Поздний вечер
Скалли присела на подоконник. Где-то на грани сознания вертелась назойливая мысль, что парень все время держится у двери и, чтобы выбраться отсюда, неизбежно надо пройти мимо него. Но почему-то существенным это соображение не казалось.
— Марти был не таким, как мы, — если мальчишка и силился что-то объяснить, пока у него мало что получалось.
— Что вы хотите этим сказать?
— Как он убивает?
— Мы точно не можем сказать. Все его жертвы умерли от инфаркта миокарда.
— Он ведь их отравляет, правда?
— Откуда вы это знаете?
На языке Дэйны вертелся вопрос: «Как тебя зовут? Случайно не Марта, нет?»
Мальчишка затравленно отвернулся. Лицо его исказилось. Он то ли боялся расплакаться, то ли набирался решимости...
Внезапно он рывком подтянул к себе стул и подпер дверь. Скалли вздохнула, не отрывая от парня глаз, и сдвинула руку поближе к карману, где лежал пистолет.
Возможно, парень понял, что означает этот жест. Во всяком случае, он глухо проговорил:
— Мне надо кое-что показать вам. Нечто связанное с Марти.
Ровных поверхностей в зале практически не было. Многочисленные складки и сложные образования на стенах и на полу в сочетании с проходом-кишкой делали зал похожим на многокамерный желудок, над сводом которого было что-то вроде костяного полога и горел яркий фонарь. Чересчур яркий, керосиновые лампы так не горят.
Фантастический обряд продолжался. Тело, покрытое слоем полупрозрачной глины, осторожно водрузили на носилки, и черная процессия потянулась куда-то в глубину подземного зала. Затем черные фигуры, уже освобожденные от печального груза, двинулись к отверстию, зиявшему на противоположной стороне желудка.
Молдер приподнялся, глядя им вслед. Последний фонарь мелькнул перед зевом прохода и исчез. Фокс выпрямился во весь рост. Он был один. Он даже мог передвигаться без страха, поскольку любое движение в этой чертовой кишке было различимо издалека, если не принимать величайших мер предосторожности.
И только теперь, крутясь на месте и с трудом веря своим глазам, он смог оценить гигантские размеры этого чудовищного архитектурного бреда. Чтобы выстроить, вылепить — или что там они делали — подобную конструкцию, требовалось много лет каторжного труда. Не выросло же все это само! Или выросло? Как сталактиты? С высоты молдеровского роста многие белые нагромождения напоминали теперь заснеженный обледеневший кустарник. Впрочем, был такой гигантский кит, на котором вырос целый лес. Почему бы не быть животному, которое лес заглотнуло?
Поминутно озираясь, Молдер вышел на середину зала. Из большого отверстия в центре потолка лился свет, совершенно не похожий на убогие местные керосинки, но разглядеть его источник никак не получалось. Фокс снова крутнулся и коснулся рукой стола — или алтаря, — на котором обмывали — или обмазывали — мертвое тело.
Община «родственников»
Год назад
Шли дни. Перестали болеть мышцы, не знавшие до того тяжелой работы. Походка сделалась женственной. Стали привычными женские имена и женские лица друг друга. Притупился стыд. Понемногу ослаб надзор, им позволяли все больше времени посвящать истинной цели — но забываться не позволяли. Эндрю принимал это как должное.
Но не Мартин! Самым страшным наказанием для него оказался запрет на возвращение облика. Эндрю отчасти понимал брата, он и сам никак не мог примириться с тем, что стал одной из сестер, а не братьев общины, и должен оставаться сестрой неизвестно сколько. «На то будет воля Всевышнего», — отвечали на все вопросы, если вообще отвечали, а не придумывали новое дурацкое задание. О себе он по-прежнему думал как об Эндрю. И уж точно никакие изменения тела не могли изменить Мартина. Именно тогда Марти стал просто бредить внешним миром, не слушая увещеваний и предупреждений. Он начал читать все подряд, несколько раз он даже разговаривал с чужаками. Эндрю прикрывал проступки брата как мог, с ужасом думая, что вот-вот случится непоправимое. Когда оно все же случилось, Эндрю не удивился. И не обрадовался, когда сестра Абигайль впервые спросила его совета как Познающего — и последовала этому совету. Не дрогнув, сопровождал старших братьев в Стивстон — они сами доставили в город тело несчастного, умершего в лесу от разрыва сердца. И так же, не дрогнув, отстоял с чашей в руках церемонию погребения сестры Мартины, глядя, как заживо вмуровывают в белую глину брата, вернувшего себе прежний облик ценой жизни чужака. Пустой и никчемной, но жизни.
Эндрю словно окаменел.
Община «родственников»
Третий день
Поздний вечер
Таинственный, тщательно упакованный в непромокаемую ткань сверток, упрятанный под половицами, содержал всего-навсего обыкновенные журналы в глянцевой обложке. Из тех, с полуголыми девицами снаружи и еще более голыми внутри.
— Мы нашли их на Сорок четвертом шоссе. Нам стало интересно, что это такое. Мы с Марти исследовали границы вашего мира. Видимо, кто-то выкинул их, посчитав мусором.
Скалли с легким недоумением пролистнула несколько страниц:
— Мы и сами считаем их мусором. Зачем же вы их оставили?
— Их оставил Мартин, а не я. Кое-что в этих журналах было очень красиво, — парень, казалось, был смущен, он ерзал на месте, избегая смотреть на женщину, — но в основном мне не понравилось, это было просто жутко, отвратительно. А Марти просто не мог оторваться от них, даже от бумаги, на которой это все напечатано. Понимаете, Марти был очарован вашим миром. Он покинул общину, чтобы стать одним из вас.
Дэйна смотрела на растерянного, перепуганного молодого человека, сидящего перед ней, и... верила ему.
Фокс провел рукой по влажной мягкой поверхности. Поднес к лицу испачканные чем-то белым пальцы. Принюхался. Лизнул. Та самая белая глина, никакого спектрального анализа не надо.
В свете фонарей, развешанных или расставленных по неглубоким нишам на стенах через примерно равные промежутки, Молдер разглядел среди колонн и арок стоящее особняком образование, похожее на толстенный древесный ствол с двумя округлыми дуплами, одно над другим. И как завороженный двинулся вперед, боясь отвести взгляд, чтобы это чудо никуда не пропало. Верхнее дупло, затянутое молочно-белой перегородкой, светилось приятным, но ярким светом. Фокс подошел вплотную, дотронулся. Молочно-белая пере... черт! Она упруго подалась под рукой. Снова и снова Молдер нажимал своими чуткими пальцами на освещенную изнутри мембрану. Она пружинила, но не прорывалась. «Что это? Гнездо? Соты? Вылупляются они здесь, что ли?»
Из длинной кишки, по которой ушли «родственники», донеслось знакомое звяканье — скрипел жестяной каркас фонаря, трущийся о стекло при каждом шаге. Фокс на мгновение застыл в проеме, затем выхватил первый попавшийся светильник из стенной ниши и, согнувшись, помчался к выходу. При его росте ему приходилось передвигаться почти на четвереньках.
Но и этот путь оказался перекрыт: со стуком распахнулись дощатые створки погреба. Кто-то из первой партии «гробовщиков» решил вернуться. Молдер кинулся обратно. Зал был еще пуст. Фокс сунул на место фонарь и головой вперед нырнул в нижнее открытое дупло глиняного дерева, сооруженного для выведения потомства. Ботинки удирающего чужака втянулись внутрь буквально за долю секунды до того, как из-за поворота показался мрачный субъект в черном пальто. В следующее мгновение из противоположного входа в зал появился второй — тот самый, который спугнул Молдера. Мужчины встретились как раз у дыры, где прятался Фокс. Он мог видеть обе облаченные в черное фигуры — примерно от колена до талии — и два покачивающихся фонаря.
— Брат Уилтон?
— Женщина вернулась.
— Где она?
— С братом Эндрю, в Главном доме.
— А остальные?
— Не остальные, а остальной. Его пока ищут.
Оба чернополых ушли тем коридором, который вел в глубь пещеры. Выход был свободен. Но как раз в этот момент вертевшийся на месте Фокс, блуждая взглядом по белым неровным, словно дышащим, стенкам, обнаружил мирно лежащего покойника. Не было никаких сомнений, что это — тот самый здоровяк из столовой. В следующее мгновение сомнения появились. Да, тот самый здоровяк, обмазанный еще влажной глиной, наполовину вмурованный в белый монолит, обнаженный, вытянувшийся в том спокойном окостенении, которое недостижимо для живых тел. Но волосы его из тонких и курчавых стали гладкими и плотными; расчесанные на прямой пробор, они двумя ровными волнами охватывали голову. И лицо... Фокс наклонился ближе. Лицо мертвеца непостижимым образом изменилось — оно стало нежнее, немного моложе, черты смягчились, морщины разгладились... Фокс нагнулся совсем близко. В этот момент мертвец открыл глаза.
Община «родственников»
Два месяца назад
Язычок керосиновой лампы дрожал и дергался, но Эндрю давно привык читать в постели при таком свете. Наверное, все остальные в доме давно спали.
Опровергая промелькнувшую мысль, заскрипела дверь. Запрет на незащищенные руки врос в него до мозга костей — Эндрю автоматически схватился за перчатки, лежащие на тумбочке у изголовья. Но чья-то ладонь припечатала их к столешнице.
— Не надо, — тихо попросил Марти. — Я пришел попрощаться.
Он бросил на спинку кровати тряпку, которую держал до того в левой руке: