давным-давно официальный обряд. Я встречал на своём веку огромное количество еретиков и отступников, которые носили распятие на груди.
Влад мысленно чертыхнулся. Надо было что-то отвечать, но парень никак не мог решить, что будет лучше: сразу признаться в своих сомнениях относительно существования Бога или соврать. Пока он взвешивал «за» и «против», Гаэтано вновь милостиво улыбнулся и махнул рукой:
— Ладно, оставим. По твоему молчанию и так всё понятно. Откуда ты родом, из какой страны, из какого города?
В разговоре опять повисла пауза, и инквизитор ехидно добавил:
— Или правильней спросить, из какого мира?
Влад поперхнулся вином и долго откашливался, дольше, чем это было необходимо, просто для того чтобы потянуть время и обдумать неожиданный вопрос. «Что ж это такое? Выходит, он в курсе, что такое возможно? Хотя, собственно, почему нет? Конрад тоже сразу догадался». Однако к такому повороту беседы парень был не готов и не знал, как реагировать. На этот раз инквизитор не собирался позволить пленнику отмолчаться и терпеливо ждал, пока тот вернёт себе способность говорить. Влад наконец отдышался и слегка сиплым голосом произнёс:
— Я не знаю, как называется ваш мир и мой мир. Поэтому не могу ответить. Догадываюсь только, что я уже давно не дома.
— Надо же, — удивлённо произнёс Гаэтано, — не ожидал, что ты сразу признаешься. Разве те, кто тебя послал, не отдали приказ хранить в секрете твоё происхождение и задание? Кстати, в чём оно состоит?
«Определённо сегодня день сюрпризов, — почесал в затылке Влад. — Меня, похоже, принимают за секретного агента».
— Смешно, — парень действительно не смог сдержать горькой усмешки. — Я сейчас объясню, и вы тоже посмеётесь, святой отец. Я не шпион, я преступник. Меня приговорили к изгнанию в эту реальность. Очутился я здесь неделю назад, посреди вот этого самого леса. И никакого задания у меня нет.
Ещё не закончив своих откровений, Влад увидел, что инквизитор не верит ни одному слову. «Конечно, я б на его месте тоже не поверил, наверное. Выходит, у них и до меня появлялись люди из моего мира и скорее всего не с целью установления культурных связей. Проклятье, попал я! Мало того, что в ереси меня обвинить — раз плюнуть, так ещё и шпионаж навесят! Странно одно, почему это контрразведывательной деятельностью занимается инквизиция? Они вроде больше по религиозным преступлениям».
— Тогда почему ты взялся помогать нелюдям? — Гаэтано наклонился вперёд, внимательно всматриваясь в лицо Влада. От пронзительных чёрных глаз делалось неуютно. Приветливая улыбка с губ инквизитора давно пропала.
«Ох, опять те же вопросы!.. Как уже Чезаре в своё время с ними надоел! И самое противное, что я и себе-то не вполне могу объяснить, почему я так поступил».
— Потому что они спасли мне жизнь.
Это была не совсем правда, но парню абсолютно не хотелось раскрывать все тайны своей души и рассказывать про светловолосую красавицу-ведьму. Да и о своей патологической нелюбви к инквизиции и подобным ей учреждениям лучше было умолчать.
— Спасли, чтобы тут же отправить тебя в бой, где ты легко мог погибнуть. Думаешь, для них имеет ценность твоя жизнь и судьба? До той поры, пока ты нужен в качестве разведчика, пока выполняешь ту работу, которая для зверей слишком опасна, без сомнения, ты — выгодный союзник. А сейчас? — Кардинал хитро прищурился. — Так ли уж необходим стае лучник-любитель? Слабый человек, не умеющий быстро бегать и рвать когтями добычу? Никому не известный пришелец, не владеющий магией?
Владу подобные мысли уже приходили в голову. Действительно, не так он необходим волкам, если оценить прагматически. «Но не всё в жизни держится лишь на расчёте. Лионелла любит меня. А с Конрадом мы столько вместе прошли, вспомнить только Ватикан». Но противный внутренний голосок шептал, что признаний в любви от магички он ни разу не слышал, секс и пара ласковых слов — не доказательство искренности чувств, а Конрад всегда держался несколько отстранённо и дружеского участия в его поведении не наблюдалось. В висках у парня зародилась лёгкая, почти незаметная боль.
Лоренцо не видел кардинала и пленника, но полотняная стена, перегораживающая шатёр главы инквизиции напополам, не являлась препятствием для звуков, и разговор доносился отчётливо. Санктификатор удобно расположился в любимом кардинальском кресле, обтянутом красным бархатом, и наслаждался покоем. Драгоценные минуты отдыха, которых столь немного выдаётся во время бесконечных боевых действий. Конечно, ему позволили вольготно развалиться на месте начальника вовсе не из доброты, глава инквизиции не поверил окончательно в то, что Лоренцо не может повлиять на допрашиваемого без визуального контакта.
Священник поглаживал гематитовые бусины, раздумывая, стоит ли пытаться осуществить распоряжение кардинала. Не то чтобы Лоренцо вправду считал, что у него не получится. Скорее, опасался обратного. А точнее, реакции монсеньора Гаэтано на успех, после того, как ему объяснили, что подобное могут совершать только колдуны.
Беседа, пока мало чем напоминающая допрос, текла своим чередом, а Лоренцо продолжал думать о своём. Но когда голос кардинала стал более жёстким и начал развенчивать убеждённость пленника в доброте и бескорыстии оборотней, санктификатор прислушался внимательнее. Перед глазами возник образ Влада, хорошо запомнившийся ещё со времени первой встречи в Риме. Лоренцо потёр скулу, вспоминая, какого глубокого фиолетового цвета синяк он тогда заполучил на своё холёное лицо. Между пальцами родилась тёплая искорка, а бусины чёток, наоборот, стали ледяными. Продолжая перебирать камешки, священник, увлечённый своими мыслями, не сразу обратил внимание на то, что происходит.
— Дьявол! — ругнулся он шёпотом. Сжал чётки в ладони, прекратив движение. Но магия (а сомневаться в том, что это именно она, было глупо) не исчезла. Лёгкое приятное покалывание в ладонях не проходило.
«Надо с этим что-то делать! — встревоженно подумал Лоренцо. — Рано или поздно, но кардинал заметит, если уже не обратил внимание. Эх, как бы выяснить, это только моя проблема или все молящиеся на самом деле — обычные маги?..»
— Согласен, оборотни мне не за красивые глаза помогли, а потому что им требовалась ответная услуга. Но и после того, как я её оказал, меня не потащили на жертвенник и не решили состряпать из меня ужин. Волки относятся ко мне как к надёжному боевому товарищу, несмотря на то, что я, конечно, не силён в мастерстве владения местным оружием. — Как только заболела голова, мысли о том, что маги банально использовали его в своих целях, тут же исчезли. — А вот вы, святой отец, как относитесь к своим солдатам? Приговорить собственного сына к смерти за то, что он не смог справиться с превосходящими силами противника, за то, что не умер в плену, а посмел выжить и вернуться!
Гаэтано недоумённо поднял бровь. Такой отповеди он не ожидал. «А этот безбожник не перестаёт меня удивлять. Откуда ему известны такие подробности?»
— Поясни, с чего ты взял, что я осудил своего сына?
— Так он мне сам рассказал! — Комольцев запнулся, поняв, что сболтнул лишнее.
— Угу, сам сказал, — ободряюще покивал кардинал. — Замечательно.
«Язык мой — враг мой! — подумал Влад. — Меньше десяти минут беседуем, а я уже говорю то, о чём лучше смолчать. Подставил мальчишку, дурак. Думать надо сначала, а потом говорить! Ох, что ж голова так трещит?!»
Гаэтано тем временем продолжил:
— В твоём мире солдат не отдают под трибунал за предательство и дезертирство? Если так, то вы глупцы. И если тебя волнует судьба Чезаре, то скажу, что официально никакие обвинения ему не предъявлены. Пока.
«Думаешь, что для его спасения я соглашусь сотрудничать? Ошибаешься. Жалко, конечно, парня, но он мне в общем-то никто. А Лионелла и Конрад уже почти родными стали».
— Какая выгода оборотням от меня, вполне понятно. А вот зачем я нужен вам? — Влад сделал ударение на последнем слове. Не смог удержаться, чувствуя, что кардинал может до вечера обрабатывать допрашиваемого, перескакивая с темы на тему.
Кардинал подлил вина в оба бокала, не торопясь отвечать:
— Ты, наверное, думаешь, что меня интересуют военные тайны нечисти? — он отрицательно помотал головой. — Вовсе нет. Я их все знаю. Эта война закончится поражением оборотней, дело лишь во времени. Нелюдям негде брать подкрепления, а ко мне подходят всё новые и новые отряды. Изначально против моих солдат была местность, незнакомая и враждебная. Но идут дни, и лес обживается. Появляются тропы — человеческие, а не звериные. У меня в гвардии достаточно следопытов, чтобы изучить дубраву и более не попадаться в глупые ловушки. Магов-союзников стаи всего лишь двое, да и то действовать они могут только по одиночке. Не спорю, девушка сильна, но сможет ли она изо дня в день колдовать столько? Или в одно прекрасное утро почувствует, что не в силах подняться с кровати, не то что сотворить заклинание? В войсках инквизиции много сильных санктификаторов и деустов. Один раз ведьма уже проиграла.
В голосе Гаэтано слышалось торжество, смешанное с насмешкой. Он помнил, что магичка является слабым местом человека из другого мира. И специально сделал акцент на её незавидной участи.
«Слушаю кардинала и сам начинаю верить, что до нашей победы остались считанные дни, — восхищённо подумал Лоренцо. — Это я-то, знающий скольких мы потеряли и сколько лежат с тяжёлыми ранениями. И как трудно подавить магию, которая опирается на силу стаи. Пока жив хотя бы один оборотень, стоящий рядом с ведьмой, побороть её непросто. А иногда складывается впечатление, что и лес словно помогает ей. Если б я не был в курсе всех трудностей, то, пожалуй, поверил бы монсеньору безоговорочно».
«Лионелла, девочка моя, что же с тобой будет? Не может быть, чтоб не было выхода. Если инквизиторы победят, то тебя всё равно осудят и сожгут. — Влад вздрогнул от одного представления об ужасной казни. — Что же делать?»
Гаэтано с удовлетворением наблюдал за смятением чувств на лице пленника и не спешил продолжать.
— Так что же вам нужно? — повторился Влад.
— Ты хочешь, чтобы война закончилась, человек из другого мира?
Похоже кардиналу доставляло удовольствие постоянно отвечать вопросом на вопрос. Парень кивнул, чувствуя пятой точкой, что где-то здесь таится подвох.
— Вот видишь, значит, цели-то у нас с тобой одинаковые, — инквизитор опёрся подбородком на сложенные ладони.
— Не думаю. Ваша победа означает смерть тех, кто мне дорог.
— Не перебивай меня! — в голосе Гаэтано прорезались резкие властные интонации. — Война не выгодна ни для кого. Гибнет много людей… и нелюдей.
Влад не смог удержаться и опять прервал собеседника возмущённым восклицанием:
— Вы сами её начали! Кто организовал поход? Разве не инквизиция? И после этого вы будете утверждать, святой отец, что вы против войны?!
На этот раз в улыбке кардинала явственно читалась снисходительность, как к малому ребёнку или слабоумному.
— Послушай, Владислав, ты ведь военный человек. Тебе должно быть известно понятие «превентивный удар». Маг, стоящий во главе стаи, Конрад, давно задумал нападение на людские поселения. Но чтобы осуществить замысел, ему необходима одна вещь… Пока он её не заполучил в свои руки, ему не хватит силы на такую войну. Поэтому мы, узнав о намерениях нелюдей, предпочли не медлить и ударить до того, как маг добьётся своего. Вижу, ты удивлён, мой мальчик, — теперь интонации были уже ласковыми. — Наверняка твои союзнички не раскрывали карты перед новичком. Я скажу тебе больше, ты должен был стать тем человеком, который достанет артефакт для Конрада, но, к сожалению для оборотней, для тебя нашлось более спешное… применение — разведка в Риме.
— Откуда мне знать, что вы не врёте? — во рту у парня пересохло. Не то чтобы он поверил словам инквизитора, но неприятный червячок сомнения в душе завозился. Влад давно предполагал, что Конрад далеко не всё ему рассказывает, да и манера мага говорить в приказном тоне изрядно раздражала. Однако и сидящий напротив священник — не ангел, сразу видно, что свою выгоду не упустит.
— Ложь — грех, сын мой, — Гаэтано сотворил крестное знамение. — Загляни в своё сердце и поймёшь, что я прав. Не надоело ли быть игрушкой в лапах нелюдей?
— Что за артефакт?
Когда Влад задал этот вопрос, кардинал откинулся на спинку кресла с очень довольным видом. Пленник заинтересовался информацией, заглотил наживку. Остальное — дело техники.
— Артефакт… — Гаэтано отхлебнул вина, покатал ножку бокала в пальцах, посмотрел сквозь напиток на солнце, падающее из небольшого окошка. — Ах да, конечно, артефакт! — воскликнул он, когда увидел, что собеседник чуть не подпрыгивает на стуле от нетерпения. — Это очень древняя вещица, созданная несколько сот лет назад, никто точно не помнит, когда именно. Сейчас она известна под романтическим названием Волчий Рубин. Если сей драгоценный камень окажется во власти Конрада, то мир охватит хаос. Дело в том, что Рубин увеличивает магические способности. И одна из самых страшные его особенностей — если артефакт использует сильный колдун, то он способен обращать людей в оборотней одним своим желанием. Количество нечисти в последние годы и так растёт неумеренными темпами, а представь, что будет, когда безумный маг будет усилием воли облекать обычных мужчин и женщин в волчью шерсть…
Картинка Владу действительно представилась нерадостная. «Конечно, оборотни — не такие уж плохие создания, но… Тут уже попахивает настоящим геноцидом по отношению к человечеству. Если всё сказанное инквизитором — правда, конечно…»
Санктификатор в очередной раз подивился, насколько ловко Гаэтано переплетал истину с ложью. Точнее, даже не с ложью… Там преувеличить, здесь сделать ударение, на вон то обратить излишнее внимание, и в итоге неправды в полном смысле слова практически не остаётся, а впечатление у слушающего складывается такое, которое необходимо кардиналу.
«Тут и без моей помощи можно обойтись, — усмехнулся Лоренцо. — Зачем рисковать и пытаться что-то внушить насильно, если монсеньор и так превосходно справляется?»
Но священник всё же продолжал ощущать покалывание в пальцах, держащих чётки. И магия продолжала рождаться помимо воли санктификатора. «Надо начинать уроки у еретиков брать, а то так недолго и совсем контроль над своими способностями потерять».
— И почему же этот супер-артефакт до сих пор не у Конрада? — нашёл к чему придраться Влад.
— Я тоже долго не мог понять, что ему мешает. Информация поступила ко мне не так давно. Дело в том, что Волчий Рубин находится в… эээ… малодоступном месте, так сказать. Сам маг туда попасть не может, обязательно необходим посредник. Например, ты, Владислав.
— Ага, вот и понятно стало, зачем вы с таким пылом за мной гонялись! Чтобы некому было этот Рубин волкам принести, — парень закинул ногу на ногу, поудобнее устраиваясь на стуле. Наконец план главного инквизитора начал прорисовываться.
— Как же ты наивен, — кардинал в данный момент всем видом напоминал сытого кота, играющего с беззащитной мышкой. — Думаешь, ты незаменим? Нет, естественно. И если б мне просто нужно было убрать тебя с дороги, то незачем было бы прикладывать столько усилий, пытаясь непременно захватить тебя живым. Одна меткая стрела — и нет проблемы.
Влад в очередной раз понял, что в такие вот перепалки явно не его сильная сторона. А вот монсеньор Гаэтано в них чувствует себя как рыба в воде. В третий раз парень решил не задавать вопрос о том, какие виды у инквизиции на его персону.
— Так вот. Цель у нас с тобой одна — прекратить бессмысленное кровопролитие. Я не идиот и понимаю, что полностью истребить нелюдей не удастся никогда. Церкви нужно, чтобы оборотни сидели в своих лесах и не угрожали мирным жителям окрестных поселений, не нападали и не смущали умы простонародья мифами о свободе и радости, какую якобы даёт обращение в волков. Война, которая идёт сейчас — всего лишь способ приструнить вконец распоясавшуюся стаю. Надо признать, не оптимальный способ. За победу люди платят слишком высокую цену своей кровью.
Лоренцо испытал чувства, схожие с теми, которые возникали, когда он присутствовал на представлениях бродячего театра. Наибольшее веселье в таких случаях вызывает, как правило, абсурдность происходящего на подмостках. Вот и слушая кардинала, санктификатор еле сдерживал смех.
«Слишком высокая цена… Бессмысленное кровопролитие… Когда это вас, монсеньор, волновали чужие жизни, если они приносились в жертву во имя высокой цели? И особенно красиво — про то, что нужно приструнить стаю! Да вы же хотите выжечь их гнездо на корню, чтобы духа звериного не осталось на многие километры от Рима, готовы залить кровью, человеческой и волчьей, всю дубраву. А что? На удобренной трупами земле трава растёт зеленее и сочнее».
Со стороны, наверное, кажется, что глава инквизиции говорит истинную правду. Только слезу осталось пустить для пущего эффекта. Хотя нет, это приём дешёвых комедиантов, он совсем не к лицу высшим иерархам церкви.
«А пленник-то повёлся, — подумал Лоренцо. — Верит кардиналу. Ещё немножко — и сам предложит свою помощь». Санктификатор уже без удивления воспринимал тот факт, что чувствует душевное состояние допрашиваемого через стену. И человек из другого мира действительно пребывал в замешательстве, склоняясь к доверию.
— Есть другой путь. Если Волчий Рубин будет у инквизиции, то маг не приобретёт страшную мощь и не рискнёт идти в наступление. Это раз. А во-вторых, я смогу выставить мирные условия, которые будут выгодны людям. Чтобы крестьяне и торговцы, путешествующие трактом вдоль леса, могли не бояться внезапного нападения. Чтобы дети в ближайших деревнях не страшились ходить по ягоды и по грибы. Чтобы молодые парни и девки не уходили в чащу в поисках звериной романтики. Разве моя цель — не благая? — поднял бровь Гаэтано.
Владу вдруг вспомнилось когда-то где-то (наверное, в прошлой жизни) слышанное правило ведения спора — задавайте такие вопросы, на которые собеседник будет вынужден отвечать «да», и быстрее добьётесь согласия в главном. Эта ассоциация мигом охладила его мозги, уже потихоньку закипавшие от усиленного желания найти дырки в логике инквизитора.
— Цель превосходная. И она, естественно, оправдывает любые средства. Я правильно цитирую девиз вашей организации? — ехидно поинтересовался парень.
Гаэтано недовольно сдвинул брови. А Влад продолжал:
— Не верится, что инквизиция оставит в покое магов и волков. Не сомневаюсь, что все, кто попадёт под вашу власть, будут казнены, А обсуждение условий мирного договора — вполне удобный предлог для того, чтоб выманить врагов на переговоры и перебить. Я понимаю, что вы клоните к тому, чтобы я помог вам добыть артефакт. Не выйдет, святой отец. Я свою сторону в этой войне выбрал!
Лоренцо тихо зааплодировал. «Браво, безбожник! Будь я на твоём месте, то наверное поверил в доброту и благонамеренность кардинала. А ты справился, уважаю». Внутри санктификатора боролись два взаимоисключающих желания: первое, чтобы задумка Гаэтано удалась и пленник согласился отправиться в нелёгкое путешествие за Волчьим Рубином, а второе, рождённое непонятной симпатией к человеку из другого мира, чтобы он отстоял свои убеждения. Возможно, Лоренцо просто до такой степени не любил ренегатов, легко меняющих свои симпатии, антипатии и воюющие стороны, что всегда внутренне восхищался людьми, идущими до конца в своей вере, преданности, любви… да в любых искренних чувствах.
«Хотя… еретик мог бы быть и похитрее. Согласиться для виду, а потом, освободившись, вести свою политику. Но для этого он слишком честен и прямолинеен, я полагаю… Ну что ж, ему же хуже будет».
Влад мысленно приготовился к тому, что после его заявления последует новый виток разговора, в котором инквизитор прибегнет к более простым аргументам, например, к угрозам жизни и благополучию пленника и его близких. Но парень ошибся. Гаэтано лишь снова кивнул, как будто даже удовлетворённо, словно допрашиваемый оправдал его надежды, и молвил:
— Хорошо, я понял твою позицию, безбожник. Каждый имеет право на своё мнение. На этом позволь откланяться, а тебя проводят обратно в лазарет. Лечись и… подумай всё-таки над моими словами.
Инквизитор потянулся к окошку и окликнул охранника, который тут же появился на пороге.
«Сигарет нету. Путём не наелся (разве это еда — пара бутербродов с сыром?). Мозги промыли почти успешно. Надо же, я ведь был на грани того, чтоб согласиться! Никогда не предположил бы, что такое в принципе возможно. Короче, плохо всё». Влад разместился на своём матрасике, не сразу найдя такое положение, чтобы бугорки и впадинки почвы, очень хорошо ощутимые сквозь соломенную набивку, разместились оптимальным образом, совпадая с очертаниями тела. Устроившись более менее удобно, парень подумал: «Нет, так не пойдёт. Нужно мыслить позитивно. Какие у меня плюсы?» В мыслительном процессе возникла нехорошая пауза. «Нууу… Вино вкусное было. Отрадно то, что поговорили с этим главным святошей спокойно, без угроз. В пыточные пока вроде не тащат… Напрягает слово „пока“… Но не сложилось впечатления, что кардинал сильно расстроен моим отказом работать на него. Как будто этого ожидал. А раз ожидал, значит, туз в рукаве у него припрятан, а может, и не один. Опять плохо».
Придя к выводу, что позитивные стороны в существующем положении практически отсутствуют, Влад стал обдумывать пути изменения ситуации. «Бежать нужно, и чем скорее, тем лучше. Вот только выглядит это малоосуществимым. Я сейчас в глубине военного лагеря, где на каждом шагу — вражеские солдаты. Около выхода — два охранника. Допустим, при очень удачном раскладе, сделав ставку на неожиданность и мою подготовку самбиста, я успею вырубить обоих до того, как они меня скрутят. И что? Вокруг-то куча народу. Мечом я не владею, хотя с таким количеством противников и мастер фехтования не справится. Мне бы гранат хоть штучки три… — замечтался Влад. — Можно дождаться, пока опять придёт лекарь, взять его в заложники, он-то безоружный. И попытаться выбраться. Нет, не нравится мне такой вариант. Во-первых, врач ни в чём не виноват, чтобы им от стрел закрываться. Во-вторых, зная здешние нравы, не факт, что жизнь одного своего будет настолько важна, чтобы из-за неё упускать ценного пленника. В-третьих, даже если я успешно выйду за пределы лагеря, то потом меня столь же легко и без усилий догонят и водворят на место. В результате только себе хуже сделаю».
Парень в задумчивости ковырял землю подобранной где-то палочкой и медленно, но верно погружался в уныние.
«А если согласиться на предложение Гаэтано, пойти в то самое „малодоступное место“, про которое он говорил, типа за Волчьим Рубином, а на самом деле рвануть обратно к Конраду… Нереально, — ответил Влад сам себе. — Так тебя и отпустят одного, под честное слово! Скорее всего сопровождение дадут такое, что не справиться с ним. Кстати, а почему за артефактом не могут сбегать обычные люди, находящиеся под началом инквизиции? Обязательно пришельца из иномирья ждать надо? А если б я тут не очутился? Странно, весьма странно. Все недоговаривают, все чего-то скрывают… Если вдуматься, то Конрад тоже со мной никакой информацией не делился. Всё больше в приказном порядке — пойдёшь туда, узнаешь это, повоюешь на вон том рубеже. И про Рубин ничего даже не упоминал. Может, и нету никакого артефакта, а инквизитор просто дезу впаривает? Но с какой целью? Чёрт побери этих интриганов!»
Определённо радовал только один факт — после лечения санатора рука почти не болела, правда слушалась плоховато, но это можно было стерпеть.
От невесёлых дум Комольцева отвлёк приход очередного посетителя. «Ой, что-то я популярен становлюсь…» — подумал парень, увидев на пороге шатра Чезаре собственной персоной. Мальчишка пару секунд помялся на одном месте, но потом шагнул внутрь и присел на соседний лежак. Казалось, он не знает, с чего начать разговор, и в конце концов, вместо слов отцепил с ремня вместительную флягу, вытащил пробку, отхлебнул, поморщившись, и протянул Владу. Тот принял ёмкость, опасливо принюхался к содержимому и, уловив знакомый запах самогона, сделал большой глоток. Закашлялся, не рассчитав, напиток оказался как минимум пятидесятиградусным.
— Тоже пришёл меня сманивать на сторону инквизиции? — поинтересовался Влад, когда восстановил нормальное дыхание.
— Я сам уже не знаю! — с досадой махнул рукой Чезаре, вновь приникая к фляжке. — Отец заявил, что твоё согласие выполнить его задание — единственная возможность для меня доказать свою невиновность. Не понимаю. Надоело до чёртиков быть разменной монетой в чужих играх! Понимаю, что ты не пойдёшь на сотрудничество. Уверен, что ты неправ, но знаю, что уговаривать тебя бесполезно.
Влад похрустел суставами пальцев и спросил:
— И что же делать?
Мальчишка, успевший ещё пару раз отхлебнуть крепкого пойла, взглянул на собеседника слегка окосевшими глазами и помотал головой:
— Не знаю. Не представляю. Запутался я окончательно.
Вежливо, но настойчиво отобрав у него фляжку, Влад надолго задержал её у себя по двум причинам. Чтобы Чезаре не надрался в совсем уж короткое время и чтобы самому выпить наконец нормального алкоголя, а не вина, больше напоминавшего по крепости компот.
Светловолосый лучник с любопытством поинтересовался:
— А что отец от тебя хотел?
— Можно подумать, ты не в курсе!
— Будешь смеяться, но нет. Кардинал не посчитал, видимо, меня достойным, чтобы доверить сию тайну.
— И как же ты собрался меня уговаривать, если не знаешь, что именно от меня требуют? — с иронией осведомился Влад. — Слушай, а пожрать у тебя ничего нет?
— Я не собрался, меня собрали! — сварливо отозвался Чезаре. — Повлиять так, чтоб ты исполнил всё, что скажет отец. А насчёт пожрать… С собой нету, но я могу что-нибудь притащить.
— Принеси, а? А то на голодный желудок совсем не думается.
Мальчишка удалился добывать еду, а Влад покрутил в руках фляжку и присвистнул:
— Ничего себе тут бормотуху изготавливают. Не знал бы, что я в Италии, решил бы, что где-нибудь на родине у себя, в отдалённой деревне выпиваю.
Чезаре вернулся довольно быстро, приволок полкотелка каши, щедро сдобренной кусками мяса, и пару больших ломтей хлеба.
— Ложка вот только одна, — словно извиняясь, улыбнулся он. — Держи. Я в общем-то не голодный.
Под отличную закуску самогон пошёл и вовсе весело. В глазах Чезаре очень быстро появился пьяный туман. Настолько быстро, что Влад даже удивился: «Сильно же на него алкоголь действует. Или просто-напросто перенервничал, что в его положении неудивительно. Ага, — тут же добавил про себя. — А ты-то в каком положении? Даже в худшем, парнишка по крайней мере среди своих, может, и не тронут они его, отбрешется как-нибудь. А мне прямая дорога — на эшафот или как тут у них принято казнить…»
— Так что, будешь приводить аргументы в пользу инквизиции? — всё-таки счёл нужным полюбопытствовать Влад, почувствовав, что язык начинает немного заплетаться.
— Не хочу! — гневно буркнул мальчишка. — Они меня предали! Надо же выдумать, что я — я! — еретик-отступник. Я — истинный католик! Не чета многим этим ополченцам, — последнее слово он произнёс с нескрываемым презрением, — которые в добровольцы пошли, чтобы им простились разбой на большой дороге и убийства в городских подворотнях! Ненавижу! Отец, как обычно, из себя невесть кого изображает. Захочу, под суд отдам, захочу, помилую… Как будто от его воли зависит, виновен я или нет. Никому здесь правда не нужна. Только вертят людьми в своих целях непонятных, как хотят. — Он запрокинул голову, отпивая из фляги.
— Да-а-а… Твоя тирада мало способствует созданию положительного впечатления о Святой Палате. — Влад, как всегда в нетрезвом состоянии, принялся изъясняться длинными витиеватыми предложениями. — Значит, и тебя допекли. Что уж про меня, несчастного, говорить. С минуты на минуту жду, когда дыбу приготовят. — Парень хохотнул, словно сказал что-то очень остроумное. — Слушай, Чезар, а пойдём к оборотням! Они ребята компанейские. Всё им объясним, какие козлы эти священники. Волки, они ж не злопамятные. Подумаешь там, пристрелил ты десяток-другой шерстистых. Так и они тож не ангелы божьи.
— Хм, Влад, с виду ты вроде умный, а как говорить начинаешь, так дурак дураком. — В тоне мелькнули покровительственно-высокомерные нотки. — Сколько раз тебе повторять, что с нелюдями я союзничать никогда не буду? Понимаешь, ни-ког-да. Не к чему в сотый раз обсуждать одно и то же.
Помолчали. У обоих на лицах виделась титаническая работа мысли, выражающаяся в свирепом двигании бровями, выпячивании челюсти и сверкании глазами.
Владу в мысли, расторможенные влиянием алкоголя, вновь пришли сомнения в дружелюбности Конрада. Поняв, что про себя не думается, он решил поделиться своими соображениями с собутыльником и приступил, активно жестикулируя, к проникновенной речи:
— Ты вот говоришь, что устал быть фишкой… эээ… то есть пешкой. Что все кардиналы, епископы и кто тут у вас ещё есть… только своих целей добиваются, не беря в расчёт желания подчинённых им людей. Я вспомнил вдруг, что у меня точь-в-точь похожие чувства возникали при общении с Конрадом. Всё себе на уме, никакие планы не озвучиваются вслух, боже упаси, не говорю уже о том, чтоб обсуждать или советоваться. Элементарной информации жалко! Только я пытался что-то поподробней расспросить, высказать собственную точку зрения, и естественно, в тот момент это оказывалось не ко времени, нужно было срочно решать другие проблемы, а то вообще отмахивался, будто я такой мелочью интересуюсь, на которую и внимание обращать не стоит. С Лионеллой у них какие-то переглядки постоянные. Они-то понимают, о чём речь, а я как дурачок марионеточный. Куда сказали, туда и побежал. Нужно в Рим на разведку? Пошёл, не зная ни местности, ни обычаев, ни языка, чуть не сгинул там… — Парня передёрнуло от почти позабытого ужаса встречи с призраком тюремных подземелий. — Нужно лучником в засаде посидеть? Согласился, невзирая на то, что оружие подобное пару часов назад впервые в руки взял. Если б не Альберто, бедняга, удобрять бы мне лесную почву рядом с той тропой. В Ватикан идти? Пожалуйста, хоть два раза! И плевать, что идея безумна!
Влад, сам не замечая, разошёлся и понёс чушь, какую в обычном состоянии вряд ли даже подумал, не то что произнёс. Как-то подзабылось, что в бой он постоянно рвался добровольно, а история освобождения Лионеллы — вообще отдельная повесть, он бы не смог тогда по-другому поступить. Однако, не зря говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Может, аргументы парень приводил не всегда верные и корректные, но чувство досады и обиды на скрытных магов было самое что ни на есть подлинное.
Когда парень выдохся и навалился на остатки каши в котелке, Чезаре задумчиво, почти философски произнёс:
— Да уж, попали мы с тобой. Каждый по-своему, но по сути одно и то же. И куда податься — неизвестно. Если говорить начистоту, то сидеть здесь, в лагере и ждать, куда изволит качнуться папенькино настроение, не тянет.
Доскребая последние крошки еды, Влад выдал фразу, гениальность которой дошла до собеседников не сразу:
— Если и там плохо, и сям худо, то надо искать третью сторону. — Парень наставительно поднял вверх ложку, потом облизал её и сунул в опустевший котелок. — Я не знаю географию местности. Что тут вообще поблизости есть? Города какие? Ну, кроме Рима, понятное дело. Может быть, где-нибудь инквизиция не имеет такого огромного влияния.
Чезаре не на шутку задумался над вопросом:
— В Италии Святая Палата везде не слаба. Хотя… я в Риме недавно обосновался, а обучение, воинскую подготовку проходил в Таранте. Это довольно крупный город, располагается по другую сторону дубравы. Так вот, там основное влияние — у начальника гарнизона. Места неспокойные, разбойники пошаливают, а нечисти там немного, поэтому военная сила выше Церкви оказывается. Конечно, и в Таранте охоту на ведьм периодически устраивают, но не в таких масштабах. Жители больше верят в силу доброго клинка, чем в «Отче наш».
— Во! — остановил его Влад. — А если туда? У тебя небось и связи полезные остались в этом городе со времён ученичества.
— Есть пара-тройка людей, кому я доверился бы, не глядя. И много просто знакомых-приятелей. Отдай фляжку!
Мальчишка поболтал сосуд, прислушиваясь. Судя по бульканью, бормотухи осталось не так уж много. Хорошо они посидели, надо сказать… Чезаре с третьей попытки загнал пробку в горлышко и вернул флягу на законное место на поясе.
— Ну пошли? — он поднялся на ноги довольно резво и слегка пошатнулся, силясь найти правильный угол наклона туловища, не грозящий потерей равновесия.
— Куда?
— В Тарант!
— Что, прямо сейчас? — поразился Влад, не ожидавший от парнишки такой резвости. Он-то думал, что придётся долго уговаривать.
— А чего ждать-то? Пока папа надумает тебя пред светлые очи призвать? Или меня? Солнце на заход повернуло. Сейчас караулы будут меняться. Под шумок улизнём — только они нас и видели! — Чезаре весело засмеялся.
«Так, пацану больше не наливать, — усмехнулся Влад, который ощущал лишь небольшой шум в голове да лёгкость в мыслях, но сильно пьяным себя бы не назвал. — Хочется верить, что он действительно сможет вывести меня из лагеря так, чтобы никто не заподозрил. В конце концов, иду с сынишкой кардинала. Хоть он и в опале, но перемещается свободно».
Собутыльники вышли из лазарета, Чезаре не спеша подобрал свой лук, оставленный на пороге, и важно объявил вопросительно взглянувшим стражникам:
— Его высокопреосвященство приказал вести еретика к нему, как только я добьюсь согласия работать на нас. Так вот, я уже достиг успеха!
Влад опасался, что солдаты будут возражать, особенно заметив нетрезвое состояние молодого лучника, но всё на удивление обошлось. Старший караула беспечно махнул рукой:
— Давай, давай, снайпер, иди получать медаль на грудь.
Чезаре с Владом направились, старательно изображая из себя пленника и конвоира, поначалу в сторону центра лагеря, чтобы охранники ничего не заподозрили. Но, свернув пару раз между палатками, мальчишка хитро подмигнул и указал на узкий проход между двумя шатрами. Матерчатые стенки смыкались почти что вплотную, но оставалось немного места, чтобы пролез не слишком толстый человек.
— Быстрее, пока никто не обратил внимания, — шикнул Чезаре, подталкивая спутника в нужном направлении.
Действительно, по прихоти фортуны рядом не было никаких любопытствующих. Только несколько ополченцев сидели вокруг костра в ожидании, когда сварится похлёбка, но они разместились на другом конце «площади» и столь увлечённо вглядывались в котелок с варевом, что их смог бы отвлечь разве что внезапно начавшееся светопреставление. Беглецы нырнули в проход, но к разочарованию Влада очутились не в лесной чаще, а всего лишь на очередной прогалине, окружённой шатрами.
— Я думал, мы выбрались уже, — тихо, но возмущённо проговорил он.
— Выбрались! — передразнил Чезаре. — Скорый какой! Если б всё было так просто! — И уверенно двинулся дальше.
Владу ничего не оставалось, кроме как следовать за своим полупьяным проводником и надеяться, что тот знает, что делает. Довольно быстро Комольцев запутался, не улавливая логики в их перемещениях, и даже мелькнуло подозрение, что её вовсе нет и мальчишка заблудился. Похожие один на другой шатры, дымящие костры, оружейные стойки, на которые Влад завистливо косился. В маршруте всё-таки оказался заложен скрытый смысл, они явно шли по тем местам лагеря, где было меньше народа.
— Стой! — приказал Чезаре громким шёпотом и придержал спутника за плечо, они притаились около очередной стенки из грязно-серой ткани. Влад услышал, что в двух шагах от них прошли, переговариваясь, трое или четверо мужчин. Как только их голоса отдалились и затихли, лучник потащил бывшего пленника вперёд. — Да шевели ты ногами! Тут с минуты на минуту новая смена появится!
Они шустро, но по возможности стараясь не шуметь, пересекли расчищенную от деревьев границу лагеря и скрылись среди подлеска. Лишь минут через десять быстрой ходьбы беглецы приостановились отдышаться и передохнуть. Влад, опустившись на поваленное бревно, удивлённо спросил:
— Это у вас часовые всегда настолько безалаберны? Уходят с поста раньше, чем смена появилась. По сторонам не смотрят и не прислушиваются. Мы же как кони там носились, мне казалось, и глухой услышал бы.
Чезаре усмехнулся:
— Места надо знать, где выбираться. Там дежурили наши замечательные добровольцы. Причём, не из бывших преступников, те наоборот очень сметливые и глазастые, а из городского ополчения. Пекари, сапожники, ткачи и так далее. — На лице мальчишки явственно читалось высокомерное презрение, испытываемое профессиональным военным к подобного рода «солдатам». — Им лишь бы поскорее спрятаться в полную безопасность. Надеются на то, что оборотни не рискнут приближаться вплотную к лагерю. Ох, и влетит же им сегодня! — он злорадно потёр руки.
— Повесят их, бедолаг, из-за нас, — посожалел Влад.
— Туда и дорога, — Чезаре было не так-то легко пронять. — Нужно было думать не только о том, что все грехи и долги простятся, и о том, что жалованье высокое, но воевать быть готовым. А то все хотят чужими руками жар загрести. Потом будут бахвалиться, что, дескать, в походе карательном участвовали, с нечистью бились. А на деле только кашу лопали и в караулах стояли. А какие из них охранники, мы видели. Повесят, другим неповадно будет!
«Мальчишка в принципе верно говорит. И имеет на это моральное право. Сам-то никогда от сражений не бегал, даже наоборот. Но всё равно слишком циничные слова для такого молодого…»
— Давай выпьем, что ли, за упокой их душ, — предложил Влад, скрывая за равнодушной ухмылкой истинные мысли.
— Согласен. — Чезаре вновь раскупорил заветную флягу.
— В Тарант твой — это куда идти-то? В какую сторону?
— Вообще-то на северо-восток, но если напрямую, то там владения стаи. Нужно обходить, пойдём сначала на восток, потом полукругом на отдалении от их границ. Дольше, зато больше шансы живыми остаться.
— Как скажешь, — кивнул Влад. Помянув незадачливых караульных, собутыльники двинулись в дальнейший путь. Опасение, что их отсутствие заметят очень быстро и тут же пойдут по следам, не позволяло рассиживаться на месте.
К большому удивлению Влада, оказалось, что в нетрезвом состоянии по лесу ходить намного проще. Как-то и кусты ветками не цеплялись, и трава ноги не опутывала, и ямки попадались не слишком часто. Или, может быть, парень не замечал таких незначительных неудобств. Припустили они с Чезаре чуть ли не бегом, но при этом умудрялись продолжать опустошать флягу.
В дубраве уже сгущались сумерки. Широкие листья становились непреодолимой преградой на дороге солнечного света. Косые лучи, словно утомившись за день раздвигать своим сиянием зелень, теперь только поглаживали кроны, не стремясь проникнуть внутрь. Было душно, как перед грозой. Пот жгучими ручейками стекал по лбу. Очень хотелось погрузиться в ледяную воду или на худой конец ополоснуть лицо. Уже через полчаса темнота окутала лес бархатным пологом.
— Эй, Чезаре, а ты при таком «освещении» не собьёшься с дороги?
— Что я, новичок что ли? — обиделся мальчишка. — У меня врождённое чувство направления и большой опыт. Мы с Джулио знаешь сколько раз по чащам лазили в поисках старых святилищ! Думали сокровища найти.
— И как? Нашли? — съехидничал Влад.
— Заброшенный алтарь языческий отыскали, только клада там не было. По крайней мере нам он в руки не дался, если и существовал. Мы туда несколько раз возвращались, я в книгах нашёл сведения о том, как правильно старые сокровища из земли выманивать, но ничего не получилось. Кроме нагоняя за прогулянные тренировки.
— Ну вы даёте, кладоискатели… Под гнев богов не попали случаем, пока рылись на священной земле?
Лица Чезаре в темноте видно не было, но голос помрачнел:
— Не хочу про это рассказывать. Особенно ночью.
Влад думал, что мальчишка возмутится, что языческое капище назвали священной землёй, но ожидаемой реакции не последовало. «Видать, и правда их там здорово припекло. Надо будет не забыть и расспросить в другой раз».
— Слушай, — предложил Комольцев. — Давай на ночёвку становиться. Я что-то соображаю уже плоховато. Вряд ли погоня за нами сейчас пойдёт, они же оборотней боятся, а ночь — самое время для нечисти.
Чезаре охотно согласился, и беглецы, выбрав более менее удобную полянку, разместились на отдых. Юный лучник взялся разводить костёр, бормоча под нос ругательства, потому что из рук то и дело выпадал то кремень, то огниво, а высекаемые искры упорно не желали поджигать растопку. Влад поёжился от подступающей вечерней прохлады, в одной футболке становилось не слишком уютно. «Надо было плащик какой-нибудь от инквизиторов прихватить. Не подумал, дурак». Самое противное, что духота никуда не делась, но похолодало. Парень с нетерпением следил за действиями Чезаре, которому наконец-то удалось запалить маленький огонёк. Через пару минут костёр запылал, и сразу стало теплее, уютней, веселее.
— Огонь в ночи далеко виден. Как бы гости не пожаловали, — сказал Влад, сохранивший кое-какие остатки здравомыслия.
Но мальчишка беспечно махнул рукой:
— Наши раньше рассвета за пределы лагеря не выйдут. А твои… их граница должна быть севернее. Думаю, оборотни тоже не полезут на рожон. Давай лучше допьём!
Фляжка вскоре опустела, костёр грел бока беглецам. Усталость и нервозность прошедших дней, крепкий самогон и тепло, сговорившись между собой, легко побороли людей. Влад и Чезаре заснули прямо на голой сырой земле.
Доктор, придерживаясь рукой за стену, направлялся на доклад к начальнику. После вторых бессонных суток и сложнейшей работы, требовавшей идеальной ясности в мозгах, он еле передвигал ноги. В голове бродила одна-единственная заблудившаяся мысль — где-то тремя этажами ниже есть комната с кроватью, и этот предмет мебели иногда используется по прямому назначению. Но верилось с трудом, и Доктор гнал навязчивую идею прочь, относя её к области ненаучной фантастики, которую никогда не понимал и не любил.
В кресло для посетителей учёный почти рухнул.
— Кофе? — заботливо предложил Генерал, у которого тоже под нижними веками темнели круги.
— Нет, — отказался молодой человек. — Тошнит уже от него. Воды холодной, если можно.
Генерал плеснул в стакан воды из графина и подвинул Доктору. Тот, вместо того, чтоб отхлебнуть, вылил всё содержимое себе на голову и за шиворот, изрядно забрызгав обивку кресла. Генерал взглянул неодобрительно, но никак не прокомментировал действие.
— Операция прошла успешно. К утру пациент очнётся, и можно будет отправлять.
— Отлично. А как насчёт Комольцева? Вы проверяли, не дала ли трещину блокировка памяти?
— Я посмотрел только что, вроде всё нормально.
Генерал удовлетворённо кивнул:
— Хорошо. Премия вам обеспечена. Свободны. Можете отдыхать.
Это был странный сон. С одной стороны, Влад понимал, что спит. А с другой, тем не менее воспринимал всё происходящее как реальность. Почему явно противоположные ощущения могли существовать одновременно, было абсолютно непонятно. Но во сне такими вопросами не задаются. Действие то и дело прерывалось, создавая ощущение слайд-фильма.
…Прямо впереди — двухэтажное здание, окружённое сквером. Вообще-то слово «сквер» мало подходит. Больше напоминает ботанический сад: разнообразные деревья, некоторые весьма экзотического вида, с резными листьями и разноцветной корой, цветущие кустарники, распространяющие душные сладкие ароматы, аккуратные, мощёные булыжником, извилистые дорожки, маленькие фонтанчики, украшенные лепниной. Точнее, так парковая зона должна была выглядеть раньше, в более счастливые и мирные времена. Сейчас цветочные запахи заглушаются дымом, многие древесные гиганты (наверняка ценные и редкие экземпляры) повалены, струи фонтанов с трудом плещутся в засыпанных листьями и каменной крошкой чашах. Тут и там видны воронки от взрывов, вывернутые корни, очаги зарождающегося пожара, который уничтожит хрупкую красоту сада. Дом тоже изрядно пострадал, статуи и орнаменты на фасаде непонятно кого и что изображают, потому что от скульптур отколоты изрядные куски, неопрятными кучками лежащие у подножия стен. Стёкла выбиты. Лишь в двух окнах на верхнем этаже они каким-то чудом уцелели. Из нескольких оконных проёмов вырываются языки огня. На белоснежных когда-то стенах чернеют следы копоти.
Влад не помнил точно, почему он здесь, но точно знал, что внутри изуродованного дворца засел враг. Враг, сопротивлявшийся столь отчаянно, что, казалось, проще сровнять с землёй весь особняк, чем ворваться внутрь. Несмотря на постоянные обстрелы, несколько штурмов и бессчётное количество попыток скрытного проникновения, осаждённые продолжали раз за разом отбрасывать противника. Хотя в полуразрушенном здании, исковерканном взрывами, не должно было остаться ничего живого. Пару раз, вспомнилось Владу, отряд, запертый во дворце, шёл на прорыв, но тиски правительственных сил сомкнулись слишком плотно. Поэтому тем немногим, кто выжил, оставалось только сдаваться или умирать. Выхода с территории парка не было. Но они не собирались капитулировать.
«Давно надо было бомбами накрыть этот проклятый особняк, и все дела. Сколько можно людей терять? — в душе Влада клубилась злость на генералитет, не берущий в расчёт жизни рядовых. — Нет, понадобились им какие-то документы, хранящиеся там. Да этих бумаг наверняка уже давно не существует! Я бы на месте осаждённых просто из вредности сжёг бы всё ценное, что ещё осталось».
Сегодня утром удалось снять пулемётчика, не дававшего подойти ближе к стенам, и начальство решилось организовать очередную попытку закончить многодневную кровавую эпопею.
…Смена кадра. «А, ну да, это же сон!»
…Они всё-таки смогли ворваться внутрь. Вот только теперь сами не радовались совершённому. Враги лучше разбирались в хитросплетениях коридоров, залов и комнат. Ещё бы, они здесь вторую неделю сидят, каждый сантиметр изучили! Сейчас, похоже, уже штурмовики превратились в дичь, обложенную со всех сторон невидимым противником. «И у этих чёртовых наёмников огромное преимущество — им-то терять больше нечего».
Их осталось пятеро. Влад оказался старшим по званию. В данный момент солдаты засели в небольшой комнатушке на третьем этаже, решая, что делать дальше.
— Сколько же их ещё? — со злостью в голосе проговорил один из молодых рядовых. — Бьём их, бьём, а они словно плодятся! Или мёртвых своих воскрешают!
— Справимся, — буркнул Влад, не ощущая, впрочем, такой уж сильной уверенности в этом. — Мало их уже. Давайте, ребята, последний рывок остался. Главарь их наверху засел, его подстрелим, все сдадутся. Без Лероя этот отряд — всего-навсего кучка продажного сброда!
Сержант не верил в то, что говорил, но это было не важно. Главное сейчас — вселить в уставших, израненных, нервных солдат хоть немного надежды на благоприятный исход.
…Коридор. Сколько же в его жизни было таких коридоров, наполненных смертью… Шикарный ковёр с длинным ворсом тлеет, распространяя удушливую вонь. Опрокинутая деревянная кадка, земля высыпалась, фикус распластался листьями по полу. Посреди валяется картина в треснувшей раме, посреди холста с солнечным пейзажем — отпечаток ребристой подошвы армейского ботинка. И двери. Много дверей.
…-Его нигде нет, командир!
— А документы эти проклятые?
Солдаты пожимают плечами. Их осталось двое. Вместе с Владом — трое. Комольцев утирает кровь, бегущую из рассечённой брови, и громко смачно ругается. Отряд, точнее то, что от него осталось, обыскал оба крыла здания, но ни командира наёмников, ни требующихся бумаг как не бывало. Влад присел в чудом уцелевшее кресло с кожаной обивкой, достал сигаретку и попытался подумать: «Не мог он выйти из окружения. Значит, где-то тут. Но мы вроде всё прочесали…»
— Подвал, — изрек он наконец.
— В доме нет подвала, — категорично заявил один из рядовых.
— Ты уверен? — хитро прищурился сержант.
— На плане не было, — теперь и в голосе солдата прозвучало сомнение.
— Вперёд, парни. Разведаем, что там ниже первого этажа.
…Влад сидел на полу рядом с поворотом коридора. Последний из его спутников тихо стонал, прижав руку к животу, по камуфляжу расползалось кровавое пятно. Сержант выругался и сказал:
— Я тебя вытащу, потерпи немного. Только ублюдка этого завалю.
Выглянул из-за угла, но тут же дёрнулся обратно. Пули вонзились в стенную панель, разбрасывая клочки пластика. Влад сорвал чеку на гранате и кинул вслепую, туда, где засел противник. «Жалко, последняя», — успел подумать он, зажимая уши. За углом грохнуло, заклубился удушливый дым, а Комольцев уже перекатился, одновременно отправив короткую очередь в сторону предполагаемого врага. Ответных выстрелов не последовало, но сквозь дымную пелену сложно было что-либо разобрать.
…Взлохмаченные каштановые волосы, косо спадающая на лоб прядь. Узкое лицо с изящными, но жёсткими чертами. Впалые щёки. Тонкие, словно постоянно усмехающиеся губы. Карие глаза, от холодного взгляда которых становится не по себе. Арман Лерой, почти легендарный командир отряда наёмников, считавшегося раньше непобедимым. Идеально похож на фотографию в собственном досье. Молод, слишком молод, чтобы быть таким известным. Влад не мог навскидку назвать год рождения врага, но точно помнил, что тот младше его минимум на пару лет. И несмотря на две недели, проведённые в осаждённом особняке, без надежды выбраться отсюда живым и свободным, самоуверен, изящен и ухожен. Даже растрёпанные волосы, круги под глазами, царапина на виске и забинтованная левая рука кажутся частью тщательно продуманного имиджа.
Арман криво улыбнулся, когда сержант Комольцев влетел в большое подвальное помещение, заставленное полками с картонными папками. Сержант не сразу обратил внимание, что ранение у Лероя не единственное. Судя по всему, несколько осколков вошли в правую ногу выше колена, светлая обивка кресла, в котором сидел Арман, приобрела словно новый модерновый дизайн, покрывшись кое-где красновато-бордовыми кляксами.
— Hands up! Surrender!1 — проорал Влад, судорожно вспоминая подготовку по английскому языку. В мозгах осталось всего несколько фраз, но для общения с врагом на поле боя их обычно вполне хватало. Что-то в выражении глаз Лероя очень не понравилось сержанту. Не так должен смотреть человек, припёртый к стенке, к тому же не привыкший проигрывать.
— Пошёл ты! — русский Армана оставлял желать лучшего, всё-таки он никогда не воевал в славянских странах, но ругательство прозвучало достаточно понятно. В руке наёмник что-то держал, с такого расстояния не разобрать, всё же архив — или что это за помещение? — был просторным, а Лерой находился около противоположной стены. Еле различимое движение пальца — и мир раскололся на множество ярких, слепящих осколков…
От тычка в плечо Влад подскочил, вскрикнув.
— Ещё раз заорёшь — глотку перережу, — прошипел Чезаре. В глазах мальчишки разливалось такое страдание, что было непонятно, как он умудрялся оставаться в здравом рассудке. Белки покрывала сеточка лопнувших сосудов. Кожа, и всегда-то не слишком смуглая, приобрела мертвенно-сероватый оттенок. Короче говоря, спросонья легко можно было принять за нежить.
Влад принял сидячее положение и осознал, что он-то себя чувствует нормально, а учитывая вчерашнее злоупотребление крепкими спиртными напитками без закуски, то даже нереально хорошо. Разве что в висках слишком сильно отдавался пульс, стуча маленькими молоточками. Но это было неудивительно, к такого рода ощущениям в голове Влад уже успел привыкнуть.
— А я что, громко кричал? — виновато спросил он.
— Громко, — буркнул Чезаре. — И часто. Воевал во сне, что ли?
Влад нахмурился, припоминая подробности сновидения.
— Да. Похоже на то.
Обычно он, проснувшись, не мог рассказать, что с ним происходило во сне. Однако на этот раз мельчайшие детали стояли перед глазами, как будто всё это случилось в реальности, причём совсем недавно. И особенно чётко врезались в память черты лица Армана Лероя и грохот взрыва.
— У тебя попить ничего нет? — поинтересовался Чезаре.
— Откуда? — развёл руками Влад. — Мои шмотки остались в лагере. У меня же всё отобрали, когда в плен взяли. А твоя фляжка куда делась?
— Не знаю. — Невразумительное пожатие плеч. — Где-то потерял, наверное… Что мы вообще здесь делаем?! — Мальчишка воззрился на Влада с таким выражением лица, что не осталось сомнений — он действительно не помнит, как они решили вместе уходить в Тарант в поисках убежища от гонений инквизиции и мести оборотней.
Владу и самому при свете утра такая идея показалась, мягко говоря, странной. «Надо же было до такого додуматься! — Он озадаченно почесал в затылке. — Бросить всё и податься в неизвестные края счастья искать. В компании с неуравновешенным юным фанатиком. Меня, наверное, свои уже потеряли, Лионелла волнуется… Хотя, может быть, и нет…» Настроение сразу же упало, когда вспомнились мысли о том, что маги его использовали в своих целях. «Надо вернуться, чтобы разобраться с этим. Что толку гадать?»
Вопрошающий взгляд Чезаре стал совсем нетерпеливым, и Влад решил разъяснить ситуацию. По мере рассказа о вчерашней попойке и побеге лицо мальчишки вытягивалось, становясь ещё более страдальческим.
— О, Боже… — простонал он, когда эпопея закончилась. — Какой дурак…
Влад усмехнулся:
— Может, и не самый умный поступок, но мне он оказался на руку. Свобода — это прекрасно!.. — Парень опёрся спиной о лежащее рядом бревно и мечтательно уставился в небо. «Нужно находить в жизни позитивные стороны. Так ли было бы важно, искренне ко мне относится магичка, если б я до сих пор под стражей сидел? А теперь — всё зависит только от меня. Куда захочу — пойду. Весь мир передо мной! Тьфу ты, какие мысли пафосные в голову лезут с похмелья!»
Чезаре, конечно же, не оценил радости момента и сделал единственное, что могло придать ему уверенность в незыблемости существования. Потянулся за луком. Влад, краем глаза заметивший движение, недолго думая, применил любимый приёмчик и завернул мальчишке руки за спину, не позволив добраться до оружия.
— Ты что это задумал? — спросил он. — Вчера другом прикидывался, а поутру опять за своё? Нехорошо.
Чезаре попытался освободиться, но только бессильно скрипнул зубами и выругался. Влада, которому амулет перевёл тираду дословно, даже зависть взяла — так витиевато и незатасканно выразился лучник.
— Слушай, — начал Комольцев проникновенную речь. — Чего ты добиваешься, я никак не пойму? То, видите ли, ему под крылышком инквизиции не нравится. Только оттуда смахался — опять не так! Определись уж как-нибудь. Мне не внушает оптимизма мысль о таком непредсказуемом спутнике в дальней дороге.
— В какой дороге? — возмутился Чезаре. — Думаешь, я тебя буду провожать до самого Таранта?
— Вообще-то вечером ты сам предложил этот вариант. И сам вывел меня за пределы лагеря, очень беспокоясь, как бы погоня сразу не двинулась за нами.
— Господь всемогущий, что я наделал! Точно алкоголь — выдумка Дьявола. Не помню ничего, что делал, что говорил… — мальчишка буквально взвыл от осознания собственного просчёта.
— Я сейчас тебя отпущу, — сказал Влад, ногой отодвигая лежащий на земле лук в сторону. — Надеюсь, ты не будешь хвататься за оружие, мы нормально спокойно поговорим и решим, что делать дальше. Согласен?
Чезаре коротко кивнул.
Мир, возникший вокруг, был кристально чистый и ясный, под стать мозгам, тоже чистым и ясным, незамутнённым воспоминаниями о жизни, предшествовавшей приговору. Арман не смог точно зафиксировать момент прихода в сознание. Вроде бы только что, миг назад, его настигла темнота под металлической аркой в огромном зале, и вот уже — совсем иная обстановка. Одинокая мысль была удручающе-нерадостной: в незнакомом лесу без снаряжения долго не протянешь. «Да уж, заменили смертную казнь, сволочи! На более длительную и интересную». Перед моментом ноль ему вручили только фляжку с водой и пачку сигарет. Последнее было изощрённым издевательством, учитывая отсутствие зажигалки или спичек. А умение добывать огонь трением среди многочисленных талантов Армана, к сожалению, не числилось. «И с одеждой не угадал…» — француз скептически оглядел свой городской серый камуфляж.
Сквозь радостный птичий гомон внезапно донеслись звуки чьих-то голосов. Лерой навострил уши: мужчины, двое как минимум. «Люди — это информация. Информация — это жизнь. Идём добывать информацию». Способность к исключительно быстрому принятию решений являлась одним из главных достоинств характера француза. Хотя в случае, когда решения принимались неверные, это же качество можно было счесть недостатком.
Стараясь не шуметь, Арман двинулся в сторону интересующих его звуков. Самому показалось, что треск поднялся, как от стада бизонов, лезущих через кучу хвороста, но, как ни странно, внимания говоривших это не привлёкло. Когда Лерой рассмотрел их сквозь ветви, то понял почему: этих двоих, похоже, собственные разборки интересовали гораздо больше, чем подозрительные хрусты.
Белокурый юноша и русоволосый крепыш лет тридцати. Единоборство практически мгновенно завершилось в пользу последнего. Разговор у них произошёл какой-то малопонятный. Арман так и не усёк, враги они или друзья и что делают посреди леса. Зато обратил внимание на несколько необычных подробностей.
Первое. Мужчины являли яркий контраст по внешнему виду. И дело было не в возрасте и чертах лица. Русоволосый одет привычно — камуфляж, защитного цвета футболка. А вот юнец словно вышел из исторического фильма — странного покроя рубаха, высокие сапоги из коричневой кожи, плащ, на широком поясе внушительных размеров кинжал в ножнах (именно кинжал, а не штык-нож, к примеру).
Второе. Мальчишка говорит по-итальянски, но как-то архаично. Арман понимал его, но формы некоторых слов и построение предложений звучали непривычно. А со вторым — вообще что-то недоступное рациональному объяснению. Лерой вроде бы слышал какой-то славянский язык, ни одним из которых не владел, но смысл фраз как будто сам складывался в мозгу.
Третье. На траве лежал лук и колчан со стрелами. Не спортивный, пластиковый, а самый настоящий, какому самое место в экспозиции музея.
Пока Арман протирал глаза, прикидывая, видит ли он на самом деле то, что видит, или это ему мерещится в коматозном состоянии, крепыш отпустил юношу и они уселись на траву, намереваясь, кажется, тихо-мирно продолжить общение без рукоприкладства.
— Представь, возвращаешься ты сейчас к инквизиторам. Охранники, которые меня стерегли, скажут, что это ты увёл пленного на допрос к кардиналу. А потом — какое совпадение! — еретик исчез, а вместе с ним и сын начальника Святой Палаты. На следующий день — ну надо же! — являешься целым и невредимым, с невинными глазами заявляешь, что ни сном ни духом про побег не знаешь. Смешно же!
Чезаре прикрыл глаза и словно бы задремал.
— Эй, ты меня слушаешь вообще? — возмутился Влад.
— Не ори, — между бровями мальчишки пролегла усталая морщинка. — По-моему, я что-то слышал. Там, — он указал пальцем за спину собеседнику, на плотную стену кустов, — кто-то есть.
Влад резко обернулся, но сквозь листву ничего невозможно было разглядеть.
— Уверен?
— Мне ещё раньше послышались шаги, но думал, показалось. Но там точно человек… По крайней мере на зверя по звуку не похож. — Чезаре стрельнул глазами в сторону лука.
«Да, недолго они ушами хлопали. Правда, удивительно, что заметил моё присутствие мальчишка. Крепыш-славянин производит впечатление более опытного вояки». Перед Арманом встал вопрос — продолжать делать вид, что его здесь нету, надеясь, что не пойдут проверять, или легализоваться и попробовать договориться миром. Оба варианта имели большие минусы. Скрываться смысла не имело, потому что юноша абсолютно точно указал направление на него, и любое движение в сторону теперь-то наверняка заметят. А если выйти самому, то существует немалый риск нарваться на стрелу, нож или в лучшем случае удар в морду. Был и третий вариант действий — сидеть на месте и ждать, пока разыщут, но это Лерою совсем не нравилось.
Вздохнув, он решил: «Всё равно нужно выяснять, где я, и прочее». Нарочито громко произнёс по-итальянски:
— Я не собираюсь нападать! — и, разведя ветки руками, шагнул на поляну.
В мышцах словно свернулись скрытые пружины, готовые резко бросить тело в сторону, убирая с линии выстрела или удара. Но атаки не последовало. Оба мужчины едва ли не с раскрытыми ртами уставились на пришельца.
«Сон в руку», — первая мысль, которая проскользнула в голове Влада. Из-за кустов вышел Арман Лерой собственной персоной, главный отрицательный герой привидевшейся ночью истории. Явление вызвало шквал эмоций, в котором превалировали удивление и ненависть к врагу, но, как ни странно, где-то в глубине души угнездилась радость от встречи с человеком из своего мира. Комольцев молча взирал на вылезшего из кустов наёмника, пытаясь удержать себя от желания сразу же наброситься и пару раз врезать по лицу высокомерному наёмнику. «Даже сейчас, даже здесь, продираясь сквозь колючие заросли, умудряется выглядеть хозяином положения!» Неизвестно почему, но именно данный факт раздражал Влада больше всего.
— Что ты здесь делаешь?! — парень очень пожалел, что его оружие осталось у инквизиторов.
— Я тут заплутал немного, — голос Армана звучал дружелюбно и даже немного заискивающе, но безобидное впечатление портил расчетливый взгляд карих глаз, словно заранее обнаруживающий слабые места у тех, кто стоял перед ним.
Чезаре, воспользовавшись моментом замешательства, подхватил лук, закинул колчан на плечо и, не успели остальные двое мужчин и глазом моргнуть, как мальчишка уже целился в них. Правда, держать «на мушке» сразу обоих было затруднительно, и лучник переводил острие стрелы с одного на другого, медленно пятясь на более выгодную позицию.
Влад мученически закатил глаза и пробормотал:
— Опять двадцать пять! Ненавижу фанатиков!
Арман примирительно поднял руки открытыми ладонями вперёд и обаятельно улыбнулся. «Хм, а я-то думал, что второй опасней, а он даже не вооружён. Мальчишка гораздо шустрее. Чёрт! И не обойдёшь его никак. Что ж тут у них происходит? С двоими я сто процентов не справлюсь, а вот поодиночке можно было бы попробовать… Как непонятно всё…»
На поляне разыгралась патовая ситуация. Трое участников стояли в вершинах воображаемого равнобедренного треугольника, достаточно далеко друг от друга, так что достать до соседа никто не мог. Выигрышная позиция — только у Чезаре, да и то не факт, что он успеет выпустить две стрелы по разным направлениям с такой скоростью, чтобы справиться с обоими противниками.
— И долго мы так будем столбами стоять? — наконец не выдержал Арман. Он присмотрелся повнимательнее к новым знакомым и заметил, что руки у белокурого юноши изрядно подрагивают. — Мальчик, ты уж стрелял бы, что ли. Ты из нас единственный в активной позиции. — Он усмехнулся, увидев блеснувшую в серо-зелёных глазах ярость. «Злится, это хорошо. Значит, ошибётся». Блестящий наконечник, слишком яркий, чтобы быть стальным, уставился в грудь французу.
— Ты бы лучше не нарывался, Лерой. Он ведь выстрелит, — заметил Влад.
Вот к этому Арман готов не был.
— Откуда ты знаешь моё имя? — левая бровь скакнула вверх.
— Так вы знакомы? — это уже Чезаре. — Ещё один еретик из другого мира?
— Опусти лук, мать твою! Не нервируй меня! — что-что, а рявкать Влад умел. Уверенности, что приказной тон подействует сейчас, не было, но попробовать стоило.
— Не ори на меня! — повышение голоса вышло мальчишке боком, головная боль резанула с новой силой. Оружие он действительно опустил, правда, не совсем, чтобы быть готовым в случае опасности быстро выстрелить, но и то прогресс. — Короче, не в состоянии я разбираться, что тут происходит и кто он. — Лёгкий кивок в сторону Армана. — Убивать тебя, Влад, я не хочу. Ухожу к своим. Считай, что тебе повезло. Всё.
Чезаре, держа лук наготове, отошёл спиной вперёд к краю поляны, потом наконец отвернулся и исчез в подлеске. Оставшиеся один на один, Влад и Арман переглянулись удивлённо. Француз пожал плечами: дескать, моё дело — сторона, я человек неосведомлённый.
— Так откуда тебе известно, как меня зовут? — повторился он, ощупывая глазами соперника и окружающую поляну — вдруг где-нибудь всё-таки скрывается что-то убийственное.
Влад мысленно материл себя за несдержанность языка. И одновременно пытался придумать, как быть дальше. С одной стороны, наёмник был врагом, и ненависть к нему подступала к самому горлу, хотелось броситься и бить, уничтожить раз и навсегда командира, чей отряд отправил на тот свет стольких хороших парней. Но с другой, француз сейчас ничего не помнил, это можно было использовать и обзавестись таким образом сильным союзником (что ни говори, а Арман был профессионалом в своём деле). Да и в конце концов Лерой в данной ситуации оказывался едва ли не самым близким человеком во всём враждебном ином мире.
— Давай присядем, а то действительно, как два столба, — Влад постарался вложить в интонацию как можно больше дружелюбия, но получилось, судя по лицу Армана, не очень хорошо.
Француз прищурился, сплюнул в траву и опустился на бревно. Влад присел на другой поваленный ствол, так, чтоб быть не слишком близко к собеседнику. Замшелые дубы лежали крест-накрест, перечёркивая свободное пространство прогалины.
— Прежде чем ответить на твой вопрос, позволь задать встречный, — Влад решил сначала разъяснить для себя некоторые подробности. — Как ты очутился в этом лесу?
— Отвечать вопросом на вопрос — не очень-то вежливо, — протянул Лерой. — Хоть бы представился ради приличия. А то ты знаешь моё имя, а я твоё нет. Общаться неудобно. Кстати, у тебя огоньку не будет? — он достал из кармана пачку сигарет.
«Вот оно, счастье! — первая мысль, родившаяся у Влада. Но тут же пришло осознание, что „огоньку“ у него нету. — Дьявол, огниво моё там же, где и все остальные шмотки!» Парень всё же абсолютно автоматически похлопал по карманам, но они, к сожалению, были пусты. Уже открыл рот, чтобы посетовать на отсутствие источника огня, но наткнулся взглядом на кремень и кресало, валяющиеся рядом с остывшим кострищем. Видимо, Чезаре не убрал ночью, а на утро оказалось не до тщательных сборов в дорогу.
— Будет, — парень потянулся за радостной находкой, а затем представился. — Сержант Владислав Комольцев.
Он намеренно произнёс имя и звание полностью, чтобы увидеть реакцию наёмника, но на холёном лице не отразилось никакого интереса, не говоря об узнавании.
Арман вертел в пальцах сигаретную пачку, почти жонглировал ею. Картонная коробочка порхала из руки в руку, как живая, не задерживаясь на одном месте дольше, чем на секунду. Поворачивалась то одной гранью, то другой, мелькала ярким логотипом. «Сержант… Тоже военный…» — он подумал «тоже», хотя своего звания не помнил и не знал было ли оно вообще. Однако собственная принадлежность к военному сословию не вызывала сомнений, хотя бы принимая в расчёт свои таланты в стрельбе и рукопашной, а также знания основ подрывного дела и первой медицинской помощи. Такие навыки на гражданке освоить сложновато.
Удивление изогнуло дугой бровь Лероя, когда Комольцев с торжествующим видом поднял с земли два предмета, назначение которых представлялось полнейшей загадкой. Тем не менее Арман достал сигарету, а пачку перекинул Владиславу. Тот пару раз ударил найденными предметами друг об друга, и яркая искра подпалила табак. Лишь тогда француз понял, что вместо зажигалки русский использует огниво, как в сказке Андерсена. «Одежда старинная, луки со стрелами, теперь ещё это… Что же здесь происходит?!»
Комольцев бросил пачку обратно и сказал:
— Ну этим ты пользоваться вряд ли умеешь, — продемонстрировал «средневековую зажигалку». — Я в своё время намучился, пока освоился. Так что придётся тебе подойти.
Арман подозрительно прищурился. «Меня, конечно, не скрутишь, как какого-то пацана, но проверять, кто из нас сильнее в рукопашном бою, не хочется. По крайней мере не сразу. И не из-за такой глупости, как неподкуренная сигарета». Мышцы, ещё не пришедшие в себя после начала Эксперимента (что бы это ни значило), были немного вялыми, как будто сонными, и вполне могли подвести. Поэтому француз отрицательно покачал головой и ответил:
— Обожду, не умру.
— Ладно, не хочешь рассказывать о том, как сюда попал, я сам попробую угадать. — Владислав закинул ногу на ногу, опёрся спиной о так кстати оказавшееся сзади дерево, расположившись почти как в кресле. — Маленькая комната, серый коридор, человек в чёрной форме оглашает смертный приговор, который потом заменяется на участие в неком Эксперименте. Потом старичок выдаёт вещмешок со смешным набором снаряжения, ни оружия, ни фонарика, ни спичек… Большой зал с аркой посередине, сильный электрический разряд — и очухиваешься уже здесь. Я ничего не пропустил?
С каждым словом Арман хмурился всё сильнее. Ситуация полного отсутствия информации была непривычна. Особенно злило то, что сидящий напротив человек знал больше, но не спешил делиться известными ему сведениями. Ответы на вопросы хотелось вытрясти сейчас же, но Лерой совладал с собой и поддержал разговор:
— Не пропустил. Я бы сказал, что даже лишнего добавил, потому что никакого старичка и тем более вещмешка не было. — Про себя подумал: «Наверное, суть Эксперимента в том, чтобы не сорваться и не набить морду вот таким встречающим. Кто справится — получает главный приз. Ещё пара минут — и я, похоже, сойду с дистанции».
Влад давно приметил ярость, смешанную с непониманием, светящуюся в холодных глазах наёмника, и, поразмыслив, решил, что не стоит испытывать судьбу. Тем более воспоминание о собственном бессилии вернуть память было ещё свежо, и положение противника даже вызывало сочувствие. Да и врагами они, как ни крути, были в прошлой жизни. А здесь… Парень закончил мысленную фразу уже вслух:
— Похоже, мы с тобой друзья по несчастью. Со мной поступили так же, только чуть раньше. Я уже больше недели здесь обретаюсь.
— Только, кажется, амнезией не страдаешь… — попробовал подловить Арман.
— Ага, я ей наслаждаюсь!
Бородатая шутка как-то вдруг разрядила обстановку, оба расхохотались, и хищные взгляды чуточку смягчились. Отсмеявшись, Влад продолжил:
— Когда только очнулся, та же ерунда была, что у тебя сейчас. Воспоминания о прошлом как ластиком стёрли. Правда, меня выбросили ещё и ненастной ночью. Холодно, сыро, ветки царапаются, не видно ничего, в башке пусто! В общем, весь набор острых ощущений. Так что, Лерой, считай, что тебе повезло. Память частично начала возвращаться только недавно, да и то больше в виде смутных образов каких-то… Вот и тебя припомнил прошлой ночью. Лицо и имя, больше ничего. Так что если ты надеялся, что я изложу всю твою биографию, то ничем не могу помочь. — Парень подумал, что вряд ли нужно раскрывать все свои карты, и не слишком умно будет сообщить наёмнику о том, что они воевали на противоположных сторонах. — У тебя во фляжке, надеюсь, вода? — спросил он. Похмелье, до этого практически незаметное, всё-таки проявилось, и пить захотелось просто невыносимо.
— Я тоже надеюсь, — усмехнулся Арман. — Не было времени попробовать. Держи. — Фляжка отправилась в полёт, как перед этим сигареты.
Влад легко поймал её, открутил крышечку, опасливо принюхался к содержимому, отхлебнул и осознал, что жизнь прекрасна. Вода, льющаяся в горло, на вкус показалась лучше элитных вин с виноградников кардинала. Парень аж причмокнул от удовольствия и вернул фляжку владельцу с большой неохотой. «Ещё один аргумент, чтобы не ссориться и продолжать путь вместе. Даже два аргумента: вода и курево».
«Что ж, на первый взгляд вроде бы кажется, что не врёт. Наверняка многое умалчивает, но с этим ничего не сделаешь. Выглядит логично. Естественно, что не специально для одного меня пресловутый этот Эксперимент затеяли. И я не единственный преступник в мире, осуждённый на смертную казнь. Значит, вполне вероятно, что двое подопытных, — он усмехнулся, произнеся мысленно это слово, — пересеклись». На языке Армана уже вертелись с десяток новых вопросов. Почему понимается русский язык, который он отродясь не учил? Кто был тот белокурый юноша с архаичным оружием? Как удалось Владиславу выжить в течение недели? Не встречал ли он других участников Эксперимента? И много других. Но ни один из них француз не успел озвучить.
Из зарослей, окружавших поляну, донёсся шорох. Армана бритвой резануло чувство опасности, внезапное, сильное, вызвавшее ломоту в зубах. Комольцев встрепенулся, стрельнул глазами из стороны в сторону, высматривая движение, и не терпящим возражений тоном («Наверное, таким голосом он отдавал приказания своим рядовым!») выдал, негромко, но уверенно:
— Это инквизиторы. Смыться уже не успеем, спрятаться тоже. Поэтому принимаем бой.
Лерой, ещё не дослушав тираду до конца, залёг в траве, рядом с поваленным стволом, на котором только что сидел, и пытался сквозь мешанину травы и вывороченных корней рассмотреть неприятеля. Взгляд беспорядочно метался туда-сюда. Сердце стучало где-то под кадыком, неприятно толкалось в грудную клетку.
— Кто? — тем не менее уточнил он. — Какие, дьявол побери, инквизиторы?
Комольцев проигнорировал вопрос. Да у Армана и не было времени, чтобы выслушать объяснения, даже если б они последовали. Рядом с ухом раздался глухой стук, и краем глаза он увидел трепещущее от удара светло-серое перо. Стрела прошла мимо на какой-то десяток сантиметров. Несмотря на то, что оружие было столь необычно, сомнений в его действенности не возникло. Арман инстинктивно вжал голову в плечи, уткнулся лицом в дёрн и прокричал, обращаясь к Владиславу:
— Что ты вкладываешь в понятие «принимать бой»? Залечь и молиться, чтоб не убили?!
Под черепной коробкой дёрнула уже ставшая знакомой боль: Влад заметил, что подобные неприятные ощущения всегда возникают как ответ на магическое воздействие. Правда, для парня оставалось загадкой, почему иногда заклинания просто оставляют болезненный осадок, а иногда — успешно подчиняют его сознание. Не время сейчас было размышлять о причинах такой избирательности, тем более, что в этот раз любителям поковыряться в чужих мозгах не повезло — неизвестно, чего хотели добиться санктификаторы, но смогли лишь пробудить жестокий приступ мигрени.
Действовать они с наёмником начали одновременно и одинаково. Не прошло и нескольких секунд после нападения, а оба лежали в траве, не подставляясь стрелкам. Мысль Влада работала в одном направлении: что можно использовать в качестве оружия? Конечно, убить врага можно тысячей разнообразных способов, но для этого обычно нужно приблизиться на расстояние удара. Сдаваться без боя вовсе не хотелось, стоило вспомнить интригана-кардинала, и мысли о добровольной сдаче мгновенно испарялись. А время играло против них и на руку инквизиторам.
Арман, напрягая зрение, сумел различить человеческие фигуры, движущиеся между дубами. Нападающие заученно брали их в кольцо. Ещё пара минут — и сопротивление будет бесполезно. Адреналин в крови вскипел, достигая предельной концентрации. Подобное состояние показалось обычным и… приятным. Течение времени будто бы замедлилось, позволяя Лерою соображать гораздо быстрее, чем обычно, и действовать стремительно. Он прикинул, кто из противников ближе и перекатился в ту сторону, даже не подумав, что так и стрелу поймать недолго. Несколько снарядов действительно метнулись к нему, но цели достигла лишь одна — не вонзилась, а только болезненно ударила в рёбра. Это не остановило бросок Армана, а только придало злости. Француз подсечкой сшиб вражеского солдата на землю, двинул ему кулаком куда-то в лицо и дёрнул из ножен на поясе клинок. Кинжал был непривычным оружием, но сбалансирован идеально, а рукоятка — удобная, с ладными выемками для пальцев — ложилась в ладонь как влитая. Всё это Лерой отметил краем сознания, сказалась любовь к холодному оружию.
Однако применить трофей Арман не успел, от сильного удара в висок перед глазами потемнело, заросли крутнулись в диком хороводе, и француз отключился.
Пока Влад размышлял, наёмник уже, очертя голову, ринулся в бой. «Сумасшедший! — только и успел подумать парень, наблюдая самоубийственную атаку Лероя. — Пристрелят ведь! Хотя… если и убьют, то туда ему и дорога» Воспользовавшись тем, что внимание ополченцев отвлеклось, Влад насколько возможно быстро начал отползать в сторонку, где он ещё вчера вечером обнаружил, чуть не свалившись в него, крутосклонный овражек, который мог послужить замечательным укрытием от лучников.
Стрелы посыпались ещё чаще, но на удивление не втыкались в деревья, а отскакивали, словно были без наконечников. Парень сначала опешил, но рассмотрев упавшую рядом стрелу, увидел, что вместо острых наверший на них насажены мешочки с чем-то тяжёлым внутри. «Оглушающие, — понял он. — Ну конечно, зачем я им мёртвый?» Открытие с одной стороны, утешило, а с другой — наоборот опечалило. Уж больно не хотелось снова оказываться пленником. Привести план в исполнение Влад не успел — овражек мелькнул цветущими склонами впереди, но до него оставалось ещё порядочное расстояние. Под дых с силой ударило, Влад вынужден был остановить движение, чтобы набрать кислорода в грудь и прийти в себя. И стал удобной мишенью — большой и неподвижной. Парень в ту же минуту понял, что наконечники, хоть и не вонзаются в плоть, но и гуманными их назвать язык не повернётся. Стрелы градинами посыпались с разных сторон (нападающие успели рассредоточиться), ощущение было такое, словно били ногами. Восстановить дыхание сразу не удалось, и Влад почти обрадовался, когда очередной снаряд пришёлся в затылок.
Лоренцо равнодушно наблюдал за тем, как петли из грубой бечевы затянулись на шеях шестерых ополченцев. Тех, кто посмел уйти с поста, не дождавшись смены. Выиграв три свободных от караула минуты, они проиграли всю свою жизнь. По отношению к этим горе-воякам даже злости не было. Только усталость. Санктификатору крайне надоело исполнять в лагере роль коменданта гарнизона, судьи, надсмотрщика. Короче говоря, заниматься тем, что слишком важно, чтобы оставить на откуп командирам отрядов, но чересчур низменно и некрасиво, чтобы удостоиться личного внимания кардинала. Отрицательные стороны положения правой руки главы инквизиции проявлялись во всей красе.
Надоела и война, которую сложно назвать войной в полном смысле слова. Стычки с оборотнями теряли смысл. Ополчение не продвигалось вглубь леса, вычищая его от нечисти, как предполагалось изначально, а топталось на месте, качалось, точно прибойные волны, от походного городка вглубь дубравы днём и обратно вечером. Прилив-отлив. Стая перешла к обороне, волки не тревожили часовых ночными нападениями и диверсиями, они всего лишь не пускали людей дальше определённой черты. Каждый день, подсчитывая потери перед докладом монсеньору, Лоренцо задавался вопросом: сколько ещё верволков скрывает проклятая чаща? Больше их, чем человеческих солдат, или нет? Порой казалось, что звери успевают плодиться, возмещая своих убитых, что сама дубрава порождает в своих зарослях всё новых и новых серых хищников. Потому что оборотней не становилось меньше. Каждый день в очередной битве участвовало не меньшее их число, чем накануне.
В войсках нарастало недовольство, боязнь и недоверие к начальству. Конечно, до бунта далеко, но Лоренцо замечал неприязненные взгляды, сопровождающие его. Вот и сейчас. Косо стреляют чёрные глаза вчерашних крестьян, ремесленников и преступников. И неизвестно, кто опасней и от кого в первую очередь ожидать ножа под ребро. Инквизитор поймал себя на мысли, что и сам поддался общему настроению подозрительности, воцарившемуся в лагере.
Сегодня ранним утром, едва солнце разогнало темноту под деревьями, по следам беглецов отправился отряд, сопровождаемый одним не очень сильным санктификатором. Гаэтано хотел отправить на захват Лоренцо, но тот не выдержал и возмутился, что не в состоянии выполнять тысячу поручений одновременно — и предателей вешать, и за беглыми еретиками гоняться, и воодушевляющие проповеди солдатам читать, и совещания командиров проводить… Священник с досадой потеребил распятие, висящее на груди, пытаясь усмирить раздражение.
Шестеро казнённых уже прекратили дёргаться в петлях. Лоренцо хмурым взглядом обвёл гарнизон, построенный вокруг поляны, и буркнул куда-то в сторону командиров отрядов, не соизволив повернуть головы:
— Разойтись. Готовьтесь, через час выступаем.
По шеренге прошелестел шепоток, но возражений не последовало.
Переполох начался у северного поста, считавшегося одним из самых нелюбимых среди ополчения по причине близости к владениям волков. Два форпоста, которые притаились ещё глубже в лесу, не просигнализировали об опасности, а на границе стоянки инквизиторов объявился оборотень-одиночка, уверенной походкой вышедший на прогалину, не обращая ни малейшего внимания на нацелившиеся в него серебряные стрелы. Молодой, поджарый, смуглый, и в человеческом теле сохраняющий хищную гибкость, перекатывающий мускулы под кожей обнажённого торса.
К счастью для верволка на посту дежурила гвардейская смена, а то не миновать бы ему участи превратиться в утыканного стрелами ёжика. Караул опешил, но не совершил необдуманных действий. Слишком уж необычно смотрелся мирно выступающий босыми ногами по траве враг. Слишком не походило такое явление на нападение. Хотя за отвлекающий манёвр вполне сошло бы. Оборотень остановился посреди поляны, не приблизившись на расстояние броска. Оглядел ошарашенные физиономии часовых и произнёс:
— Мне нужно поговорить с кардиналом Гаэтано.
Немного пришедший в себя сержант послал гонца к начальству с вестью о странном парламентере, а сам, облокотившись на частокол, ехидно спросил:
— А чего не с самим папой Римским?
Верволк не удостоил человека ответом, молча проводил глазами убежавшего вглубь лагеря солдата и, видимо, приготовился ждать. Агрессии в его позе не было ни капли, и караул немного расслабился, хотя луки не опустились. Одного только сержанта, отчаянно не любившего нечисть, будто распирало от желания спровоцировать стычку:
— Не будет кардинал с тобой разговаривать! Он со зверями не общается! Потому как звери человеческий язык с трудом понимают. Вот и ты молчишь. Видно, только и выучил, что «нужно поговорить с кардиналом»! Верно, ребята?
Гвардейцы не поддержали зубоскальства командира, только пара человек сдержанно улыбнулась. Зря нарываться на бой никому не хотелось, потому что не верили люди, что оборотень пришёл один.
— Хочет с кардиналом говорить? — спросил Лоренцо дружелюбным голосом, поворачиваясь к запыхавшемуся караульному. — Вот и докладывай кардиналу об этом! — интонации стали рычащими. Санктификатор только успел присесть перекусить перед привычным ежедневным выходом на битву против стаи и бежать разбираться с новыми непонятками не входило в его планы.
— Н-н-но… — залепетал солдат, совсем юный, потому и оказавшийся на побегушках, — его высокопреосвященство заняты… И я подумал, монсеньор…
Лоренцо с сожалением посмотрел на кусок мяса, истекающий соком, к которому не успел притронуться.
— Хорошо, я сам посмотрю, что там за оборотень.
Тон не сулил волку абсолютно ничего хорошего.
Парламентёр стоял неподвижно, даже, кажется, с ноги на ногу не переминался. Высокий, жилистый, одетый только в холщовые штаны, подпоясанные верёвкой, какие носят беднейшие крестьяне. Оружия и вообще каких-либо вещей у него с собой не было. Выражение лица — откровенно скучающее. Двадцать минут бездействия для деятельных верволков — целая вечность.
Лоренцо на шаг вышел из-за частокола и, решив немного схитрить, заявил:
— Ты хотел говорить со мной. Я пришёл.
«Можно подумать, каждый нелюдь знает Гаэтано в лицо! Авось, поверит».
Но оборотень не дал себя провести. Цепкий взгляд ощупал фигуру священника, и парламентёр лениво, чуть растягивая слова, произнёс:
— У меня — послание для главы Святой Палаты. Предназначенное только для его ушей. Не пытайся обмануть меня, человек. Уж я в состоянии отличить кардинальскую мантию от облачения санктификатора.
Лоренцо снисходительно улыбнулся:
— У его высокопреосвященства нет времени, чтобы беседовать лично со всеми. Я его заместитель и вполне могу говорить от имени кардинала. Может, твоё сообщение не столь уж важно…
Оборотень промолчал и не сдвинулся с места. Караульные потихоньку начинали нервничать. Разыгрывающееся представление всё больше напоминало какую-то хитрую уловку нечисти.
— Нарываешься, нелюдь. Я ведь могу отдать приказ расстрелять тебя, — санктификатору было очень интересно, зачем пришёл парламентёр, но терпение кончалось.
Во взгляде верволка не было страха, только всё возрастающие скука и равнодушие. На человеческом лице блестели глаза зверя, которому всё равно — убить или пройти мимо, которого не волнует чужая смерть и не пугает своя.
— Обозначь хотя бы общую тему своего послания. Ты же не думаешь, что тебя вот так запросто пустят на территорию лагеря, где ты перекинешься и начнёшь убивать? — Лоренцо из последних сил старался сохранить дипломатичность. «Почему я всё ещё веду с ним беседу? Давно пора стрелами нашпиговать. Но он знал, что идёт на смерть. Один, в самое сердце наших позиций. Значит, причина должна быть действительно важной. Не верится, что стая решила пожертвовать хоть одним своим просто так. Что же ему нужно?» Уступать и вести парламентёра к Гаэтано не хотелось. В конце концов ради того, чтобы убрать из мира живых главу инквизиции, отчаянно ненавидимого всей нечистью, мог появиться и смертник-убийца.
На этот раз усмехнулся оборотень. И оборонил кратко:
— О семье кардинала.
В первую секунду Лоренцо не понял, а потом в сердце захолонуло. «Чезаре! Опять этот сопляк во что-то вляпался! Чёрт, может, прикончить оборотня здесь, а Гаэтано ничего не докладывать? Кардинал всё сделает, чтобы сын жил, выполнит любые условия, несмотря на то, что на словах утверждает обратное. А если не узнает, то пропал мальчишка без вести — и всё. Погорюет и успокоится». Санктификатор действительно поднял было руку, чтобы дать сигнал лучникам, но в последний момент всё-таки остановился. Свидетелей было слишком много, и до кардинала так или иначе информация дойдёт.
— Отлично, — произнёс Лоренцо. — Думаю, это действительно стоит услышать самому его высокопреосвященству. Но… ты же понимаешь, оборотень, что в твою искренность и безопасность никто не поверит. Тебя проведут к кардиналу только в посеребренных цепях, чтобы ты не смог перевоплотиться и нанести кому-то вред.
Инквизитор ожидал всего, чего угодно, но не того, что парламентёр просто согласно кивнёт.
— Монсеньор, у меня две новости. Как всегда, хорошая и плохая. Первая, Влада захватили успешно, целым и невредимым. А вместе с ним — ещё одного пришельца из другого мира. Другая новость, — Лоренцо тяжело вздохнул и проклял свою вечную участь траурного вестника, — пришёл оборотень, у которого какие-то сведения о вашем сыне.
Гаэтано потёр брови и хмуро сказал, отреагировав только на вторую часть сообщения:
— Веди этого посланника.
— Ваши условия?
— Свёртывание военных действий. Полное. Люди должны покинуть пределы нашего леса. Прекращение преследований наших предводителей — магов Конрада и Лионеллы.
— Это всё?
— Да, человек. Как видишь, мы требуем не так уж много.
Гаэтано побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Переговоры между заклятыми врагами — всегда нелёгкое дело, а сейчас кардиналу приходилось совсем туго. Все козыри были на стороне противника. Оборотень, несмотря на то, что стоял со скованными за спиной руками и кривил лицо от боли в обожжённых серебром запястьях, был хозяином положения.
— Как я могу проверить, что Чезаре жив?
— Никак, — словно сплюнул верволк. Он вообще предпочитал говорить короткими отрывочными фразами, как будто жалел сил на произнесение лишнего слова.
— Ты смеёшься, нечисть? — вскипел кардинал.
Парламентёр промолчал.
— То есть я должен поверить в честное слово оборотня? Увести войска, а потом получить голову моего давно убитого сына?
— В данный момент он жив. Если ты выполнишь наши условия, то мы его не убьём. Мне нечем подтвердить это. Ты, человек, можешь или поверить, или не поверить. Выбирай сам. — Похоже, верволк произнёс самую длинную речь за сегодняшнее утро.
Принять решение главе инквизиции было трудно, и он решил задать уточняющий вопрос:
— Сколько у меня времени на раздумье и осуществление требований, если я соглашусь? Войска не выведешь за пять минут.
В глазах оборотня мелькнуло торжество. Как известно, если враг допускает возможность уступок, значит, он на них уже пошёл.
— Конрад ждёт ответа в течение трёх дней. Считая сегодняшний. Если в течение этого промежутка будут какие-то агрессивные действия с вашей стороны, то пленник умрёт. Если по истечении срока ответа не будет или он будет отрицательным, то пленник умрёт. И наконец, если меня убьют или подвергнут пыткам, то пленник умрёт.
— Откуда же в стае узнают о твоей смерти? — ехидно прошипел Гаэтано, у которого уже появилась мысль отыграться на посланнике за свою беспомощность.
— Лионелла и Конрад почувствуют, если что-то пойдёт не так.
Влад приходил в себя долго, путаясь в обрывках каких-то видений, снов или галлюцинаций. Опять мелькали эпизоды прошлой жизни, но очень коротко, без сюжета, и чудились чьи-то слова, то ли слышанные когда-то, то ли рождённые сознанием в бреду. Очнулся он с чётким осознанием, что срочно нужно идти к цели. Правда, к какой — потерялось в тумане обморока. Как всегда после беспокойных сновидений казалось: вот сейчас вспомнится, всплывёт в мозгу, но от напряжения только стучало в висках.
Знакомый уже шатёр-лазарет. Хотя вполне возможно, что и другой — вряд ли интерьеры особо различаются. На соседнем лежаке расположился Арман Лерой, уже пришедший в себя и явно задумавшийся о смысле жизни, если судить по глубокомысленному выражению лица.
— Доброе утро, — буркнул Влад, хоть точно знал, что не доброе, и не вполне был уверен, что утро.
Француз вяло кивнул и ошарашил собеседника вопросом:
— Тебе название Город Призраков о чём-то говорит?
Влад хлопнул себя по лбу. «Точно! Вот оно! Именно туда и надо идти! Вспомнил! Ээээ… а почему надо?» Взъерошил волосы на затылке и поинтересовался:
— А ты-то откуда о нём знаешь?
— Приснилось. Как будто иду через лес с кем-то… с проводником каким-то… и он мне говорит: «Мы уже близко к Городу Призраков». Больше не помню ничего, только фраза в память врезалась. Так тебе знакомо такое место? Оно на самом деле есть?
— Чёрт его знает, может и есть. — У Влада проснулось непонятно откуда возникшее желание выяснить про таинственное «месторождение артефактов» побольше. Конрад в том единственном разговоре очень скупо рассказал о древнем поселении. «Ага, вот у меня других проблем сейчас нету, как только о старинных легендах размышлять!» — Слышал это название пару раз от местных.
— Кстати, — перебил Арман. — Где мы? Какие местные? Что вокруг происходит вообще?
— Постой, постой! — поднял ладонь Влад. — Не всё сразу. Я объясню, мне не жалко, но спорим, ты подумаешь, что я свихнулся?
— Я уже и в собственном душевном здоровье не уверен. Так что говори как есть, не томи.
Лерой с досадой отметил, что и те немногие дарованные экспериментаторами вещи — фляжка и сигареты — исчезли. На виске, под волосами, вздулась здоровенная шишка, пульсирующая болью. И почему-то заныла левая рука, вся, от плеча до запястья. Засучив рукав, Арман увидел зажившие, но не очень старые шрамы, похожие на следы ожогов.
Слушая историю Влада, француз старался не слишком высоко задирать брови и по возможности не вставлять скептических замечаний. Рассказ походил на выдумку писателя-фантаста или действительно на бред сумасшедшего.
«Вроде всё логично. Но слышал где-то, что у шизофреников, например, с логикой всё нормально, просто предпосылка для рассуждений берётся неправильная. Ладно, любая информация ценна. Хотя бы как сведения о человеке, который сидит напротив».
Одновременно Арман принялся просчитывать способы своего поведения в мире, описанном Владом. Мозг занялся задачкой скорее по привычке, потому что в существование оборотней, магии и прочих атрибутов сказки он не поверил. Ни один из описанных товарищем по несчастью воинствующих лагерей Лерою не приглянулся. По причине атеистических убеждений союз с инквизицией был исключён, тем более, что свободолюбивая натура француза возмущалась против организаций с такой жёсткой иерархией. По последней причине не понравилась ему и стая волков-перевёртышей. По словам Влада там единолично заправлял маг с авторитарным складом характера, да и полузвериное существование в чаще леса, на лоне природы, не казалось райским. Арман сразу подметил некую узость кругозора собеседника. «Упёрся в одно. Оборотни и инквизиция. Всё, нету больше ничего. А мир-то огромен и многогранен. Наверняка и стран много, и городов, и народов. Эх, сведений мало. И война эта странная. Нестыковка на нестыковке. Сотню лет сидели на месте, потом решили посражаться. Из-за чего? Почему именно сейчас? Проклятье, размышляю так, как будто это всё правда!»
Влада понесло. Изначально он не собирался так откровенничать с бывшим противником, но впечатлений накопилось чересчур много, а поделиться до этого было не с кем. Наёмник оказался благодарным слушателем, не перебивал и даже время от времени кивал, принимая к сведению очередной факт, иногда, ближе к концу повествования, задавал вопросы. Правда, ни на один парень не смог внятно ответить. Лерой с ходу схватывал военно-политическую ситуацию и интересовался тем, что Владу и самому хотелось бы выяснить.
«Да, союзник из наёмника выйдет отличный, — подумал парень. — Хотя всё равно, как вспомню лица погибших ребят… Эх, в другой ситуации бы с тобой встретиться…»
Лоренцо давно заметил, что если день не задался с утра, то так просто в норму жизнь не придёт. Солнце далеко не успело доползти до зенита, а кардинал вновь призвал советника на важный разговор. Санктификатор предположил, что обсуждаться будет послание оборотней и не ошибся. Вот только не ожидал, что глава инквизиции будет столь категоричен.
— Готовь войска к отступлению, — не допускающим возражений тоном сказал Гаэтано.
— Из-за одного глупого мальчишки похоронить всю затею?! Мы же потом не сможем такое огромное ополчение собрать! Люди просто в следующий раз не поверят в великую цель. Столько сил, столько жертв, столько жизней — и впустую?! — Лоренцо изменила обычная суховатая сдержанность, и он почти орал.
— Не забывайся! — оборвал его кардинал. — Ты говоришь о моём сыне.
— Ваше высокопреосвященство, — инквизитор сосчитал до двадцати прежде чем говорить, и дыхание немного успокоилось, — вы даже не признали официально Чезаре своим ребёнком. Его мать казнена по приговору в применении колдовства. Сам юнец подозревается в сговоре с оборотнями. Видать, дурная ведьмина кровь сказывается. И ради него вы прекратите преследование нечисти? Бросите дело своей жизни?
Гаэтано отвернулся к окошку, прорезанному в полотняной стенке для того, чтобы в шатре было не так душно. Упавший на лицо луч солнца резко обозначил сеточку морщин и запавшие глаза. Кардинал сейчас выглядел безмерно уставшим стариком, а не здоровым, сильным, уверенным в себе мужчиной, живущим только пятый десяток лет.
— Мы сейчас говорим не о Бьянке. То, что я не объявил во всеуслышание о нашем родстве, не меняет реальности. Чезаре — мой единственный родной человек.
Hands up! Surrender! (англ.) — Руки вверх! Сдавайся!