Привычный для русских городов желто-синий УАЗ — канарейка, мигая установленной на крыше мигалкой, подкатился к складам на окраине города, когда то тут была продуктовая база, с которой питали город, а рядом был консервный завод, который после развала СССР развалили и разграбили, а оборудование, которое купили за валюту — растащили. Сейчас тут были голые, пустые корпуса, от них шел ход через дыру в заборе на базу. Саму базу держали чеченцы, чеченская мафия, тут теперь хранили не только продукты, но и китайский шмурдяк. Все привыкли к чеченцам, никто не обращал на них внимания — а если бы даже и заметил кто людей в темных, пустых корпусах — никто ничего не сказал бы. Дагестанцы поддерживали борьбу свободолюбивого чеченского народа против русских поработителей, намереваясь к ней присоединиться.
Боевики прибывали на базу в течение месяца, по одному, по два, с пустыми руками, с чистыми документами. Местная диаспора закупила для них немного оружия — хотя основное оружие для акции должно было быть представлено теми, кто эту акцию заказывал. К сему моменту собралось почти сорок человек, в основном мужчины, но среди них было и несколько женщин. Чеченки, прибалтийки. Даже одна русская — ее звали Анка-пулеметчица, прославилась она еще в Грозном в новогоднюю ночь. Она была не снайпершей, а, как и реальный исторический прототип, пулеметчицей, к тому же нимфоманкой. Днем трясется за пулеметом, выкашивая русскую солдатню, ночью подрабатывает своим телом… а кому и так даст. Амеры ей брезговали… как плевательница… общественная — а молодые боевики, у многих из которых до сих пор не было ни одной женщины — чуть ли не в очередь выстраивались. Сам полковник Басаев, которого на это дело бросили не за особые заслуги — а чтобы кровью смыл позор Грозного, гибель отряда — приехал только три дня назад. Походно-полевой женой у него была Инга, снайперша, она не промышляла проституцией — но потрахаться любила и ложилась с теми, кто был брутален и силен, любила, чтобы ей дали по морде, изнасиловали, здесь она острые ощущения получала в полном объеме. За ней было больше тридцати русских солдат и офицеров.
УАЗу — милицейскому — открыли ворота, в том, что милицейский УАЗ сопровождал колонну КамАЗов, не было ничего странного — русисты ментам платили мало, но давали автомат и право стрелять из него. И власть. Дурак тот, кто не заработает на этом. Вот и зарабатывали… на дорогах сильно грабили, если просто послать колонну и товаром — не факт, что она приедет туда куда нужно, далеко не факт. Вот, местные предприниматели скидывались, заказывали милицейское сопровождение. Правда, обычно формировал колонну, машин в десять, а тут — всего пять КамАЗов. Видимо, груз такой ценный или хозяин такой глупый, не хочет с другими договариваться. Его, впрочем, дело.
Машины остановились в самом дальнем конце базы, там, где был забор и за заборами чернели корпуса цехов. К машинам подходили чеченцы в грязных халатах грузчиков — за постой хозяевам платили тем, что работали бесплатно грузчиками, да и просто — нельзя всем сидеть там, на территории цеха — окружат и убьют, тут хоть какое-то пространство для маневра.
Из каморки вышел человек, среднего роста, бородатый, крепкий, тоже в халате, но чистом, с журналом в руках — кладовщик. Навстречу ему из УАЗа шагнул человек, на котором милицейская форма (так и не смогли подобрать нормально) чуть не трескалась по швам, за ним был еще один, с короткоствольным автоматом.
— Ас салам алейкум, Шамиль — сказал переодетый в чужую форму толстяк
— Ва алейкум ас-Салам, дорогой Петр Павлович — сказал Шамиль, открывая руки для объятья — говорят, ты генералом стал в Москве.
— А ты язык отрежь, кто много говорит.
— Горцем стал, Петр Павлович. Настоящим горцем.
Двое обнялись под настороженными взглядами боевиков. Ни одного из них это объятье ни к чему не обязывало — они в следующую секунду могут начать убивать друг друга. Петр Павлович, когда воевали в Абхазии, был полковником, именно он раздавал фальшивые доллары на пограничном переходе. За Абхазию ему присвоили генерала, но дело было не в этом. За ним стояли люди, которые и контролировали процессы, происходящие в Чечне. Это они решали — когда, сколько и чьей крови должно пролиться, это перед ними Дудаев каждый день отчитывался по спутниковой связи. Если бы Дудаев отказался отчитываться — его бы тут же убили. В войну были вложены такие деньги, что предательство не прощалось.
— Вот машины. Там форма, оружие. И деньги… сколько договорились.
— Доллары?
— Доллары. Настоящие.
— Документы?
Генерал протянул руку за спину и в нее порученец вложил толстый запечатанный пакет.
— Этого пока хватит. Остальное получите в Москве, как прибудете. Из оружия там все, что нужно: автоматы и пулеметы, много гранат и взрывчатки. Мы не знаем, что вам понадобится, поэтому положили с запасом.
— Баркалла
— Хьанал хуьлда. Теперь о задании.
Генерал достал еще один пакет, уже из-за полы своего пиджака. Такое он не мог доверить даже самому верному человеку.
— Прочитай при мне. И верни.
Басаев вскрыл пакет, начал читать, перелистывая прошитые страницы.
— Понял? — сказал генерал, когда Басаев перестал читать — сделай все это, и ты станешь героем чеченского народа. Никто не посмеет обвинить тебя в предательстве.
— Мне нужны гарантии — мрачно сказал Басаев
Генерал уставился на него.
— Какие гарантии? Ты разве не подчиняешься Джохару, разве он не сказал тебе, что нужно сделать?!
— Я уже один раз потерял свой отряд. Если я потеряю еще раз — никто мне этого не простит. Это ты можешь посылать на смерть призывников, и тебе за это ничего не будет. У нас не так, мне объявят кровную месть и убьют.
— И чего же ты хочешь?
— Дай мне документы. Если меня убьют — то эти документы найдут при мне.
Мысленно генерал посмеялся наивности чеченца — то-то те, кто будет обыскивать его труп, найдут документы и побегут с ними на телевидение. Но с другой стороны — если произойдет какая-то накладка, если эти документы попадут в руки его врагов — система сдаст его, не задумываясь. Он знал правила. Твоя победа — наша победа, твое поражение — твои проблемы. Его сдадут не задумываясь, скажут, что он по своей инициативе все это сделал, продался боевикам и помогал им за деньги, сделают из него монстра и свалят на него все — собственное предательство, собственное взяточничество, собственную тупость и глупость. Его в живых уже не будет, опровергнуть никто не сможет. А его семья, его дети навеки останутся детьми предателя.
— Ты просишь невозможного.
— Тогда дай мне своего человека, которого ты привел с собой. Пусть он проведет нас на место и выведет оттуда. Это и будет твоя гарантия.
Генерал быстро прикинул — в этом случае свалить можно будет уже на него, на Илью. Он будет — не последним звеном в цепочке и у него будет шанс выйти сухим из воды.
— Забирай.
— Вот хорошо, дорогой. И машину нам оставь, а то если ментовская машина впереди поедет — всяко лучше будет.
— А я как?
— А тебе дадим сейчас машину. У нас есть.
— Угнанная?
— А какая же… скажешь — по оперативной необходимости, ха-ха…
— Что же вы за люди…
Шамиль, переодевшись, сидел в машине рядом с Ильей. На переднем сидении сидел Адам, переодевшийся в милицейскую форму и с автоматом.
— Клянусь Аллахом, я не понимаю, как вы живете…
— Так и живем! — огрызнулся Илья
— Нет… Вы не живете. Твой собственный амер разменял тебя по полтинникам, даже не задумываясь. Послал тебя на смерть. У тебя есть семья, русский?
— Есть. Жена. Дочка… маленькая.
— А он послал тебя на верную смерть.
— Еще неизвестно.
— Все уже известно…
Адам, с переднего сидения обернулся к ним, наставительно поднял палец.
— Русист хуже собаки! Так и норовит укусить, своих, чужих — не важно.
— А ну, выйди! — резко и зло сказал Шамиль
Адам обиделся — чеченца вообще очень легко обидеть, оскорбить, они с трудом подчиняются и до смерти помнят обиду — вышел, хлопнув дверцей.
— Теперь рассказывай — сказал Шамиль — для чего мы должны будем прибыть в Москву? Кто там будет? Кого мы должны будем убить?
— Много кого…
— А конкретно? Кого конкретно? Мы с тобой в одной лодке, русский, тебя предали сейчас, меня — немногим раньше. Кого?
Илья это и так понимал. Они все… преданные, брошенные умирать непонятно ради чего. Они думают, что на разных сторонах баррикад, а на деле же — на одной.
— Кое-каких больших людей.
— Кого?
— Русских. И американцев. Это большие люди. Богатые.
— Американцы? При чем тут американцы? Должен быть кто-то еще кроме американцев, так? Кто еще должен быть, русский?!
Илья сказал.
— Его надо будет убить?
— Да… Его надо будет убить. В Москве помогут… скажут, где и когда он будет. Вот почему нужны снайперы.
— А остальные?
— Тоже… Надо убить всех. Должен быть террор. Они будут в каком-то одном месте… я не знаю в каком. И их всех надо будет убить.
Шамиль Басаев какое-то время сидел на заднем сидении ментовского УАЗа как оглушенный, не в силах поверить в то, что услышал. Его вера уже рухнула, когда под бомбами погибла родня… слишком дешево продал Чечню Дудаев. А сейчас — он понял, что Дудаев продал лично его самого. И всех кто с ним.
— Сиди здесь.
Он вышел из машины.
— Адам. Собирай всех старших!
— … Вот так!
Басаев осмотрел набившихся в каптерку кладовщика боевиков и закончил.
— После того, как мы все это сделаем — нас убьют. Всех убьют, после такого в живых не оставляют. Дудаев продал всех нас русским. Я не собираюсь идти в Москву как баран на бойню.
— Шамиль, но мы должны подчиняться приказам штаба армии Ичкерии! — сказал Адам — мы же солдаты!
Шамиль Басаев оскалился
— Это мы то солдаты?! Мы смертники, штрафбат! Нас бросают на убой!
— Это ради Ичкерии!
— Ты что, совсем осёл, Адам?! Это не ради Ичкерии, это ради Русни! Русисты хотят нашими руками сделать у себя государственный переворот! Алкаш из больницы не вылезает, второго уберем мы — дальше кто?! А Дудаев сделает все, что русисты скажут, он как был их генералом, так им и остался! После того, как мы сделаем все, что сказал генерал, и что нам приказали сделать русисты — никто не останется в живых! Как ты думаешь, для чего нам приказали сделать такое?
— Какая разница, зачем убивать русистов…
— Большая! Ты знаешь, кто придет вместо этих свиней?! Может он прикажет сбросить на Чечню атомную бомбу?! Или возьмет как в сорок четвертом и выселит весь народ?! Ты этого хочешь?
— Русисты не сделают это…
— Отвечаешь?
Под пристальным взглядом Басаева Адам опустил глаза, пробурчал примирительно
— Тогда надо уходить в Ичкерию. Там погибают наши братья!
— Так тебя туда и пустили! Люди генерала убьют тебя на дороге! Если мы не выполним приказ генерала — нас всех убьют!
— Что же тогда делать, Шамиль?
— Делать… — Шамиль по-волчьи оскалился — а ну-ка, Ваха, приведи ко мне русиста.
Осклабившись, Ваха отправился исполнять приказание
— Что ты будешь делать, Шамиль? — спросил темный, кривоногий, переминающийся на месте Темир.
— Сейчас увидите. А ты, Темир, иди к нашим хозяевам и спроси, нельзя ли где достать оружия. Нужны крупнокалиберные пулеметы… хотя бы два, гранатометы. Мы можем заплатить деньгами… настоящими долларами. И надо собрать всех наших, кто здесь лечится… кто готов воевать во славу Аллаха. Нас мало… надо человек сто.
— Хорошо амир.
Привели русиста — Ваха его конвоировал, тыкая в спину автоматным стволом
— Скажи, русский — обратился к нему Басаев — ты где-то здесь служил? Знаешь какие-нибудь города в окрестностях? Только не здесь… в Ростове, Краснодаре… в этих краях.
— Я каждое лето отдыхал здесь у бабушки. В Буденновске.
— Это хорошо… Сможешь провести нас туда? А пока мы едем — ты расскажешь все что знаешь. О генерале. И о том, что он делает. Понял?
Потом, когда начали исследовать состав бандформирования, напавшего на Буденновск — поразились тому, что собственно людей Басаева было десятка два, даже меньше и были снайперы. Остальные — по десятку, по два десятка — из самых разных банформирований, от самых разных полевых командиров, в том числе враждующих друг с другом. Они никогда не отдали бы людей в объединенный отряд, тем более — под командованием Басаева, который свой абхазский отряд угробил в Грозном. Объяснений этому так и не было дано.